Вариант единорога
Шрифт:
— Я тебе ничего за него не дам, сынок. Я переехал сюда, чтобы убраться подальше от всех этих железок, и люди считают меня чудаком. Не думаю, чтобы ты продал его кому-нибудь живому в этом мире.
Крейн кивнул.
— Я так и думал.
— Не бери в голову, давай маленько отдохнем. У меня есть холодный синтосидр.— Старик повернулся.
— Спасибо, но мне пора. Кроме того, я пью только настоящие напитки.
Старик покачал головой.
— На земле нет настоящего сидра с тех пор, как я был пацаном,— сказал он,— Уже двести лет, как не осталось ни одной яблони!
Но его собеседник
— Ладно,— сказал он, паря над землей.— Ладно, очкарики с прозаическими мозгами. Ваша взяла! Свалили мой мост? Лишили небо голубизны? Стерли красный налет с роз и яблок? Хотите пролить свет на каждый темный закоулок Вселенной, да? Шаг назад, детки! Я хочу вам подкинуть кое-что, над чем стоит задуматься!
И он поднял мост, осторожно, как кошка поднимает котенка.
— «Алтарь и арфа, слившиеся страстно...»
Он выровнял торчащие кабели и убрал пятна ржавчины. Он нарастил новый металл там, где зияли дыры.
— «Порог пугающий пророческих обетов...»
Он перекинул сверкающий лук через реку как раз в том месте, откуда серые люди обрушили его утром.
— «Молитва парии и крик любовной боли...»
А на самой середине моста он воздвиг опаловую арку, где каждый цвет запрещенной ныне радуги причудливо дрожал и переливался.
— Придите, поверившие,— загремел его голос, словно призрак всех исчезнувших туманных горнов.— Подходите, леди и джентльмены!
Он взгромоздился на арку и осмотрелся. Он проник по ту сторону пространства и связал узлы всех измерений. Он скрутил ткань континуума, соединив отдаленное с ближайшим.
— Полкредита! — выкрикивал он.— Всего полкредита за самый чарующий вид в мире! Не толпитесь, пожалуйста! Просто подходите сюда!
Небо потемнело от слетавшихся людей, которых гнало желание узнать, объяснить. Они поправляли свои защитные очки и парили над радужным куполом. Один человек особенно пристально присматривался к нему. Крейн узнал убийцу мостов.
— Вы поставили его обратно? — спросил человек.— Это вы ответственны за световые явления?
— Вы же мне его отдали, не так ли? — ответил он.— Теперь я возвращаю его вам — исправленным и улучшенным.
— Что это такое?
Человек показал на переливчатый портал.
— Шагните туда и посмотрите сами.
Тот так и сделал.
Наступила долгая, звенящая тишина.
Машина пробилась сквозь толпу парящих людей.
— Что это за штука такая? — крикнул водитель в униформе.
— Войдите туда и посмотрите сами.
Машина ткнулась носом под арку и исчезла.
Трое из парящей толпы, толкаясь, торопливо влетели в радужный морок.
Ни один не появился вновь.
— «О дивные дети,— декламировал Крейн,— играйте в ваши палочки и ракушки, выбеленные временем и морем...»
Он медленно опускался вниз, словно призрак всех погибших чаек.
— «...Но есть черта, которую вы никогда не должны переступать, не доверяя даже гибкости ваших легких тел...»
С минуту он парил среди них, улыбаясь, затем шагнул сквозь корону света. Они не услышали его последних слов, пробулькавших уже на той стороне:
— «Ибо дно морское коварно...»
Белая ворона
Джексон выдержал пристальный взгляд генерала.
— Я не буду ни перед кем стоять по стойке смирно, а вы можете убираться к черту!
Генерал вскинул брови.
— Что это с вами происходит?
— Хочу скинуть эту цыплячью форму.
— Я сказал вам на прошлой неделе, что подписал бы вам перевод.
— Это не то, что я имею в виду.
— А что тогда?
— Я — не полковник Джексон, а вы не генерал Пэйн. Это место существует только в моем сознании, а я больше не хочу быть сознательным.
Генерал вздохнул.
— Ладно, Джексон, это ваше право. Что будет на этот раз? ВМФ?
— Я хочу совсем порвать с армией, хочу стать гражданским человеком, хочу где-нибудь наслаждаться жизнью.
— Где конкретно?
Доктор Джексон сорвал с себя резиновые перчатки и зашвырнул их в угол. Мисс Майор, чью изумительную фигуру не мог скрыть даже крахмальный халат, подошла к нему сзади и обвила его своими волшебными руками, прижавшись щекой к шее.
— Ты уже знаменит, Джек. Сорок пять операций на мозге за месяц — тончайших и сложнейших — и все успешны! Это же настоящий рекорд!
— Хорошо! Достаточно!
— Что случилось, Джеки? Я что-то не так сделала?
— Нет!
— Тогда почему же ты так кричишь? О, мне следовало бы понять — ты устал, измотан до предела. После такой операции, как последняя, любой бы...
— Я не устал!
— Но ты должен был устать!
— Как я могу устать, ничего не сделав?
— Я тебя не понимаю...
— Ну и черт с тобой!
— Я не люблю, Джеки, когда ты употребляешь плохие слова.
— Тогда отойди в тот угол комнаты и превратись в стол,— указал он,— с букетом хризантем на нем.
— Что ты имеешь в виду?
Она обошла вокруг него и посмотрела прямо в глаза. И тут же вновь стала самой красивой, самой желанной женщиной на свете.
— Да что же с тобой происходит, наконец? — спросила она.
Он прикусил губу.
— С букетом хризантем,— повторил он.
— Ты уверен? — вздохнула она.
Он кивнул.
Ракета упала в радужную пустыню, словно цветок с красным стеблем, который решил врасти обратно в семя. Вскоре красное свечение угасло, и на равнине Джексона остался лежать стальной стручок. Профессор Джексон шагнул на поверхность Мира Джексона и понюхал голубоватый, по-ноябрьски холодный воздух. Он изучил показания прибора, который держал в руках, и сказал в микрофон, прижатый к горлу.
— Все в порядке. Можете выходить.
Три его товарища, загорелые, несмотря на долгое путешествие, высокие, худощавые, улыбающиеся, выбрались из люка и огляделись, проявляя осмотрительность и компетентность.
— А ты был прав, ей-богу, док! Здесь возможна жизнь!
— Конечно, возможна. Джексон никогда не ошибается.
Джексон рассеянно кивнул и занялся ориентировкой по фотокарте.
— Руины в том направлении,— указал он.
Они гуськом двинулись вслед за ним.
Его раздражала какая-то неясная тревога, поселившаяся у основания черепа.