Ваше благородие

— Давай его мне, — сказала Лида, — мы с ним общий язык быстро находим.

Она подбросила пацаненка на вытянутых руках. Тот от удовольствия раскрыл глаза. Нянька поводила по его губам соской, Димка половил ее беззубым ртом, поймал и с удовольствием зачмокал.

Дмитрий Карпович разлил водку по маленьким рюмочкам. Поставил перед всеми. Лида отказалась. Завозражала и Зина.

— Голове лучше станет, — сказал он гостье.

Зина пробовала разведенный спирт, когда работала в госпитале. Ни вкус, ни запах тогда не понравились. Отказать в просьбе дедушке не хотелось. Решилась! Выпила без эмоций. Закусила вкусным бочковым помидором. Почувствовала, как покраснели щеки, стали горячими уши. Без дополнительного приглашения поела жареной картошки. И правда боль в голове поутихла, поднялось настроение, она охотно отвечала на вопросы о своей жизни в Михайловке, пожаловалась на головные боли и слабость в теле.

Зажгли лампу под потолком. Разговор продолжился.

— Вся моя долгая жизнь, — говорила бабушка, — борьба с болезнями. Но то ли они к нам приходят не опасные, то ли мы научились справляться с ними, но в семье нашей тяжелых болезней не бывает. Поживешь у нас, смотришь, и тебя подлечим.

— У бабушки травы всякие в сараях пучками поразвешены, — поддержала Лида. — Она знает, как они называются, что ими лечат.

— Нет таких болезней, чтобы не было от них лечебных трав. Так еще говорила моя бабушка, — ответила Феодосия Ивановна.

— Я тоже так считаю.

— Ежели еще пропустить перед приемом рюмочку водки, так никакая зараза не выдержит.

— С медом лучше, — не поддержала бабушка дедову идею.

— Когда нет мочи, я всегда выпью маленькую, — приподнял вверх пустую рюмку Дмитрий Карпович, — смотришь, полегчает.

Зина с удивлением отметила: с незнакомыми еще вчера людьми ей приятно вести разговор. Милые, сердечные старики, Сережкин и Димкин фундамент.

Неожиданно с улицы послышались мужские голоса. Потом по коридору протопали ноги, и на пороге появился Иван Дмитриевич — старший сын. Шумный, большой, он сразу заполнил половину комнаты. Поздоровался, расцеловался со всеми.

— Приехал познакомиться с женой Сергея, моего любимого племянника, с его сыном. — Он поднял Зину за руку, оглядел с ног до головы, — Хороша пара! — Поцеловал. Взял Димку одной рукой, заглянул в личико.

— Похож, похож! Тяжелый! Богатырь!

Вынул две бутылки водки, передал отцу.

— Это на лечение. Ну, все. Мне пора. Забежал на минутку. Дела! — развел он руками. — Рад, что повидался с родными.

— Поешь, — сказала Феодосия Ивановна.

— Некогда, мама. Чуть посвободнее будет на работе, приеду, посидим, потолкуем.

Иван Дмитриевич еще раз всех поцеловал и так же быстро исчез, как и появился.

— Председатель райисполкома! Ни дня, ни ночи свободных.

— Дед покачал головой. — Мы с индивидуальным хозяйством тоже работали от зари до зари, но не в такой бестолковщине. Бесконечные собрания и совещания, а каждые высидеть — хуже, чем за плугом ходить.

На стене в большой раме под стеклом выставлены фотографии здравствующих и ушедших из жизни людей. Зина с Димкой на руках всматривалась в лица Сережиных родственников.

Пояснения давала бабушка. Гостья впервые увидела маленьких Сережу и Вадима, Лиду на руках у матери, бравого Дмитрия Карповича в казачьей одежде, Николая Дмитриевича в военной гимнастерке. Теперь все эти люди — ближайшие родственники сына, а значит, и ее самой. С сожалением отметила: нет фотографии Сережи в военной форме, а как бы хотелось посмотреть!

Вскоре Лида взяла племянника.

— Нам пора ужинать и спать.

Она дала Димке небольшую булочку с молочком, привычно положила ребенка на левую руку.

Зина осталась с дедами.

— Знаешь, внучка, — сказала Феодосия Ивановна, — ожидаючи твоего приезда, наготовила лекарств от головной боли. У меня тоже иногда случается, два-три дня попью отвар из подорожника, череды и тысячелистника, да ложку свежего меда натощак утром и вечером, как рукой снимает. Думаем и тебя этим зельем попоить. Должно помочь. Посмотришь, как я готовлю отвар, наберешь трав с собой, дома еще подлечишься. Помаленьку оклемаешься.

Зина с Лидой вышли на улицу перед сном. Очертания холмистой местности с западной стороны хутора расплылись в закате, появились яркие звезды на небе.

— Вот они будут всегда нам светить, — сказала Лида, глядя ввысь. — Когда нас не было, они так же сияли.

— Жизнь так устроена.

— Я не знаю, что такое жизнь. Не понимаю, почему я есть, а потом вдруг меня не станет. В чем смысл? Эти звезды существуют, пока я их вижу, а закрою глаза — и нет их.

— Не бери в голову. Это не главное. От таких дум она болеть начинает.

— А что, по-твоему, главное в нашем существовании?

— Не делать глупостей, которые омрачают жизнь не только тебе, но и близким людям, — ответила Зина.

— Это слишком просто.

— Не скажи. Не всегда человек может справиться с собою, если даже будет очень стараться.

— О том, что совершена глупость, станет ясно потом. А как ее распознать заранее?

— Если дело кажется простым и думать о последствиях не хочется, беда не замедлит приключиться.

— Ты работала в военном госпитале, видела смерть, и не одну. Что это такое?

— Видела, как тухнут глаза, кажется, только что был человек, он еще здесь, но его уже нет. Не дано нам это понять. Смерть для человека — крушение вселенной, в центре которой он находился. Для других — просто не стало его — и все, а мир каким был, таким и остался. Как это понять?

Они стояли и смотрели на небо, слушали вечерние звуки Горшовки. Залаяла где-то собака, Шарик ответил, не удержалась соседняя. Потом послышались звуки балалайки, девичий громкий смех, тут же нестройные ребячьи голоса подхватили песню:

Пошел купаться Уверлей, Оставив дома Доротею. На помощь пару пузырей, На помощь пару пузырей Берет он, плавать не умея.

— Что за песня? — спросила Зина.

— Так, ерунда на постном масле. Ее только мальчишки эдак залихватски поют. Горшовская «улица» начинает собираться.

— Интересно там?

— Даже очень. Беззаботное веселье, ничего не значащие разговоры.

— Ходишь?

— С Димкой на крылечке слушаем.

— Трудно тебе?

— По-всякому.

— Ты уж прости меня. Так получилось.

— Посидим немного, послушаем да спать пойдем, — ответила Лида на слова гостьи, — скоро Димка проснется, пеленки менять надо.

Вновь в голове запульсировала боль. Зина потерла виски.

— Мне расхотелось сидеть, — сказала она. — Свежо. Идем к Димке.