Ванька-ротный

– Ты Манька, дверь на крючок не заложила? Я тебе что говорила?

– Они наверно правда с фронта. Наши сюда не пойдут.

– Вы где, окаянные? Что молчком сидите?

– А что нам прикажете делать? В мыле голыми на улицу из бани (уходить) бежать? Скажут, видали контуженных!

19.

– (Сейчас) Вот щас сполоснемся и выйдем в предбанник. А то хотите за ручку познакомимся?

– Ещё чего? Давай окатывайся и выходи!

– Это наверно старая и костлявая кричит – поясняю я громко вслух старшему лейтенанту – Боится, что мы можем взглянуть на её безобразия.

Мы быстро намылились, сполоснулись, налили в шайки воды, сели на лавку и стали болтать в воде ногами.

– Ну вы скоро там?

– Может спинку потереть?

– Я тебе щас потру шайкой по физиономии.

Потом чей-то спокойный, звонкий, девичий голос сказал:

– Мальчики, поскорей. Мы замерзли.

– Уходим!

Мы вышли в предбанник, притворим за собой плотно дверь, чтобы не нарваться на крики и женские вопли. Если они завизжат и поднимут хай (визг), прибежит охрана (персонал) и нам не поздоровится. Скажут из хулиганства в баню заперлись. Шутить с толпой голых женщин (и девок) нельзя. С толпой лучше не связываться. Налетят – шайками забросают. Получишь пробой головы банной шайкой, для гвардейца это будет позор.

– Одевайся лейтенант. Пойдем снаружи постоим (где посидим). Посмотрим на девок в одеже. Через некоторое время санитарки и медсестры стали выходить наружу. На них были надеты шинели, перепоясанные выше крутых бедер ремнями. Они стояли, не отходя от бани попискивали и посмеивались. Из предбанника вышла их старшая и они стали строиться.

– Равняйсь! Смирно! – услышали мы знакомый басовитый голос. На ней были погоны старшины. Остальные под мышками держали свои банные свертки. Мы зашли в предбанник, разделись, поддали на камни воды и попарились. Помылись не спеша, одели чистое, раскраснелись и пошли искать свою палату. На крыльце избы нам встретились две медсестры (санитарки). Одна из них улыбаясь спросила:

– Вы новенькие? Из бани идете?

20.

– Нет, это не мы.

Девчонки сделали серьезные лица, оглядели нас с ног до головы, прошли мимо, а потом обернувшись захихикали и побежали куда-то. Не успели мы зайти в нашу палату, дежурная сестра были уже в курсе дела. Она знала всё или почти всё. Она знала, что нас с поезда сняли, что мы оба гвардейцы и прибыли с фронта. Что ст. лейтенант командир стрелковой роты, а я гвардии капитан и разведчик.

– Что настоящий?

– А тебе ещё какой? – услышал я вполголоса разговор между двумя сестрами (проходя мимо).

– А как же они с нашими девчатами в баню попали?

– Манька виновата. Забыла дверь на крюк заложить (запереть). Мы были так сказать у всех на виду. В палату входили новые лица из женского пола и все уставляли на нас глаза. Когда я зашел к врачу в кабинет на первичный осмотр, медсестра сидевшая тут же за столом нагнулась к врачихе и что-то шепнула:

– Вот этот! Врач женщина лет тридцати повернулась, посмотрела на меня и улыбнулась

– Раздевайтесь, гвардии капитан и вот сюда на стульчик садитесь. Не успели на место прибыть, уже отметились? Сегодня на (десяти) пятиминутке главврач всех предупредил. Представляете себе, старшина мне докладывает, два офицера забрались к голым медсестрам в баню. И как же вы попали туда голубчики?

– Без умысла, конечно. Нас послали, мы и пошли.

– Прямо анекдот! Раздевайся, чего стоишь? Теперь мы тебя разглядывать будем.

– Кальсоны снимать?

– Разрешаю остаться в кальсонах. Рассказывай, где болит?

