Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Приведенный материал не позволяет согласиться с мнением М.А.Ал­патова, полагавшего, касаясь известия Синопсиса о славянском проис­хождении варягов, что в этом случае его автор, увлеченный идеей един­ства народов России и Украины, стремился исключить «чужеземный эле­мент» из их прошлого56. Но таковыми варяги эпохи призвания никогда не мыслились, как и не мыслились они скандинавами. Представлением о славянской природе варягов, прибывших к ним с южного берега Бал­тийского моря, всегда и жило восточнославянское общество, особо под­черкнув этот факт в ходе борьбы за воссоединение Малороссии с Рос­сией, за воссоединение некогда единого народа, одна часть которого была поставлена перед реальной угрозой потери своего этнического лица, язы­ка, веры. И этот факт не только дополнительно призывал к незамедли­тельному восстановлению утраченного единства, но и, вместе с тем, обо­сновывал историческое (законное) право на это перед кем бы то ни было.

Традиция, видящая в варягах славянских насельников Южной Балти­ки, отразилась в отечественных источниках первой половины XVIII в. По свидетельству М.П.Погодина, у него на руках имелись списки описания русских монет, поднесенных Петру I, где в пояснении к указанию запад­ноевропейского хрониста Гельмольда (XII в.) о проживании славян в юж­нобалтийской Вагрии добавлено - «меж Мекленбурской и Голштинской земли... И из выше означенной Вагрии, из Старого града князь Рюрик прибыл в Новград...»57. Старый град - это Старгард, в 1157 г. переиме­нованный (скалькированный) в немецкий Ольденбург (Oldenburg) в Гол-штинии, в древних землях вагров, что на западном берегу Балтийского моря. Информацию о Вагрии совсем необязательно связывать только с Гельмольдом. Своими корнями она уходит в русскую историю. Так, в древнейшем списке «Хождения на Флорентийский собор» (2-я четверть XVI в.) уточняется, что когда митрополит Исидор и его свита плыли в мае 1438 г. из Риги в Любек морем, то «кони митрополичи гнали берегом от Риги к Любку на Рускую землю»58. Первоначальная редакция «Хожде­ния», как уже указывалось, была написана в конце 30-х гг. XV в. Любек расположен на р. Траве, разделявшей в прошлом владения вагров и обод­ритов, и эту территорию русские в середине XV и в первой половине XVI в. именуют «Руской землей». Иоакимовская летопись, созданная в 1740-х гг., представляет варяга Рюрика славянином, сыном средней доче­ри Гостомысла Умилы и правнуком Буривоя. Еще И.И.Срезневский за­метил, что имя Гостомысл встречается у балтийских славян. А.Г.Кузьмин совершенно оправдано заострял внимание на том факте, что «сами име­на Гостомысла и Буривоя*(его отца) известны только у западных славян»59.

Свидетельства вышеприведенных памятников о южнобалтийской ро­дине варягов обычно объявляются в науке принадлежностью поздней ис­ториографической традиции, якобы легендарной по своей сути, поэтому о них весьма снисходительно отзываются в разговоре об этносе варягов. Но, рассуждая так, исследователи при этом не видят главного: «Сказание о князьях владимирских», «Хронограф» С.Кубасова, «Повесть о проис­хождении славян и начале Российского государства», Бело-Церковский универсал, Синопсис, описание монет, поднесенных Петру I, Иоакимов­ская летопись, несмотря на то, что часть из них действительно несет в себе легендарные мотивы, характерные вообще для памятников средне­вековья, являются, во-первых, продолжением той традиции, чьи истоки лежат в нашей древнейшей летописи - в ПВЛ. Во-вторых, что они нахо­дят себе полное подтверждение в весьма значимых западноевропейских памятниках. И первым среди них следует назвать труд вышеупомянуто­го Сигизмунда Герберштейна, посла Священной Римской империи гер­манской нации, посещавшего Россию в 1517 и 1526 годах.

Этот любознательный немец, проявляя исключительный интерес к варягам, был категоричен в своем выводе, что их родиной могла быть только южнобалтийская Вагрия (по его словам, «область вандалов со зна­менитым городом Вагрия», граничившая с Любеком), заселенная славя­нами, которые, как он акцентирует внимание, «были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностран­цам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком»60. Н.В.Савельев-Ростиславич и В.Б.Вилинбахов считают, что вывод посла отразил сохра­нившееся в народной памяти представление о славянском происхожде­нии варягов (последний вместе с тем подчеркивал, что Герберштейн опирался на какие-то якобы известные ему летописные источники)61.

Действительно, Герберштейн, родившись в Крайне - славянской облас­ти Австрии и с детства зная язык местных славян, мог узнать в России многое из того, что никогда бы не услышали в частной беседе с русскими или не прочитали бы в недошедших до нас памятниках другие запад­ноевропейцы.

