Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2
Шрифт:
— Но, если они тоже не могут поднять руку на себе подобных, какие тайны ты надеешься от них узнать?
Доминик перестал играть прядями моих волос, голос стал серьёзным.
— Способ ослабить власть Арента над тобой. Лишить его возможности провести ритуал. Об остальном можно подумать потом.
— Почему ты так уверен, что им это известно?
— Ты знала, что Толлак был обращён одной из них?
— Одной из них? Его обратила женщина? — обмотав вокруг себя простыню, я села на кровати. — И куда она потом делась?
— Не думаю, что даже Толлак смог бы ответить на этот вопрос. Не то чтобы его это интересовало — особого согласия между ними не было с самого начала. Но когда дороги их разошлись окончательно, он перестал чувствовать её присутствие в нашем
— То есть…
— То есть возможность ослабить или совсем уничтожить связь между обратившим и обращённым существует. И, найдя первых бессмертных, я найду и эту возможность.
— Разве не проще уничтожить самого Арента, а не мою связь с ним?
Притянув к себе, Доминик прижался щекой к моей щеке.
— Ты забываешь, что способ убить Арента я искал столетиями. И узнал его только благодаря тебе.
— Кровь "стоящего меж двух миров"…
— Не только. Ловушка, которую Арент с помощью Винса расставил мне, была до смешного простой, но чертовски действенной. Если б не ты, он достиг бы цели и без крови "стоящего меж двух миров". Достаточно лишь найти подходящего смертного. Конечно, Арент слишком умён, чтобы попасть в свои же сети. Но у нас будет время попрактиковаться после того, как ты окажешься вне пределов его досягаемости.
План был намечен, оставалось воплотить его в жизнь.
[1] Perenniservus (лат.) — вечный раб.
Глава 5
Небольшая площадь с фонтаном, скамейками и цветочными клумбами была ещё довольно людной. Я глянула на циферблат часов, украшавших башню собора Святого Павла, и нетерпеливо передёрнула плечами. Вообще-то я появилась раньше назначенного времени, поэтому винить в вынужденном ожидании было некого. И, к сожалению, Льеж не был городом, способным скрасить тянувшиеся минуты. Я уже успела пройтись по невзрачным улицам — упадок чувствовался везде, даже в центре. А здесь, на площади перед собором, я должна была встретиться с отцом Фредериком — обладателем коллекции редких рукописей, в которых, как уверял отец Энтони, мы найдём ответы на многие вопросы. Я не разделяла этой уверенности, но выбора не было. Без способности переноситься в мой мир я могла только пытаться использовать возможности, предлагаемые миром людей. Кстати, и с этим возникали трудности. Сосредоточиться на изучении книг и свитков в присутствии Доминика было чистейшей утопией, и Доминик покаянно признавался, что рядом со мной тоже не может думать о подобной чепухе. Наконец, после многочисленных откладываний "ещё на одну ночь" мы решили хотя бы частично вернуться к реальности. Где нас терпеливо ждал Винсент…
Доминик не заговаривал о том, чтобы расторгнуть союз с ним, даже упомянул, что Винсент помогал ему во многом. Но я подозревала, что на самом деле он просто не хотел оставлять своего "подопечного" без присмотра. А Винсенту, очевидно, только это и было нужно. В результате мы оказались в ситуации, которой я хотела избежать любой ценой. Винсент не упускал случая лишний раз напомнить о себе и при встрече не торопился отводить от меня взгляд. Доминик, от которого это, конечно, не укрывалось, разрывался между мучительным нежеланием выпускать меня из своего поля зрения и жгучим желанием, чтобы Винсент не попадал в моё. Я, как могла, старалась облегчить эти терзания, вызывавшие у меня чувство жалости и смеха одновременно, а с Винсентом вела себя подчёркнуто дружески. Но постепенно это становилось невыносимым. Тогда я и вспомнила об отце Энтони и упомянутом им друге-коллекционере. Прибегнуть к его помощи казалось идеальным решением. Я могла вести поиски там, куда Доминику и Винсенту не было доступа, а они, больше не отвлекаясь на выяснение отношений, сосредоточились бы на своих — там, куда не было доступа мне. Доминик поначалу не хотел об этом даже слышать. Всё, что предполагало моё отсутствие, было для него совершенно неприемлемым. Но, с другой стороны, это бы свело мои встречи с Винсентом к минимуму, и, видимо, измученный ревностью до предела, Доминик
в конце концов согласился.Отец Энтони мне очень обрадовался, поговорил со своим другом на следующий же день, и тот выразил готовность предоставить свои рукописи в моё распоряжение… Я снова бросила мимолётный взгляд на часы.