21.

В госпитале я пробыл недолго. Меня вызывали к врачу ещё раза два. И через неделю я получил документы, что я здоров. Жалоб у меня особых не было. И валяться на койке в госпитале, как другие, я не хотел. Получив документы, я вышел на большак и стал ждать попутной машины. Я хотел вернуться в свою дивизию, (но попасть при случае в другой полк).Машины в сторону Смоленска долго не было. По большаку проходили иногда отдельные солдаты и офицеры.

– Вы не на Смоленск ждете попутную? – спросил меня, проходящий мимо, пожилой солдат.

– На Смоленск! А что?

– На Смоленск машины не ходят. Мост разбомбило. Нужно идти далеко в обход. Машины будут ходить, когда наведут переправу. Видно судьбе было угодно (изменить) повернуть меня в другую сторону. Откуда-то со стороны проселочной дороги на большак выползла грузовая машина. Я стоял на дороге долго и сильно простыл, стоял переступая и постукивая нога об ногу. Шофер заметил меня и тут же притормозил. Открыв дверцу машины, он обратился ко мне.

– Капитан прыгай ко мне в кузов, за пару часов до Москвы довезу. Здесь теперь транспорта не дождешься. Он как будто читал мои мысли. Хотя в душе у меня были сомнения. Я хотел вернуться из госпиталя в часть. Я на секунду задумался, правильно ли я делаю. Но тут же махнул рукой и направился к кузову. В два прыжка я нагнал машину, подтянулся на руках, перекинул ногу через задний борт. Теперь было всё решено. В кузове, покрытым брезентом, было тепло. Я пробрался ближе к кабине, лег на что-то мягкое и тут же заснул. Как провел я время в Москве с военной точки зрения значения не имело (но несколько дней проведенных с…для меня были праздничным днем «О если б то было навечно»). «Если б навеки то было!» Я пробыл в Москве вместе с дорогой туда и обратно ровно семь дней. (Как по Христовым стопам). Поездом обратно я доехал с билетом в плацкартном вагоне до Смоленска. В Москве по отметке военного коменданта по приезде я получил на неделю продуктов и сменил продатестат. Свой из госпиталя я сдал и на продпункте получил новый, московский.

22.

Из Смоленска…я пошел пешком. От вокзала повернул в сторону Павловской горки и зашагал по зимнему большаку куда-то в сторону Духовщины. В предписании из госпиталя было сказано, что я должен явиться в запасной полк 3-го Белорусского фронта. Машин попутных не было. Всю дорогу, двенадцать километров, пришлось идти (пилить) пешком. Разыскав деревню где стоит офицерский резерв, я сдал свои документы и меня направили в избу. Там размещались прибывшие из госпиталей младшие офицеры.

В избе сидели лейтенанты, старшие лейтенанты и один капитан. Всего было человек десять (не больше). Пополнение из госпиталей шло совсем небольшое (не жирное). В день прибывало по два по три офицера. И это на целый фронт. Офицеры меня встретили хорошо. Разведчиков среди них не было, и они смотрели на меня с любопытством, когда узнали, что я из полковой разведки. Чем мы занимались? Бегали в столовую, получали свой скудный и жидкий паёк. В столовой нам выдавали по черпаку жидкого хлебова (баланды), по куску черного хлеба и по кружке полусладкого чая. Из столовой мы возвращались в избу, забирались на нары и играли в карты. Игра шла переменно, то с шумом и гамом, то с унылым безразличием и дремотой. Играли на деньги для азарта и интереса. Прошло несколько дней, в резерве появились новые лица и несколько бывших здесь уехало на фронт. На следующий день прибыли ещё трое, а я по-прежнему оставался в избе. Ребята стали подшучивать надо мной, – тебя капитан назначили комендантом нашего общежития. Через день все ребята разъехались по своим полкам. Из новеньких появился один. Ещё один ст. лейтенант сидел в резерве. Он прибыл раньше меня.