Ванька-ротный

Нам оставалось повернуть вправо, через гребень, где стояли наши пушки. За пушками густой ельник, там находится Рязанцев с остальными ребятами. Считай, теперь мы дома.

Я остановил разведчиков и подал команду «ложись». А сам про себя подумал – действительно надо передохнуть. Сейчас, как только придем, командир полка опять куда-нибудь сунет. Третьи сутки на исходе, а мы все на ногах.

Какая бы мысль не пришла командиру полка с похмелья в голову, меня тут же найдут и пошлют в первый батальон помогать держать оборону. На кой черт мне вся эта братия? У стрелков есть комбаты, замполиты, командиры рот, а организацией обороны должен заниматься вечно я.

Кто я? Зам. у командира полка или посыльный на побегушках? Был бы я замом – сбегал, на боковую и спи. А я всё время на передовой и все дыры свои командир полка хочет заткнуть разведчиками.

Командир полка сам в батальон не пойдет. Начальник штаба в немецком блиндаже сгорел, зам по политчасти на передовую носа не кажет. Комбаты, как ребятишки, ни на что не способные, прикидываются бестолковыми, мол, опыта войны не имеем. Вот он и дергает меня.

– Ложись! Отдыхай! – пояснил я свою команду.

Немцев тоже положили. Ребята привалились на них. Я лег на спину и закрыл глаза. На опушке тихо, ясный день на небе, даже пригревает. Лежу на спине с закрытыми глазами, а сам думаю:

– Рязанцев со своими ребятами находится в густом ельнике. Сейчас придем туда, нужно будет старшину срочно вызвать, пусть жрачку несет, ребята голодные.

Может, я заснул, может, в полусне на секунду забылся. Открываю глаза. Смотрю, надо мной чистое небо, ни серых холодных облаков, ни хмурого горизонта. Выпавший накануне снег повсюду растаял. Солнце лезет в глаза.

И меня вдруг что-то от земли вверх подбросило. Вскакиваю на ноги – прямо передо мной длинный танковый ствол торчит. Поворачиваю голову – черны с белым кантом кресты на боках. Как он мог подойти? Никто рокот мотора не слышал. Вот, оказывается, почему все время из кустов постреливали. Били из пулеметов прицельным огнем, чтобы к ним вплотную подойти не могли. Они не давали себя обнаружить.

– Танки! – подал я ребятам команду. Одним вздохом, одним порывом ветра, налетевшего на опавшую листву, разведчики повернулись и были уже на коленях. Все смотрели на танки. Их было два. Два тяжелых Фердинанда. Один стоял впереди, другой несколько левей и сзади.

Если мы не уйдем с опушки леса в сторону шоссе, то мы попадем под огонь нашей артиллерии. По опушке могут ударить реактивные установки. А они, известно, бьют по площади.

По танкам могут промазать, а нас разнесут в клочки. Оставалось одно. Бежать под стволами у танков и преодолеть триста метров открытого пространства. Первыми пустим ребят, которые поволокут пленных немцев.

Из танков пока нас не видят, у них внимание сосредоточено вперед. Те, кто первыми пойдет, у них есть шанс проскочить невредимыми.

– Вы двое, берите немца за руки и бегите в сторону шоссе! – говорю я и делаю знак другим оставаться на месте. Пленные видят, что это немецкие танки, но в то же время понимают, что на них надеты русские маскхалаты. Первого немца рывком поднимают и ставят на ноги. Я даю команду – пошли! И они бросаются вперед поперек стоящих танков. Немец цепляется ногами! Первая пара, пробежав сто метров, падает на землю. Танковый пулемет поворачивает ствол в их сторону, пускает длинную очередь и всё трое, вздрогнув, оседают к земле. Средний пытается приподняться, новая очередь успокаивает его. Наши двое, что лежат по бокам, замерли и не двигаются. Выжидают? Убиты? Ранены? – мелькали в голове мысли. Вот тебе и легкая добыча! Одного языка уже нет. Теперь нужно пускать другого. Башенные люки танков закрыты. Но я вижу, как смотровой перископ начинает поворачиваться в нашу сторону.

– Внимание! Всем приготовиться! Сенченко, ты страхуешь немца сзади! Бежать под самыми стволами танков. Не вздумайте ложиться или драпать по диагонали к стволам. Все видели, что из этого вышло? Если немец упадет, задние тут же хватают его за ноги.

– Внимание всем, – подаю команду.

– Вперед!

Триста метров мы пробежали за один удар хлыста. Немцы из танков пустили очередь, когда мы промелькнули у них под носом, у самых гусениц. А в спину нам не прозвучало ни одного выстрела.

Я прыжком скатился в канаву и обернулся назад. Белых халатов на поле не было видно. Где немец? – промелькнуло в голове. В такой ситуации ребята могли схватить кого-нибудь из своих за руки и приволочь сюда. Все дышали прерывисто, хватая воздух открытыми ртами.

– Где немец? – спрашиваю я. Все молчат.

– Где немец? – заорал я.

– Вот он, товарищ гвардии капитан – похлопав немца по плечу, показал Сенченков.

На душе у меня сразу стало легче. Собираюсь с силами, сжимаюсь в комок – вспоминаю последний момент перед рывком через открытое поле.

А может, лучше бы в глубь леса уйти? Переждать там? Что-то наши из пушек и реактивными не стреляют. Думаешь, как лучше, а выходит все наоборот. Пустил двух ребят с языком, потерял людей зря.

– Сенченков! А где первые двое с немцем, что на поле легли?

– Они здесь, в овраге. Немца убитого приволокли.

– А ребята ранены?

– Нет! Они без царапины.

– Отправь пленного в штаб полка. Всем остальным идти в густой ельник!

Отдышавшись в канаве, мы поднимаемся. Обходим стороной открытое поле и, пригибаясь за гребень, выходим на огневые противотанковых пушек. Со мной остались трое. Остальные ушли к ящикам, в лес.

– Почему не ведете по танкам огонь? – кричу я, забегая, пригнувшись, на огневые позиции.

– Где ваши офицеры?

– У нас бронебойных нет. Командир батареи побежал в штаб, чтобы снарядов подвезли.

– Ничего себе, прохвосты! Немцы на танках идут, а он по другую сторону шоссе прячется! А это какие снаряды?

– Это все осколочные.

– Наводи по стволу! Заряжай по гусенице осколочным!

– Гусеницу не возьмет!

– Наводи! Я приказываю!

Наводчик и заряжающий припали на колено и умоляюще смотрели на меня. Как будто я их хотел схватить за шиворот, приподнять над бруствером и показать немцам. Смотрите, мол, вот они! Дайте им свинца порцию!

Я выхватил из кобуры пистолет, рыкнул на них, но они не подались к затвору ни на сантиметр. Я взглянул на разведчиков, стоявших рядом и державших на изготовке автоматы, и увидел, что они улыбались.

Действительно, на эту трясущуюся у пушек прислугу было жалко смотреть. Я сплюнул на станину пушки, сделал два выстрела по стальному щиту и покачал головой. Пули ударились и завизжали рикошетом.

Я подумал: несколько выстрелов из шести противотанковых пушек и гусеницы у переднего могли сползти. Этих несчастных трусов нужно бы расстрелять на месте.