Такое предположение весьма правдоподобно, хотя Герберштейн кон­статировал, что в России «про варягов никто не мог сообщить мне ниче­го определенного, помимо их имени». Вместе с тем ему была известна «августианская» легенда, которую он охарактеризовал как «бахвальство русских»62. Но при этом бахвальством посол назвал лишь действительно фантастическую генеалогию, выводившую трех братьев-варягов «от рим­лян». А вот само указание легенды на южнобалтийское побережье как на родину варягов могло послужить для него отправной точкой в ра­зысканиях, ответ на которые он нашел в Западной Европе. Герберштейн, выполняя дипломатические поручения, посетил многие европейские го­сударства, в том числе Саксонию, Бранденбург, Мекленбург63, включав­шие в себя земли полабских и балтийских славян, и где он мог познако­миться с преданиями, проливающими свет на таинственных варягов. Но всего вероятней, что информацию о варягах дипломат получил в Дании, в которой побывал с важной миссией императора Максимилиана I бук­вально перед своей первой поездкой в Россию: в январе-апреле 1516 г. (в Москву он отправился несколько месяцев спустя - в декабре того же года). Проезжая по территории Дании, значительную часть своего пути Герберштейн как раз проделал по Вагрии (от Любека до Гейлигенгаве-на)64, с 1460 г. входившей в состав датского королевства. Как следует из его рассказа, он беседовал с потомками вагров, которых впоследствии сблизил с русскими, отметив общность их языка и обычаев. От них же Герберштейн, несомненно, почерпнул сведения о прошлом Вагрии, ко­торые затем соотнес с известиями русских источников, что и позволило ему поставить знак равенства между варягами и южнобалтийскими ваг-рами, а не варягами и скандинавами.

Знаменитый Г.В.Лейбниц, философ, математик, физик, языковед, проявил свои незаурядные способности, как известно, и на поприще ис­тории. С 1676 г. и до своей кончины, последовавшей в 1716 г., он нахо­дился на службе герцога (с 1692 г.
– курфюрста) Брауншвейг-Люне-бургского и Ганноверского в качестве придворного советника и библио­текаря. С 1685 г. на него были возложены обязанности придворного историографа, задача которого заключалась в написании истории браун-швейгской династии, в связи с чем он вел большую работу по сбору ма­териала и для чего в 1687-1690 гг. совершил поездку по Южной Герма­нии, Австрии и Италии. В апреле 1710 г. Лейбниц в письме к берлин­скому библиотекарю и ученому М.В. ла Крозу, изучавшему историю восточной церкви, русскую историю и филологию, сообщил свое мнение относительно страны, откуда прибыли варяги. Как он полагал, «это Ваг­рия, область, в которой находится город Любек, и которая прежде вся была населена славянами, ваграми, оботритами и проч.». Отмечая, что «Вагрия всегда была страною с обширною торговлею, даже еще до осно­вания Любека», ученый заключил: «Поэтому название этой страны у сла­вян легко могло сделаться названием всего моря, и русские, не умевшие, вероятно, хорошо произнести звук гр, сделали из Вагрии варяг»63.

Лейбница к выводу о Вагрии как родине варягов привели, как мини­мум, две причины. Во-первых, занятия историей герцогства Брауншвейг-Люнебургского и Ганноверского, включавшего в себя земли, на которые некогда распространялась власть сильнейшего на Южной Балтике сла­вянского племени ободритов,(бодричей)-реригов. Главным же городом ободритов был Рарог, расположенный у Висмарского залива, и который датчане именовали Рерик (Rerik)66. Это название, которое Лейбниц увя­зал с именем Рюрик, и могло направить его мысль в соответствующем направлении, в правильности которой ученого еще больше укрепил Гер­берштейн. Во-вторых, он, начиная с 1690-х гг., проявлял все более воз­растающий интерес к России и ее истории. По крайней мере, с 1697 г. в центре его внимания находится проблема корней русской правящей ди­настии. Так, прося графа Пальмери познакомить его с Ф.Я.Лефортом, официально числившимся главой «великого посольства», он свою прось­бу аргументировал тем, что «хотел бы узнать различные подробности как насчет родословного происхождения царя, о чем у меня есть рукописная таблица...». В связи с чем В.И.Меркулов высказал предположение, что занятия Лейбница русской историей могли вывести его на оригинальный западноевропейский материал, например, древние родословные67.

