Варяго-Русский вопрос в историографии

Но все в нашей истории преображается до неузнаваемости, когда за ее «реконструкцию» берутся норманисты, например, особо чтимые и цитируемые отечественными филологами и археологами датчане В.Томсен и А.Стендер-Петерсен. И эти ученые, как потомки норманнов стремясь «объективно» воссоздать историю Киевской Руси и следуя, по их заверениям, «принципам современной науки» и «скандинавской филологии» (Томсен), «строгой филологии» вообще и «известным этимологическим фактам, которые пора бы считать незыблемыми» (Стендер-Петерсен), пошли дальше Шлецера и придумали - и это профессиональные лингвисты!
– «скандинавско-русское наречие» или «особый смешанный варяго-русский язык», якобы контаминировавший элементы древнескандинавского и древнерусского, и якобы существовавший, как его именовал Стендер-Петерсен, в «скандинавско-славянском» государстве, т. е. на Руси, где, по его же убеждению, весь высший слой - князья, дружинники, управленческий аппарат, а также купцы - были исключительно скандинавами.

К чему же сводился весь «объективизм» Томсена и Стендер-Петерсена, предельно ясно из слов Томсена, произнесенных на первых страницах исследования «Начало Русского государства» (1877) и не оставляющих никаких сомнений в том, каков будет его конечный «научный» вывод. Вначале он, процитировав рассказ о призвании варягов под 862 г., заключает: для того, кто читает этот рассказ «без предвзятого мнения и ухищренных толкований, не может быть сомнения в том, что имя варяги употреблено в смысле общего обозначения обитателей Скандинавии и что русь есть имя одного отдельного скандинавского племени, пришедшего под предводительством Рюрика и его братьев из-за моря и положившего основание государству, столица которого некоторое время находилась в Новгороде; это государство и есть зерно, из которого выросла современная нам Российская империя». А затем через несколько страниц провозглашает задачу своего сочинения: «Я надеюсь, что буду в состоянии разобрать вопрос без пристрастия и национальных предубеждений и доказать ко всеобщему умиротворению, что племенем, которое основало в IX в. русское государство, и к которому первоначально применялось имя руси, были действительно норманны или скандинавы, родом из Швеции». И эту задачу он решает без всякого, разумеется, труда и, как это подчеркнул в 1931 г. норманист В.А.Мошнн, «своим огромным авторитетом канонизировал норманскую теорию в Западной Европе»[20].

В отношении же той «строгой филологии» и незыблемых «этимологических фактов», с помощью которых, по точной характеристике Г.Эверса, «словоохотливые изыскатели» до сих пор создают видимость принадлежности норманизма к науке, в 1880 г. Д.И. Иловайский заметил, что «филологическая сторона» рассуждений норманистов - это «гадания и натяжки», хотя норманская школа «и считает себя наиболее сильной с этой стороны. Мы же по-прежнему утверждаем, что филология, которая расходится с историей, никуда не годится и пока отнюдь не имеет научного значения»[21]. Справедливость как этих слов, так и того, что элита Древней Руси - князья, бояре, дружинники и влиятельные в ту пору «заморские» купцы - не была связана со скандинавским миром, хорошо видны из языческого пантеона князя Владимира Святославича 980 г., который свидетельствует, на чем акцентировал внимание, начиная с 1970 г., историк А.Г.Кузьмин, «о разных культурных традициях и разноэтничности Руси эпохи складывания государственности».

И свидетельствует потому, что в нем присутствуют боги разных народов - славян, иранцев, угро-финнов (Перун, Хоре, Даждьбог, Стрибог, Симаргл, Мокош). А данный факт означает, что каждая этническая группа, входившая в состав древнерусского общества, могла молиться своим богам. Но вместе с тем в пантеоне нет, подчеркивали и А.Г.Кузьмин, и Е.Б.Кудрякова, и Б.А.Рыбаков, ни одного скандинавского бога. И не было тогда, обращал внимание Кузьмин, когда скандинавы, как уверяют норманисты, «в социальных верхах численно преобладали». Хотя, напоминал он азбучную истину, «обычно главные боги - это боги победителей, преобладающего в политическом или культурном отношении племени». В 1980 г. Кудрякова указывала на также хорошо известный факт, «что языческий пантеон учитывал многоэтнический состав Руси и дружины князя, но германских божеств в нем не было». Дополнительно Рыбаков в 1987 г. констатировал, что «ни одно из имен славянских божеств (как вошедших в пантеон, так и не вошедших в него) не находит аналогии ни в скандинавской, ни в германской мифологии: Водан-Один, Тор-Донар, Фрейя и Фрейр и др. неизвестны славянской мифологии и фольклору»[22].

