Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2

Я отстранилась, едва он попытался меня обнять, и, сознавая, как жестоко прозвучат мои слова после подобного признания, проговорила:

— Тогда ты понимаешь, что чувствую я, когда смотрю на Доминика.

Выражение, исказившее лицо Арента, меня испугало, но он на удивление быстро вернул самообладание. Брошенный на меня взгляд обжёг могильным холодом, и в голосе впервые отчётливо прозвучала угроза:

— Ты играешь с огнём.

Я только грустно улыбнулась. Лицо Арента неожиданно смягчилось.

— Ты ещё ребёнок, хотя и жестокий, — он погладил меня по щеке. — Не заставляй меня причинять тебе боль. Видят небеса, я этого не хочу…

…Я открыла глаза, очнувшись от воспоминаний. Вокруг по-прежнему возвышались пыльные белые чехлы… Проскользнув в свою бывшую спальню, я остановилась возле окна. До рассвета оставалось совсем немного. Скоро эта ночь, "подаренная" мне Арентом, подойдёт к концу, и я снова вернусь под его деспотичный контроль. В последнее время он почти не оставлял меня одну, куда бы я ни направлялась, в каком бы мире ни находилась. По телу вдруг пробежала судорога, взгляд затуманился. Кровь… Я слишком торопилась поскорее убраться от Арента и не утолила жажду перед уходом. Обхватив себя руками, я поборола приступ. Вообще-то кровь я получала даже проще, чем другие мне подобные. Смертные отдавали её сами, совершенно добровольно — в обмен на небольшое денежное вознаграждение. До сих пор на моём счету не было ни одной жизни — к немалому недоумению Арента. И, каким бы странным это ни казалось, причина была именно в Аренте, а не в жалости к смертным, которой я не испытывала, даже когда была одной из них.

Я помнила ночь своей первой охоты, переполненный ночной клуб, тихий шёпот Арента "Они все твои — выбирай!"… Помнила, как смерила его насмешливым взглядом и заявила, что не собираюсь пачкать лицо и руки, разрывая горло жертвы зубами, как средневековый варвар. В ответ Арент в том же тоне пообещал, что научит меня "разрывать горло жертвы", не пачкая ни рук ни лица. Но я была непреклонна. Чтобы настоять на своём, я наотрез отказалась с ним охотиться и вместо этого начала совершать набеги на банки крови. То, что там хранилось, было отвратительным на вкус. Это была даже не кровь, а её составные части, размещённые по пластиковым пакетикам, заглушавшие жажду, но не доставлявшие никакого удовольствия. Арент удивлялся, что я могу поддерживать бессмертное существование за счёт этой "консервированной" крови, я же с усмешкой отвечала, что, как истинное дитя этого века, выросла на полуфабрикатах, поэтому и консервированная кровь подходит мне как нельзя лучше. Однако, явно стремясь мне угодить, Арент очень скоро создал донорские центры в Чикаго и Сиднее. Излишки крови поставлялись в местные больницы, но истинным "клиентом" центров была я. Имея таким образом доступ к свежей или слегка охлаждённой крови, когда бы ни пожелала, я нарочито пила её из хрустальных бокалов. Арент, наблюдая за этим, лишь терпеливо улыбался. Той же улыбкой он отвечал и на прочие мои выходки и капризы. При этом было очевидно: он готов мне подыгрывать, но — до определённого момента. И в последнее время такие моменты наступали всё чаще.

Постепенно взгляд Арента становился всё мрачнее. Даже когда он не пытался ко мне притронуться, я всем телом чувствовала его желание это сделать. И всё усугублялось тем, что он практически не оставлял меня одну. Даже мои занятия превратились в пытку — для Арента, казалось, не было большего удовольствия, чем наблюдать, как я читаю. Я же, чувствуя на себе его взгляд, не могла сосредоточиться, прочитывая одно предложение по нескольку раз и не понимая, на каком оно языке. Однажды, не выдержав, я со злостью захлопнула книгу.

— Тебе это не надоело? Неужели не можешь заняться ничем другим?

— Разумеется, могу. Как насчёт тебя?

