Ванька 3

На стенах операционно-перевязочной — опять же белые шкафчики с медикаментами и инструментарием. Ниже их — откидные столики. На одном — стерилизатор, а под ним спиртовка. На других — баночки-скляночки с чем-то закреплены. Ну, чтобы они при движении на пол не упали.

Имеется в операционной-перевязочной и рукомойник. Смеситель никелем блестит, локтем кран открывать-закрывать можно. Дополняют интерьер семь табуреток. Зачем их тут столько?

Спросил. Ответили — положено. Ну, если положено, то — ладно…

Побывал в вагоне для тяжело раненых. Там тоже всё по уму сделано. Вместо кроватей — носилки на подставках. Никуда раненого перекладывать не требуется. Занесли его в вагон на носилках и сразу их на подставочки водрузили.

У одной стенки через весь вагон выстроились такие места для временно выбывших из строя воинов, и у другой. Над ними — второй ярус. Тоже носилки на подставках.

Легко раненых в нашем военно-санитарном поезде в вагонах третьего и четвертого класса транспортируют. Я в третьем классе на театр военных действий двигаюсь. Тут двух ярусные деревянные нары перпендикулярно ходу движения. На каждом месте — хороший такой, толстенький матрас и подушка. Пока в вагоне никого кроме меня нет, я для комфорта два матраса под себя на полку подложил. Еду — как та самая принцесса.

В четвертом классе легко раненым гораздо теснее. Там ещё и по ходу движения, как дома в плацкарте, места для раненых приготовлены. Почти только бочком по проходу можно и передвигаться.

Матрасы тут по непонятной причине чуть тоньше. Почему так? Откуда такая дискриминация? Наверное, опять — так положено.

Как в купе у персонала поезда и у его старшего врача, врать не буду, не знаю. Оттуда меня шуганули. Что мол тут бродишь, вынюхиваешь? Не шпион ли японский? Еле отговорился, дураком пришлось прикинуться. Дескать — вагоны перепутал, не в свой зашёл.

Откуда не прогнали, это из вагона-кухни. Там женщины с пониманием оказались. Приютили, накормили, обогрели…

В данный момент у них тоже почти сплошной отдых. Много ли еды для персонала поезда требуется? Так, сущий пустячок. Вот когда не одну сотню раненых им загрузят — тогда с раннего утра до поздней ночи у плиты и котлов стоять приходится…

Я даже несколько ночей у поварёшек и оставался. Где спать — нашлось. А, что, парнишечка я молодой, видный…

Да, ещё и холостой-неженатый…

Глава 16

Глава 16 Через Байкал

Ехали, ехали и приехали…

Надо сказать, что здесь я всё время куда-то еду, с места на место перемещаюсь. Долго нигде не задерживаюсь. Дома я столько не путешествовал.

Так, куда приехали-то? На Байкал. Станция так называется. Недалеко от неё и само озеро.

Славное море, священный Байкал,

Славный корабль, омулевая бочка,

Эй, баргузин, пошевеливай вал,— —

Молодцу плыть недалечко.

Как только название станции услышал, сразу эти слова песни в голове зазвучали. Дома её часто по радио исполняли. Песня старинная, музыка — народная.

Долго я тяжкие цепи влачил,

Долго бродил я в горах Акатуя,

Старый товарищ бежать пособил,

Ожил я, волю почуя.

Песня каторжанская, народом любимая. Застольная. Вот слова её у меня в памяти и отложились.

Каторжан царское правительство угнетало, советская власть им свободу дала. Так что, песня эта где-то сверху одобрена и ей была открыта широкая дорога. В «Концерте по заявкам» её часто заказывали.

Сейчас Байкал подо льдом. По нему на другой берег озера и будем мы перебираться. Кругобайкальскую железную дорогу ещё не сдали в эксплуатацию. Наш поезд, как и другие последует через гужевую ледовую переправу.

Тут меня некоторое сомнение взяло в безопасности такого мероприятия. А, как провалимся? Паровоз-то — не пушинка, да и вагоны немало весят.

Бабы-поварешки меня успокоили. Они уже не раз так через озеро переправлялись. Сказали, что паровоз наш от вагонов отцепят и его лошадки к противоположному берегу утащат. Каждый из вагонов тоже сам по себе таким же образом двинется.

Мы как? Внутри вагонов?

— По-разному, Ваня, бывает. Когда лёд толстый и крепкий — внутри. Когда и отдельно. На извозчиках. Их тут не одна тысяча промышляет. Перевозят пассажиров, воинские команды, грузы… Да, а вот солдатиков чаще пешим ходом гонят. В прошлом году так было, теперь — тоже… Хотя, мы как-то раз пешком шли.

Пешим ходом… Что-то я этим солдатикам не позавидовал.

Холодина же… Вот сегодня — минус тридцать. Ветер ещё, этот самый баргузин.

Песня про славное море в голове у меня всё звучала и звучала. Вот ведь, привязалась…

Славное море, священный Байкал,

Славный мой парус — кафтан дыроватый.

Эй, баргузин, пошевеливай вал,— —

Слышатся грома раскаты…

— Нас как, не пешком сегодня переходить заставят?

Докторов-то и фельдшеров — точно в санях перевезут, а на нас — чёрную косточку, могут там мест и не выделить.

— Нас — сегодня на санях повезут, про тебя — не знаю. Ты в штат к нам не зачислен. Наверное — тебе пешком, — с самым серьезным видом ответила мне Мария, одна из поварих.

Хренушки. Пешком не пойду. Я сейчас человек казенный, на военной службе нахожусь. Пусть со всеми везут.

Оказалось, Мария шутила. Мне тоже на санях место предоставят.

Всем нам перед поездкой по льду озера выдали тулупы и валенки. Дали их на время, на другом берегу должны мы их обратно сдать. Кстати, хорошо они это придумали. В своей шинельке я бы в ледышку превратился. Сорок четыре версты нам ехать, не мало.

Дело было уже к вечеру. На каждом из верстовых столбов, что на льду были установлены, фонари зажгли.

Ну, двинулись…

Через шесть верстовых столбов барак показался. Прямо на льду он был установлен. В сильный мороз в них можно и погреться. Так Мария мне объяснила.

До того, как барак в поле зрения появился, звук колокола я услышал. Думал — показалось. Откуда тут колокола?

Как к бараку подъехали, тут сам колокол я и увидел. Рядом с бараком он был повешен. Били в него, чтобы санный обоз с дороги не сбился.

Мимо барака мы проехали, не остановились.

Потом на нашем пути и второй барак был, и третий…