Отсутствие скандинавских богов в официальном пантеоне русского государства, установленном его весьма разнородной в этническом плане, но давно уже славяноязычной верхушкой - политической и торговой, прямо говорит об отсутствии в ее составе скандинавов. Но археологи-норманисты В.Я. Петрухин, Д.А.Мачинский, Л.С.Клейн пытаются перечеркнуть совершенно очевидный вывод, вытекающий из состава пантеона Владимира, и утверждают, что якобы скандинавы переняли славянское язычество (по Мачинскому, в начале X в. религия Перуна-Велеса была усвоена «скандинавами поколения Рюрика-Олега...», такое усвоение скандинавами совершенно чуждой и враждебной им религии Петрухии объясняет тем, что «именно от местных богов зависела удача», а также «прагматической» ориентацией норманнов «на славянские обычаи и язык, необходимые в отношениях как с данниками-славянами, так и с Византией и Халифатом», что скандинавы клялись при заключении договоров с греками «именами славянских богов Перуна и Волоса: ведь они пришли из славянских земель», Клейн как бы добавляет, что, «по скандинавским нормам, боги сильны только на своих землях» и что в представлениях норманнов «славянский громовержец Перун мог легко подменить скандинавского громовержца Тора»)[23].

Петрухин, Мачинский и Клейн, видимо, не в курсе, что, как еще в позапрошлом столетии отметил С.А.Гедеонов, «промена одного язычества на другое не знает никакая история» (да не могли норманские конунги поступить так, как их заставляют делать норманисты, ибо они, становясь поклонниками Перуна и Велеса, «тем самым отрекались от своих родословных», которые вели от языческих богов, следовательно, навлекали на себя и на своих подданных неминуемую беду). Не учитывают эти археологи, также по причине очень плохого знакомства с трудами историков, высококлассных специалистов в варяго-русском вопросе, и того принципиального обстоятельства, на котором почти сто сорок лет тому назад заострял внимание Д.И. Иловайский, что если даже принять, что русь - это «скандинавская династия со своею дружиной, которая составила только высшее сословие, так называемую аристократию в стране славян, и тогда нет никакой вероятности, чтобы господствующий класс так скоро отказался от своей религии в пользу религии подчиненных. Удивительно, как это несообразность не бросилась в глаза норманистам»[24].

Да и сравнительно недавно, в 1980 г., Е.Б.Кудрякова сказала по поводу голословных утверждений американского историка Е.С. Райзмана (серьезно уверявшего, что якобы «мифолологические представления скандинавов были перенесены на славянских богов и оказались тем самым приспособленными к местным условиям, сохранив при этом исходные черты...», которые он увидел в 1978 г. в традиции почитания на Руси Бориса и Глеба), что, «не будучи в состоянии найти заметные следы пребывания скандинавов на территории Восточной Европы, современные норманисты стремятся в настоящее время обосновать тезис о быстрой культурной адаптации варягов-скандинавов» и что «предположение Райзмана о скандинавских мотивах в культе Бориса и Глеба есть следствие неправильного прочтения источников...». Но как и в случае с американцем Райзманом, так и в случае с россиянами Петрухиным, Мачинским и Клейном имеет место быть не «неправильное прочтение источников», т. е. вполне допустимые ошибки и заблуждения в творчестве любого исследователя, а все та же норманистская тенденциозность, которую на примере М.П.Погодина полно продемонстрировал в 1851 г. С.М.Соловьев и которая грубо искажает истину.

