Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Интересно, что крадущийся в облаках самолет находился точно в противоположной стороне от той позиции, куда их пытались вывести с помощью радиолокатора. Тем не менее самолет был настоящим – хищная тонкая машина, выкрашенная в черную и темно-синюю краски. Если бы он не мелькнул на фоне относительно светлого облака, они бы точно никогда его не заметили, в этом оператор наведения был совершенно прав.
Теперь Геннадий буквально на цыпочках продвигался к брюху вражеского самолета, и, судя по всему, не без успеха. Разведчик продолжал идти прежним курсом, иногда чуть кренясь в стороны, будучи явно не в курсе происходящего. До него оставалось всего метров двести, когда чужак вдруг резко дернулся в сторону, показав длинный ряд стеклянных переплетов. Цоколаев, мозг которого проассоциировал это с пулеметом стрелка, вздергиваемым
Обалдевший от неожиданной встречи с истребителями стрелок, видимо, промахнулся по ведущему, как затем и по ведомому [170] . Тот, в свою очередь, обстрелял противника из пулеметов, логично решив, что в данной ситуации боеприпасы беречь незачем, а подавить на нервы стоит.
– Это «файерфлай»! Осторожно, ребята, это «файерфлай»!
Свечой набирая высоту, Цоколаев тревожно следил за эволюциями вражеской машины. Резко дав газ, ее пилот попытался уйти в висящее прямо над его головой облако, но как раз в этот момент на него сделала заход первая пара. У британца просто не было выбора, и он поступил почти так же, как и Цоколаев двадцатью секундами до того, то есть крутанулся и ушел вниз.
170
Несмотря на оригинальность конструкции «файрфлая» (Fairey Firelfly, «Светлячок»), бывшего единственным двухместным палубным истребителем Второй мировой войны, оборонительной стрелковой точки на нем на самом деле не было.
«Файерфлай» (точнее, «файрфлай» – для тех, для кого эта разница имеет значение) являлся опасным соперником, и предупреждение Геннадия было с благодарностью воспринято остальными. Другие пилоты опознали в разведчике британский палубный истребитель с опозданием. Скоростной и хорошо вооруженный [171] , он отличался прочностью и надежностью конструкции и, судя по всему, был страшным противником в бою тяжелых машин, особенно на значительных высотах. К сожалению, облачность заставила лишенного радара разведчика спуститься значительно ниже, а на пяти тысячах футов шансов против четырех легких истребителей у «файрфлая» практически не было.
171
«Файрфлай» имел четыре 20-миллиметровые пушки в крыльях, чего не имел ни один другой палубный истребитель. Кроме того, он мог нести значительную бомбовую нагрузку и реактивные снаряды под крыльями.
Как и многие балтийцы, Голубев, Степаненко и Цоколаев повоевали в свое время на «харрикейнах», были способны свободно оперировать футами в секунду и галлонами на милю и знали характеристики многих союзных морских самолетов наизусть. Тем не менее теория есть теория, а практика есть практика.
Англичанин крутился как уж на сковородке, тыкая в ходящие вокруг него кругами «яки» короткими прицельными очередями и то и дело заставляя их шарахаться в стороны. Поведение англичанина не могло не вызывать уважение: не каждый мог бы плевать в лицо смерти настолько уверенно. Хорошо еще, что среди его теперешних оппонентов не было никого с Северного флота, из воевавших с англичанами плечом к плечу. Хотя таких истребителей, как Геннадий только сейчас сообразил, в авиагруппе вообще не было, одни лишь разведчики.
С каждым виражом «файрфлай» был вынужден терять несколько десятков метров высоты, и в плотном кольце крутящихся вокруг него «яков» он быстро снизился до полутысячи метров. Когда проскакивали разреженный облачный слой на полутора тысячах, англичанин сделал попытку таранить ближайшего противника, но и это ему тоже не удалось. Вывалившись из облаков, воющие моторами самолеты оказались практически над палубами советских кораблей.
– Кончаем его, мужики! – Голос Алексея в наушниках выдавал нешуточное волнение. – Он ведь понимает, что не выпустим, подумает чуть-чуть – и шарахнется о палубу! Я бы так и сделал, ё-мое!
– Ох,
черт!..До остальных явно дошло, что значит оказаться без посадочной площадки посреди холодного океана.
