Ваше благородие. Дилогия
Шрифт:
– Так точно, Ваше величество, – сказал я и уже предвкусил, как молодой зазнайка будет постигать азы военной науки. И начнёт он с чистки унитаза. Пусть сначала говно за собой поубирает.
Глава 37
По окончании всех церемоний я проводил ААА домой, а сам пошёл на свою квартиру. Порядки в то время были пуританские и приглашение девушки к себе на ночь было нечто таким из рук вон выходящим.
Утро следующего дня был окрашено скандалами. И не простыми скандалами, а скандалами с царственными особами.
Ровно в шесть часов утра
Ровно в шесть тридцать утра я заорал зычным голосом:
– Рота!!! Подъём!!!
Как я не любил эту команду. Спишь себе, спишь сладким сном и вдруг это мерзкое: Рота!!! Подъём!!! Все мечты, все сны улетали прочь. И это ещё не всё. Среди наших сотоварищей находились ещё такие, которые вставали до подъёма и уговаривали дежурного по дивизиону дать им возможность крикнуть: Рота!!! Подъём!!!
Мой крик только на секунду вздёрнул цесаревича и в следующее мгновение он укрылся с головой пуховой периной. Как бы не так. Я сдёрнул с него пуховое одеяло и плесканул холодной водой из ковша.
Выражение лица цесаревича нужно было видеть.
Я зажёг спичку и скомандовал:
– Тридцать секунд туалет и построение на физзарядку.
Спичка прогорела, а цесаревич из туалета не появлялся. Дверь в туалет я вышиб пинком ноги и за шиворот выволок маленького гвардейца на улицу. Он так и остался в ночной рубашке, а я сзади поливал его холодной водой, понуждая бежать быстрее.
На первый раз пятнадцатиминутной физзарядки было достаточно.
– Пятнадцать минут умывание и заправка койки!
Я внутренне смеялся, как он бегает вокруг огромной кровати с балдахином, пытаясь её заправить.
– Отставить! – сказал я. – Умывание.
Что такое умывание, даже представить нельзя. Я снял китель и показал, как должен умываться настоящий офицер с мытьём шеи и обтиранием водой по пояс.
Заглянув в унитаз, я был поражён. Бедные более аккуратно ходят по-большому, чем богатые.
– Вымыть унитаз? – приказал я.
– Я не буду мыть унитаз! – заверещал цесаревич.
– Будешь! – твёрдо сказал я. – Ещё как будешь.
– Не буду! Я капитан, а ты корнет!
– Приношу свои извинения, господин капитан! – Я вытянулся во фронт и отдал честь. – Разрешите отбыть по месту дислокации?
– Разрешаю, – и цесаревич вальяжно махнул рукой, а вокруг уже суетились горничные и повариха с калорийным завтраком для чада.
Я пришёл в приёмную ЕИВ и просил доложить о моём прибытии.
Доклад о моём прибытии был сделан после окончания визита начальника отдела протокола, прошло ещё минут тридцать, и я довольно основательно отдохнул в мягком кресле. Наконец, пригласили и меня.
– Как результат первого дня? – Спросил ЕИВ.
– Результат нулевой, – сказал я. – Господин капитан изволили отпустить меня к месту моей дислокации, и я могу считать свою функцию исполненной.
– Какой ещё капитан вмешивается в вашу работу? – возмутился ЕИВ. – Скажите его фамилию, и он не будет капитаном, и вообще его в дворце не будет. Запишите, – сказал он секретарю.
– Записывайте, – сказал я секретарю, – капитан
Романов Николай Алексеевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года рождения.– Так, зачеркните всё, – сказал он секретарю и выйдите. – Что случилось? – это ко мне.
– Я не могу командовать капитаном, чей чин дан лично вами, – сказал я.
– Вы хотите, чтобы я вас сделал подполковником? – спросил ЕИВ.
– Нет, – сказал я, – я хочу, чтобы вы капитана сделали юнкером или хотя бы младшим портупей-юнкером.
– Я подумаю, – сказал ЕИВ, – а завтра с утра начинайте всё сначала. Это мои недоработки, вы уж простите нас.
Глава 38
На следующее утро я пришёл к шести часам поутру, чтобы осмотреться на местности. Спальня цесаревича была близка к идеальной. Пустая комната. Солдатская кровать. Тумбочка. Табуретка. На табуретке лежат шаровары защитного цвета и гимнастёрка с погонами портупей-юнкера. Рядом с табуреткой стоят яловые сапоги, на голенища которых намотаны портянки, чтобы они в течение ночи просохли. Всё по-солдатски, разве что дверь в санузел.
Прислуга сгрудилась у дверей и не знала, что делать. Пришлось им расписать распорядок дня, и кто и что должен делать. Нашлось дело и для матроса Гвардейского экипажа.
Ровно в шесть часов тридцать минут поутру леденящее душу «Рота!!! Подъём!!!» цесаревича как будто ветром с кровати сдуло. Это уже неплохо. Усадив мальчика в кровати, я показал, как лучше накручивать портянки так, чтобы не сбить ноги и в какой форме нужно выходить на физзарядку. Для физических занятий предназначена гимнастическая рубаха, которая стала повседневной и стала называться гимнастёркой.
– А завтра, господин портупей-юнкер, мы будем тренироваться в одевании и раздевании на время за сорок пять секунд, – сказал я. – Вы должны одеться и быть готовы к действиям за то время, пока в моих руках горит спичка.
– А зачем это нужно? – спросил цесаревич.
– Понимаете ли, молодой человек, – сказал я, – бывают случаи, когда противник делает ночную вылазку, а все солдаты спят и видят сны. Командир даёт команду «тревога», а противник в трёх минутах ходьбы. Вот тут и нужно одеться за сорок пять секунд, схватить оружие и отбить атаку противника.
– А зачем нужно развеваться за сорок пять секунд? – продолжал допытываться цесаревич.
– А это совсем просто, – пошутил я. – У солдата каждая секунда на счету, когда дело касается его сна. Вот поэтому он и раздевается за сорок пять секунд, чтобы больше поспать.
Я не был «дядькой» цесаревича, а только наставником в качестве старшего товарища. Есть такая дисциплина как офицерский этикет, который мало чем отличается от дипломатического этикета. Давайте будем честны, что это так же и общечеловеческий этикет. Почему-то с развитием общества этикет начинает сжиматься и превращаться в обыкновенный подхалимаж снизу вверх и хамство сверху вниз. Первое считается способностями человека, а второе волевыми качествами эффективного менеджера.
Обучением будущего офицера-монарха занимались специально приглашённые преподаватели и мне иногда приходилось регулировать количество занятий, чтобы не перегрузить молодой организм лишними знаниями.