— Энтони прав, вас действительно не спутаешь ни с кем.
Рядом стоял невысокий мужчина лет пятидесяти: волосы с сильной проседью, очки в дорогой оправе и проницательные голубые глаза.
— Отец Фредерик?
— Простите, что заставил вас ждать, — он говорил с лёгким французским акцентом. — Энтони упомянул, что вы интересуетесь моими манускриптами. Должен предупредить, они — не для широкой публики. Но для Энтони я сделаю всё, а он, очевидно, готов многое сделать для вас. Поэтому и я готов помочь вам.
Он сделал приглашающий жест в сторону собора.
— Вы храните их здесь? — с удивлением спросила я.
— По-моему, трудно найти более подходящее место. Надеюсь, посещение собора в ночной час не вызовет у вас неприятных ощущений?
Я покачала головой. Отец Фредерик отпер низкую боковую дверь и пропустил меня вперёд.
— Вы уже видели наш собор изнутри? Хотите взглянуть?
Вообще-то, я клятвенно обещала Доминику не задерживаться, но несколько минут, в принципе, ничего не изменят. В этом месяце я уже дважды навещала отца Энтони в "его" соборе, а теперь собиралась на небольшую "экскурсию" в этом… Всё-таки забавно, что став существом, отверженным церковью, я посещала подобные места гораздо чаще, чем когда была человеком.
Внутренняя часть собора была довольно скромной. Слабый свет, проникавший с улицы сквозь высокие витражные окна, освещал массивные каменные колонны, выложенный чёрно-белой плиткой пол, статуи святых у подножия епископской кафедры и большое распятие, парившее под сводчатым потолком. Подойдя к алтарю, я оглянулась на отца Фредерика, и мне показалось, что он за мной наблюдает.
— Зажгу свечи, чтобы вы не споткнулись в темноте, — как будто спохватившись, предложил он.
Я рассматривала витражи, когда отец Фредерик снова подошёл ко мне и протянул свечу.
— Давно вы прибыли в Льеж?
— Сегодня вечером.
— И в каком отеле остановились?
Я отвернулась от витражей.
— Не хочу отнимать у вас слишком много времени, отец. Если ваши рукописи здесь…
— Да, конечно… Я только хотел вам кое-что показать.
За отцом Фредериком я прошла к колонне, на которую опиралась кафедра — что-то вроде небольшого деревянного балкона с ведущей к нему лестницей. Отец Фредерик остановился перед мраморной статуей, изображавшей сидящего на камне ангела. В одной руке ангел держал корону и обломок скипетра, другая была в отчании заломлена за голову, правую ногу обвивала цепь, на щеке застыла слеза. Я не сразу рассмотрела, что крылья ангела скорее напоминали крылья горгульи, а из копны волос выглядывали рожки.
– Скульптура действительно необычна… — начала я, но, поймав на себе неподвижный взгляд отца Фредерика, замолчала.
— Знаете, что поражает в ней больше всего? — тихо спросил он. — Представьте её на постаменте музея или в зале какого-нибудь дворца. Конечно, она бы обращала на себя внимание и там. Но именно здесь, где ей бы, казалось, совсем не место, её необычность становится не просто заметной, а бросающейся в глаза. В этом отношении между вами есть определённое сходство, не так ли?
Подхваченный эхом, мой смех жутковато прозвучал под тёмными сводами собора.
— По-вашему, я похожа на падшего ангела?
— Я не знаю, кто вы…
— Но всё же уверены, что здесь мне не место, как и ему, — я с усмешкой кивнула на статую.
— Я не это хотел сказать. Мне известно о даре Энтони. И, когда он упомянул о том, что вы интересуетесь потусторонним, что хотите встретиться со мной поздним вечером — можете называть это интуицией, предчувствием, чем угодно — но я сразу понял, что он говорит не о человеческом существе. Конечно, вы не останавливались в отеле, и вам не нужна свеча, чтобы не оступиться в темноте. Вы двигаетесь так уверенно, словно сейчас светит солнце…