Я резко поднялась с кресла, книга с колен полетела на пол, но я на неё даже не глянула и, подойдя к камину, яростно поворошила кочергой горящие поленья. Это была одна из тех длинных зимних ночей с приветливо потрескивающим огнём в камине и неповторимым ощущением тепла и уюта, ещё более приятными по сравнению с холодом снежной пустоты снаружи. Ночь, полная неизъяснимого очарования — рядом с тем, с кем хочешь её провести. Я с тоской посмотрела на перстень Доминика, красовавшийся на безымянном пальце. В отблесках пламени изумруд переливался тёмно-зелёным огнём. К моему удивлению, Арент ни разу не заговорил о том, чтобы я избавилась от этого украшения, словно его совсем не волновало, кому оно принадлежало раньше. От Арента я тоже получила в подарок немало колец, одно изящнее другого, и, чтобы не провоцировать его без особой необходимости, довольно часто надевала их. С перстня Доминика я скользнула глазами по широкому золотому кольцу со сложным узором, закрывавшему почти всю нижнюю фалангу пальца на другой руке. Потом обвела тоскливым взглядом множество свечей, горевших на полу и подоконниках. Я любила свечи и старательно расставила их, где только можно, в надежде, что тёплый мерцающий свет сделает пребывание в этом доме наедине с Арентом хотя бы сколько-нибудь выносимым… Арент продолжал наблюдать за мной. Сунув кочергу на место, я повернулась к нему.

— Честное слово, Арент… Это доводит меня до безумия.

— В самом деле? А что, по-твоему, делаешь со мной ты?

— Хочешь сказать, это твоя месть?

— Ты действительно считаешь, я думаю о мести, когда смотрю на тебя?

Мгновенно оказавшись рядом, Арент наклонился ко мне так, что его губы почти касались моих. Я с трудом поборола импульс тут же отодвинуться. Арент едва заметно улыбнулся.

— Пока я ещё могу это сделать.

— Что именно?

— Остановиться. Но моя сдержанность не безгранична, и её предела я почти достиг.

— И что будет, когда ты достигнешь его совсем?

— Тебе решать.

Как бы мне хотелось сослаться сейчас на усталость, необходимость отдохнуть, головную боль, на что угодно! Но, перестав быть человеком, я перестала испытывать потребность в отдыхе, а физическое недомогание стало просто обозначением состояния, которое я уже не помнила. Тенью мелькнув мимо Арента, я подхватила с пола книгу.

— Если не возражаешь, я оставлю тебя. Мне нужно дочитать главу.

— Возражаю, — ядовито усмехнулся он. — Но разве тебя это интересует?

— Не больше и не меньше, чем тебя интересуют мои желания.

Глаза Арента пронзали словно иглы, в улыбке сквозила снисходительность.

— Ты вызываешь меня на поединок, исход которого предрешён. И ты знаешь, в чью пользу.

— Один из нас себя явно переоценивает. И, не обладая способностью заглядывать в будущее, я бы не стала заблаговременно делать ставки.

Несколько мгновений Арент смотрел на меня взглядом, под которым я начала чувствовать себя обнажённой, потом хрипло проговорил:

— Тебе в самом деле лучше оставить меня. Ад и небеса свидетели, я не хочу того, что готов сейчас сделать, чтобы ты стала моей. Так с собой бороться мне ещё не приходилось.

Но куда мне было бежать?.. Как бы я хотела затеряться среди туманных холмов потустороннего мира, раствориться в его призрачном полумраке… Доминик ошибался, говоря, что этот мир мне понравится — на самом деле он меня завораживал. Горы, с вершин которых можно наблюдать за перемещением комет, озёра, гладкие как стекло, бескрайние поля, усыпанные цветами фантастичеких оттенков, окутанные туманом леса, и небо, вобравшее в себя краски заката и рассвета, дня и ночи одновременно. Всё это изменялось на глазах и оставалось неизменным, волшебная иллюзия с единственным изъяном — несмотря на всю свою многоликость, этот мир не мог скрыть меня от Арента…

[1] Франц Кафка.

* * *

Было и ещё кое-что, не дававшее мне покоя: сколько бы я ни бродила по призрачным долинам, в какие бы отдалённые уголки не переносилась, я ни разу не встретила ни одного обитателя этого мира. Мир мёртвых казался миром вымершим. Однажды я спросила об этом Арента, но он был немногословен:

— Здесь не бывает случайностей. Ты не встретишь других существ, если не знаешь, где их искать.

— И где их искать? Ты знаешь?

— Этот мир устроен сложнее, чем может показаться на первый взгляд, — уклончиво ответил Арент. — Он состоит из бесконечного множества реальностей. Некоторые из них, например та, где мы находимся сейчас, — своего рода преддверия. Они не принадлежат никому и открыты для всех, кто может преступить границу миров…

— Ты имеешь в виду бессмертных? Почему тогда я ни разу не видела ни одного?

— Разве я не говорил, что случайности в нашем мире невозможны? Он настолько необозрим, что только связанные кровью могут найти здесь друг друга.

— А призраки, духи, демоны?

— Существование каждого обитателя этого мира подчинено оределённой реальности. Она — его царство и склеп одновременно. Мало кому дано покидать своё измерение, переноситься в другие или тем более в мир людей. Мы — одно из этих исключений.