Ваше благородие

И уже пели в подворотнях на разухабистый мотивчик из «Чингисхана»: «Москоу, Москоу, забросаем бомбами — будет вам Олимпиада, а-ха-ха-ха-ха!»

* * *

Тот же день, Завидово, 0900 — 1400

На даче, где собрались Портреты — но уже не Большой круг, а Малый, из самых ключевых фигур — Олимпиаду и ее срыв не обсуждали. Хер с ней, Олимпиадой — судьба страны решается.

— Доигрались, значит, — с отеческой укоризной сказал Замкнутый. — Тут нам кто-то обещал победу на блюдечке с голубой каемочкой. Товарищ Маршал, вы часом не помните, кто это был?

Маршал съежился так, что ордена, как правило, вольготно располагавшиеся на груди, горько заскребли друг о друга.

— Готов признать… И искупить… — пробормотал он. — Как верный сын партии…

Конклав не выказал никакого сочувствия. Судя по лицам, общим было мнение, что с такими сыновьями надо поступать, как Петр Первый и Иван Грозный.

— Ну, главнокомандующим мы вас пока оставим, — наконец сказал Окающий. — Коней на переправах не меняют. А вот проработать вопрос — это уж извольте. Такая выходка безнаказанной оставаться не должна.

— Может, стоит подумать об оружии возмездия? — спросил Окающий.

Все притихли.

— ООН, — напомнил Тугодум. Когда надо было, его мысли шли с нормальной скоростью. — НАТО. Не дадут.

— Я думаю, радикальные меры можно приберечь на потом, — поддержал его Замкнутый. — Но возмездие должно состояться.

— Ответный бомбовый удар… — проговорил Маршал, — Будет нанесен… Сегодня же… В нашем распоряжении… достаточно… тяжелых бомбардировщиков…, до которых они не смогли дотянуться. Но как обеспечить… прикрытие?

— Да говорите четче, не мямлите! — прикрикнул Окающий.

— Сейчас… — Маршал уже откровенно взялся за сердце. — Одну минуту… сейчас пройдет…

В тесном кругу не было референтов, и какое-то время все ждали появления врача, позабыв, что врача-то никто и не вызывал. Маршал уже досасывал, стекленея от боли, таблетку валидола, когда Окающий спохватился:

— Батюшки! — и нажал кнопку вызова.

Заседание пришлось отложить, а коня на переправе — поменять.

Чтобы скоротать время, Портреты отправились на рыбалку. Рыбалка оправдала надежды, и потому нового главнокомандующего круг встретил гораздо благожелательнее, чем его предшественника.

Новый главнокомандующий поразительно быстро оказался в курсе всех дел и подготовил план действий в рекордное время: за два с половиной часа.

Такая оперативность была просто удивительной, но понравилась кругу вновь собравшихся Портретов.

— Нужно отдать себе отчет в том, что мы не сможем сегодня привести в действие аэродромы, разрушенные белогвардейской авиацией. Инженерные службы стараются изо всех сил, но ущерб слишком велик… Кроме того, мы продолжаем нести потери — противник разбросал по аэродромам активированные мины, ремонтная техника подрывается постоянно. Поэтому тяжелые бомбардировщики будут стартовать без прикрытия. Кроме того, извне зоны досягаемости их самолетов будет нанесен ракетный удар по авиабазам и кораблям, — его речь была ровной и четкой, как «Турецкий марш» в исполнении старательной консерваторки-выпускницы. Портреты, понимая смысл слов с пятого на десятое, в целом были довольны: напористая уверенность нового Маршала оказалась заразительной. Молодец мужик, не поддался пораженческим настроениям! Слушая его, портреты как бы распрямлялись: едрена вошь, сверхдержава мы или нет?

— Однако! — Словно указательный палец вознеся над столом. — Однако, есть ряд мер, которые необходимо принять, чтобы обеспечить успех всей акции в целом. Первое!

Маршал обвел Портретов взглядом.

— В КГБ есть люди, которые едва ли не в открытую поддерживают белогвардейцев. Затяжная война выгодна кое-кому, кто хочет укрепить свои позиции в Политбюро и в стране. Если мы хотим какого-то успеха в Крыму, мы должны избавиться от этих людей.

— Пожалуйста, выражайтесь конкретнее. — попросил Окающий. — Такими словами не бросаются.

— Пожалуйста, конкретнее. — согласился Маршал, — Пока товарищ А. состоит в Политбюро, любые наши инициативы в отошении Крыма пропадут даром.

— Вы хоть понимаете, на кого замахиваетесь? — ужаснулся Окающий.

— Вот материал, — Маршал хлопнул о стол серой папкой, — Пожалуйста, просмотрите его.

* * *

— Я искренне сочувствую вам, Нина, — говорил полковник Сергеев. — «Волчий билет», этот ночной допрос, так все это… Наши коллеги из ГРУ прользуются иногда варварскими методами. Их можно понять, Нина Сергеевна — вы в их глазах послужили орудием врага. Но ведь они вас отпустили? Разобрались во всем и отпустили, правильно? — спросил он. — Кстати, вы действительно не догадываетесь, кто мог подсунуть к вам в папку «красный пароль»?

Ниночка подняла на него заплаканные удивленные глаза.

— «Красный пароль» — сигнал военной тревоги по Острову Крым. — Объясняя, Сергеев употребил именно это выражение, а не стыдливо-витиеватое «Зона Восточного Средиземноморья». — Вами воспользовались, чтобы начать войну. Понимаете, насколько это серьезно?

Ниночка кивнула.

— Хорошо, что понимаете, — ласково сказал Сергеев. — Мы хотим вам помочь, Ниночка. Все эти проблемы с работой, подпиской о невыезде, все это мы легко можем решить. Вы же сами понимаете, ГДЕ я работаю.

— Товарищ полковник…— хрипло сказала Ниночка.

— Можно просто Сергей, — прервал он, протягивая носовой платок.

— Товарищ Сергей… — она снова подняла зареванные глаза, виновато улыбнулась, извнияясь за глупую формулировку. — Вы ведь обещаете все это не просто так…

— Да, не просто так, Нина. — Сергеев артистически управлял модуляциями своего голоса. теперь в нем звучала даже некоторая сталь. — Пусть и невольно, но вы послужили замыслам врага. Это нужно исправить. И тогда вам все простят.

Он перестал ходить по кухне из угла в угол и сел за стол напротив Ниночки.

— Дайте показания. Расскажите органам, как ваш жених просил вас вставить в сообщение о погоде совершенно невинную фразу о виноградниках в Бахчисарае. Уговаривал, подкупал, шантажировал…

Начиная со слов «ваш жених» Ниночка замотала головой и одними губами сказала: «нет». Она повторяла это слово все громче и громче, пока Сергеев не замолчал.

— Никогда! — выкрикнула Ниночка. В гневе она была неописуемо хороша, несмотря даже на распухшие глаза и покрасневшее лицо. Но вся ее прелесть пропала, когда на месте гнева проступил страх.

Чего она боится, дурочка? Что он заорет в ответ, ударит ее? Сергеев улыбнулся: он по-прежнему не испытывал к Ниночке никаких плохих эмоций. Это во-первых. Во-вторых, он профессионал.

— Я не стану вам угрожать, Нина. — сказал он. — Не бойтесь меня. Ваш отказ ни к каким последствиям не приведет, ваше положение не ухудшится. Мы даже попробуем вам помочь с работой и с ГРУ. Вы только подумайте — стоит ли такой человек, как Владислав, вашей жертвы.

— Я никогда не предам Славика. Ни за что.