– Так, удваиваем темп, работаем парами. Витя, следи за нами, не подпускай эту сволочь к «Чапаеву»!
Двухместный истребитель, прижатый уже к самой поверхности воды, метался влево и вправо, избегая атак и сам переходя в контратаки. «Яки» пытались накрыть его классическими «ножницами», сходясь и расходясь на максимальных скоростях, но близость волн и умение отчаянно маневрирующего англичанина давали им лишь по четверти секунды на прицеливание, и то с немалой дистанции.
Идеальным вариантом было бы зайти «файрфлаю» точно в хвост, сбросить газ и держаться за ним, повторяя все его эволюции и стреляя, пока он не рухнет. Но проблема была в том, что попытка атаки в продольной плоскости была самоубийством: для этого надо было сначала покончить со стрелком, а он, хотя и не стреляя, как заговоренный крутил головой, помогая пилоту, и помирать однозначно не хотел. Вторая проблема была в том, что на сверхмалой высоте и при такой плохой видимости любой маневр был смертельно опасен. А о том, что именно случится, когда кончиком крыла зацепишь при маневре воду, можно было даже не гадать.
Алелюхинская четверка изо всех сил пыталась задавить живучий истребитель, вовсю поливая его (или «перча» – по американской терминологии) огнем своих УБСов и держась при этом как можно дальше. Но, видимо, мелкие повреждения на англичанине все же накопились, а может быть, летчик просто устал и не мог уже маневрировать в предложенном русскими темпе или даже был ранен. Во всяком случае, он допустил фатальную ошибку, проигнорировав очередной заход замыкающей русской пары, и дал Голубеву лишние полсекунды на прицеливание: оставшись вне сектора обстрела оборонительной точки, его истребитель успел сбросить газ, сманеврировать в горизонтальной плоскости и, разворачиваемый силой инерции, провести вдоль борта «файрфлая» одной длинной пушечной очередью.
«Як» быстро потерял скорость, но небольшого запаса высоты в сочетании с полным газом мотора хватило, чтобы выровнять машину над гребнями волн. Начав набирать высоту, он как раз успел увидеть всплеск вошедшего в воду английского истребителя – тот не взорвался.
Заход на посадку проходил в условиях, близких к тепличным: никто не истекал горючим из пробитых баков, не орал от боли, двадцать машин не ходили кругами, отчаянно удерживая высоту на последних каплях горючего. На палубе вымотанная дракой четверка вместо ожидавшихся каждым насмешек услышала только поздравления, попав в объятия палубной команды, а затем скатившихся с мостика летчиков.
Подошедший с опозданием Покрышев от всей души обнял всех четверых, заставивших его поволноваться. Несмотря на соотношение четверо на одного, бой был сложный, красивый и рискованный. Будь чуть светлее, со стороны он смотрелся бы потрясающе – как для знатоков, так и для техников, которым не часто приходилось такое видеть.
– Не-е, ребята, вы молотки у меня! – Покрышев с искренней радостью постукал пропитанных потом пилотов по шлемофонам. – Такую тварь задавить, молодцы-ы-ы! Откуда же он взялся, по-вашему, а?
Кто-то из молодых и образованных попытался в свое время заметить полковнику, что заканчивать вопросительные предложения на «а» не есть признак высокой культуры. Не меняя ласкового тона, тот повторил свое обращение к умнику, но закончил его на этот раз: «А, козел?» С тех пор противопоставлять себя манере речи командира смелых не находилось.
– Я примерно знаю откуда, – ответил на почти так же сформулированный вопрос командира «Советского Союза» адмирал Левченко. – У британцев на театре три флотских авианосца. И у американцев один. Это по меньшей мере. Дождались погоды и нащупали. Наш маршрут установить большого ума теперь не надо. И отбиваться теперь почти нечем, кроме «Чапаева». На «Кронштадте» зенитная артиллерия выбита процентов на девяносто. У нас – немногим лучше. Чуть не четверть автоматов вышла из строя еще после первой драки, когда мы получили торпеду. Кажется, год назад это было уже. А крику-то было: «Сорок шесть Ка, сорок шесть Ка!..» А через полторы минуты ствол перегревается, еще через одну минуту заклинивает автоматику – и привет. У одного боевая пружина лопнула – это вредительство или что?