Наш выдающийся историк и, как известно, норманист, но все же не возводивший, в отличие от своего учителя, эти убеждения в абсолют, правомерно критиковал его за то, как он свое «желание» «видеть везде только одних» норманнов легко воплощал на деле, создавая одну фикцию за другой: «важное затруднение для г-на Погодина представляло также то обстоятельство, что варяги-скандинавы кланяются славянским божествам, и вот, чтобы быть последовательным, он делает Перуна, Волоса и другие славянские божества скандинавскими. Благодаря той же последовательности Русская Правда является скандинавским законом, все нравы и обычаи русские объясняются нравами и обычаями скандинавскими»[25] (исторический анализ Погодин подменял установлением сходства. Так, на вопрос Иловайского почему варяги клянутся Перуном и Волосом, а не скандинавскими Одином и Тором он ответил репликой: «Но почему Вы знаете, что между этими божествами не было соответствия? Перун разве не близок Тору?». Знак равенства между этими божествами без лишних рассуждений ставил и А. Стендер-Петерсен[26]).

Многие имена, которые носят герои нашей истории IX-XI вв., не являются славянскими, но это не повод объявлять их, по формулировке лингвиста А.Стендер-Петерсена, «сплошь скандинавскими именами»[27]. А данная «несообразность», если применить оценку Иловайского, вошла в науку по той причине, что Г.З.Байер и А.Л.Шлецер, указывал в 1830-х гг. Ю.И.Венелин, желая «ввести в Россию шведов» и основываясь только на созвучиях, «превратили» летописные имена в скандинавские (и сделали это лишь потому, что, по убеждению Байера, «есче от Рюрика все имяна варягов, в русских летописях оставшияся, никакого иного языка, как шведского, норвежского и датского суть никакого иного языка, как шведского, норвежского и датского суть; и сие не темно и не слегка наводится». Но что значит в устах норманиста «не темно и не слегка наводится», видно из того, как Байер даже чисто славянские имена Владимир и Святослав представил, посредством лингвистических изысков, в качестве «нормандских»). Хотя этим именам, справедливо заметил Венелин, «можно найти созвучные, и даже тождественные не только у скандинавов, но и у прочих европейских и азиатских народов», и что вообще, заключал он, говоря о ложности лингвистических «аргументов» норманистов, «всякому слову в мире можно найти или сделать подобозвучное, стоит только переменить букву, две, и готово доказательство». Что именно так и готовили «доказательства» Байер и его последователи позже прямо сказал норманист В.О. Ключевский: характеризуя способ этого немецкого ученого «интерпретировать» русские имена как скандинавские, он подчеркнул: «Впоследствии многое здесь оказалось неверным, натянутым, но самый прием доказательства держится доселе»[28].

Прошли столетия, кардинально поменялся мир, но этот основной прием доказательств норманистов, который они именуют «научным», так и продолжает «держаться доселе». В связи с чем летописные имена даже в школьных учебниках давно представлены «сплошь скандинавскими именами», что в корне расходится с реалиями далекого прошлого. Древнерусская народность, как показывает лишь только один пантеон Владимира, возникла из слияния многих народов и вобрала в себя имена, не связанные со славянской традицией, но и не имеющие отношения к германцам. В полиэтничном древнерусском именослове, подытоживал А.Г. Кузьмин, во-первых, «германизмы единичны и не бесспорны» (по его оценке, норманская интерпретация, сводящаяся лишь к отысканию приблизительных параллелей, а не к их объяснению, противоречит материалам, «характеризующим облик и верования социальных верхов Киева и указывающим на разноэтничность населения Поднепровья»), во-вторых, он содержит славянский, иранский, иллиро-венетский, подунайский, восточнобалтийский, кельтский, фризский, финский и другие компоненты (так, имя, Олег «явно восходит к тюркскому «Улуг» - имени и титулу, со значением «великий». Имя это в форме Халег с тем же значением известно и у ираноязычных племен», имя Игорь «может быть славянской формой, обозначающей выходца из Ингарии или Ингрии (Ижоры)», а имена Рюрика и его братьев Синеуса и Трувора, прибывших во главе варягов и руси к нашим предкам, имеют прямые параллели в кельтских языках)[29].

И совершенно иная картина предстает, по факту многолетнего проживания на этих землях норманнов, во Франции и в Англии. Так, во Франции зафиксировано, констатирует Г.Джонс, «множество скандинавских личных имен, к которым добавлен суффикс -ville». А «линкольнширский судебный реестр за 1212 г., - приводит П.Сойер результаты изысканий своих предшественников 1920-1930-х гг., - содержит 215 скандинавских имен, и только 194 английских». Согласно же кадастровой описи 1086 г.
– «Книге Страшного суда», «у землевладельцев в период до нормандского завоевания в ходу было по меньшей мере 350 скандинавских личных имен...»[30].