Важно подчеркнуть, что, зная исландские саги и историю скандинав­ских народов, Лейбниц, как и в свое время Герберштейн, отождествил варягов не со шведами, а прежде всего со славянами и в качестве их мес­тожительства также назвал южнобалтийское побережье. Вместе с тем он не мог не отдать дань уже набиравшему тогда в Западной Европе силу норманизму. «Итак, - сообщал он в том же письме ла Крозу - Рюрик, по моему мнению, был датского происхождения, но пришел из Вагрии или из окрестных областей»68. Его, как видно из этих слов, не твердое убеж­дение, а всего лишь предположение, что Рюрик был датчанином, объяс­няется, во-первых, тем, что, по его словам, Вагрию несколько раз поко­ряли датчане. Во-вторых, к этому мнению его могли подвести авторы XVII в., выводившие Рюрика «из Дании», что и было ошибочно истолко­вано ученым в этническом смысле (так, кстати, понимали это «свиде­тельство» и маститые исследователи XIX в.69, видя в том еще один довод в пользу норманства варягов). В-зретьих, к выводу о датском происхож­дении родоначальника русской династии Лейбница могла подтолкнуть и информация Титмара Мерзебурского о нахождении датчан в Киеве

А этого автора он хорошо знал: в 1707 г. труд Титмара был издан им в первом томе собрания исторических источников «Scriptores rerum Bruns-viecensium». Весьма многозначителен тот факт, что Вагрию Герберштейн и Лейбниц рассматривают в неразрывной связи с Любеком. И это не только потому, что они хотели тем самым пояснить своим современни­кам местонахождение древней Вагрии. Любек ряд средневековых источ­ников помещает именно «в Руссии». Так, утверждают, например, запад­ноевропейские документы XI и конца XIV (1373 и 1385) века70. Выше говорилось, что Любек полагает в «Руской земле» и русский автор «Хож­дения на Флорентийский собор» в 30-х гг. XV столетия.

В «Зерцале историческом государей Российских», написанном на ла­тинском языке проживавшим с 1722 г. в России датчанином А.Селлием (ум. 1746), Рюрик с братьями также выводится из Вагрии («...три кня­жие, Рурик, Трувор и Синав все братья родные из Вагрии в Русскую вы­шли землю званны...»)71. Селлий, надо сказать, являлся сотрудником Г.З. Байера, с именем которого принято связывать само начало норманиз­ма. Именно по совету последнего он занялся русской историей. Но во взгляде на этнос варягов Селлий был абсолютно независим от своего наставника. Этот факт, несомненно, объясняется тем, что в своем выводе датчанин вполне мог опираться, как и когда-то Герберштейн, на преда­ния, бытовавшие в Дании, в том числе и среди дальних потомков вагров. Как «человек значительной эрудиции, занимавшийся в нескольких не­мецких университетах»72, Селлий, конечно, не мог не придать значения услышанному. То, что такого рода предания имели место быть и долгое время звучали на Южной Балтике, зафиксировал в 1840 г. француз К. Мармье. Посетив Мекленбург, расположенный на землях славян-бод-ричей и граничащий на западе с Вагрией, он записал легенду, что у ко­роля ободритов-реригов Годлава были три сына - Рюрик Миролюбивый, Сивар Победоносный и Трувор Верный, которые, идя на восток, освобо­дили народ Руссии «от долгой тирании», свергнув «власть угнетателей», и сели княжить соответственно в Новгороде, Пскове и на Белоозере. По смерти братьев Рюрик присоединил их владения к своему и стал осно­вателем династии русских князей, царствующей до 1598 года73. В пауке, важно отметить, подчеркивается независимость «мекленбургских ге­неалогий от генеалогии Рюриковичей на Руси»74.

С.Н.Азбелев видит в свидетельстве Мармье «отзвук» сведений, вос­ходящих к Герберштейну, который иногда воспринимается, по его харак­теристике, «в полунаучной публицистике» как самостоятельный истори­ческий источник75. Но, во-первых, посол лишь пересказывает «августиан-скую» легенду, и у него, естественно, отсутствует информация о короле ободритов-реригов Годлаве, сыновьями которого выступают наши ва­ряжские князья. К тому же Герберштейн подчеркнул, что братья «по при­бытии поделили между собой державу, добровольно врученную им русскими», и датирует их приход на Русь, согласно летописям, 862 г.76 Ле­генда же, записанная Мармье, говорит, что братьям пришлось выдержать борьбу с угнетателями русских, против которой те «больше не осмели­вались восстать», и лишь только затем они, собираясь «вернуться к свое­му старому отцу», по просьбе благодарного народа заняли место их преж­них королей, и относит все эти события к VIII веку. Подробности такого рода указывают именно на самобытный характер мекленбургской ле­генды. Во-вторых, предания, с которыми соприкоснулись в ХІ-ХІХ вв. многие западноевропейцы, - это голоса самой истории, которые слыша­ли они от самих южнобалтийских славян или их ближайших потомков. Совершено справедливы слова А.Г.Кузьмина, что Герберштейн отразил «вполне еще живую традицию»77. Действительно, дипломат говорит об остатках славян, «живущих кое-где на севере Германии за Эльбой», при­стально всматривается в жизнь славянского населения Вагрии, приводит чье-то мнение, «что, как полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии»78.