Ванька-ротный

Глава 36. Выход к шоссе

Ноябрь 1943 года

Первый снег. 11 ноября перешли шоссе.

Перешагнув через чистую немецкую траншею, я прошел шагов пять вперед, огляделся кругом и сел на старый, высохший пень на открытом месте.

Кругом тишина, даже листва не колышется, ни отдаленного гула, ни всплеска мины, ни одного винтовочного выстрела. Как будто всё замерло и чего-то напряженно ждет.

— Федь! А, Федь! — говорю я Рязанцеву.

— Пошли двух ребят в полк, надо доложить, что мы немецкой траншеи достигли. И пусть спросят, нам здесь оставаться или дальше идти.

А остальным ребятам скажи, чтобы спустились в траншею. Чего они у тебя все поверх земли торчат? Немцы могут в любую минуту вернуться. Наши тоже иногда от страха бегут. Бросят траншею, |ротному шею намылят|, а потом лезут по кустам брошенную траншею у немцев отбивать. У немцев это чаще случается. Не думали мы в сорок первом, что немцы будут так драпать от нас.

Я сижу на высохшем пне, смотрю себе под ноги и думаю:

— Мне одному недолго спрыгнуть в траншею, если вдруг появятся немцы.

Проходит час, другой. По-прежнему кругом всё тихо и почти недвижимо. То война, кругом вой и грохот стоит, пули и мины летят. То вот, как сейчас — полное затишье. От такой тишины глаза слипаются, мозг перестает работать.

Через некоторое время появляются связные.

— Чего там? — спрашиваю я.

— Нам велено дождаться подхода стрелковой роты. За стрелками тянут провод. Сюда дадут телефонную связь.

— Вам товарищ гвардии капитан, велели со штабом связаться.

Немецкая траншея отрыта в чистом поле. Извилины ее идут параллельно обрубу кустов и леса. Передний бруствер замаскирован свежим дерном под цвет окружающей травы.

Между траншеей и лесом находится низинный участок поля, полоса земли шириной пятьдесят-семьдесят метров. Если смотреть на траншею со стороны нашего переднего края, где сейчас наша пехота сидит, то будет казаться, что траншея проходит по самому обрубу леса.

Это зрительно и ввело в заблуждение наших минометчиков и артиллеристов. Когда они занялись пристрелкой траншеи, то все снаряды и мины легли по краю кустов. А до кустов больше полсотни метров. На войне и в этом деле есть свои хитрые приемы.

Примерно еще через час к траншее подошла стрелковая рота. Это наш первый батальон. В нем всего полсотни солдат. Следом за ротой, |через некоторое время,| появились связисты.

Разговор по телефону короткий. Я получаю приказ выдвинуться вперед, перерезать шоссе, закрепиться на нем, выслать связного и ждать подхода нашей пехоты.

Боевая обстановка ясна! Кто находится правей, кто левей — неизвестно. Где находятся немцы, в полку тоже не знают.

|Обстановка на войне быстро меняется.| Мы должны двигаться вперед, как бы с завязанными глазами, тыкаться на ощупь, авось повезет.

Нам известно одно, что некоторое время назад где-то здесь, на этом участке, 158 Московская дивизия Безуглого с двумя танковыми ротами армейского резерва прорвала фронт и ушла к немцам в тыл. Сейчас она действует где-то впереди по тылам противника. На участке прорыва немцы сбежали. Где теперь находятся немцы, никто точно не знает. 158-я с боями продвигалась вперед и понесла значительные потери. Нас предупредили, что люди 158-й могут выходить из окружения.

На флангах у нас постреливают немцы, а где они точно сидят — никто об этом не знает. При движении вперед мы можем запросто влипнуть в засаду.

Наш полк получил приказ прикрыть весь участок прорыва. Командир полка сделал просто, возложил выполнение этого приказа на меня. Иди и прикрой! Вот и весь разговор при отдаче боевого приказа.

Мне приказано находиться во взводе разведки, выдвинуться вперед и перерезать шоссе. Где-то здесь находится участок прорыва. Но какой он ширины, нам этого не дано разведать. Возможно, мы уже вошли в него.

Солдаты-стрелки уже занимают траншею. Сгорбились, насторожились. Но когда они узнали, что разведчики уходят вперед, лица у них просветлели, пехотинцы разогнули спины, таращили на нас глаза.

У солдат-стрелков с души, как бы тяжелый камень свалился. Еще бы! За спиной разведчиков можно сидеть!

Я подаю команду. Федя поднимает разведчиков. Мы пересекаем низину и уходим в кусты. Маршрут движения можно выбрать и другой. В кусты не идти, а свернуть круто влево и выйти на полевую дорогу, которая огибая угол леса, идет в нужном нам направлении.

Где мы пойдем, это сейчас не важно. По кустам мы будем идти скрытно, а на дороге нас будет видно издалека. Везде можно нарваться на немцев.

Перестрелка может быть короткой, кому как повезет. У меня сейчас одно желание — пройти тихо и незаметно, не вступая ни в какие стычки. С немцами мы можем встретиться везде, в любую минуту, неожиданно попасть под огонь или обойти их тихо стороной.

Хорошо идти, когда ты всё знаешь и видишь. А тут на душе кошки скребут, когда вот так вслепую пялишь глаза, а тебя стерегут.

Кругом тишина и полная неизвестность. Тишина хуже грома и рева, она действует на нервы. Впереди только голые кусты, и опавшая листва шуршит под ногами.

Если немцы, при встрече, будут, как и мы, находиться на поверхности земли, то они нам не страшны. У нас автоматы и по паре гранат. В ближнем бою, метров с десяти, у нас огневое преимущество. А вот, если мы нарвемся на немецкие окопы и пулеметные гнезда, то мы понесем значительные потери. Убитые и раненые свяжут нас по рукам.

Смотрю на Рязанцева. Федя лениво шагает рядом. Раздвигает руками кусты, смотрит угрюмо, немцы его не интересуют совсем.

— Вот выдержка! — думаю я, и замечаю в его лице явное неудовольствие.

Я тоже иду и не приседаю. По внешности моей не видно, что каждую минуту, секунду, каждый новый шаг, на вдох и выдох я встречную пулю жду.

Мой Федя видимо недоволен, что я пошел не по дороге, а по кустам. Я чувствую это и говорю:

— Можно принять левее! Выходи на дорогу!

Мы проходим по кустам еще метров сто, и они внезапно обрываются. Впереди открытое поле и проселочная дорога вдоль опушки леса.

Рязанцев не останавливаясь, а нужно бы оглядеться, вываливает на дорогу и топает вперед.