Ваше Сиятельство 10
Шрифт:
Подразнили они меня, конечно, слов нет… И стало обидно, где-то там, на уровне прежнего Елецкого. Я не стал отказываться от его эмоций — их тоже надо испить.
— Ты обиделся? — Артемида подплыла ко мне.
Воительница вынырнула с другой стороны, подошла, едва доставая ногами дно, прислонилась ко мне голой грудью.
— Астерий, не сердись. У нас впереди целая ночь. Мы просто пошутили, поиграли с тобой. Было же весело? — продолжила Небесная Охотница, прильнув ко мне, поцеловала меня в плечо.
— Вы знаете каково оно нам, мужчинам? Арти, такие игры веселят лишь по началу. А потом… — попытался объяснить я.
— Потом все будет как ты хочешь, —
— Ты думаешь, нас такие игры не дразнят. Астерий, ты хоть раз перерождался женщиной? — Воительница лукаво прищурилась.
— Боги миловали, — отозвался я. Представил себя женщиной, вообразил кое-что непристойное и меня начинает пробирать смех. Было испорченное настроение, снова исправилось.
— А ты попробуй. Обязательно, попробуй! — Афина направилась к лесенке из бассейна, взойдя на мраморные ступени, обернулась. — Идемте, скоро стемнеет. Выпьем еще немного вина, и я вас даже провожу до спальни. Даже поцелую каждого перед сном.
— Идемте, — согласился я, подхватил Артемиду на руки и понес к колоннаде.
Наверное, шутку двух подруг я оценю по достоинству только завтра. А сегодня…
Сегодня я точно знал, что Артемида поплатится за такую затею. Обязательно поплатится, как только мы доберемся до ее спальни!
Глава 15
Стрелы Артемиды
Не могу сказать, что я не выспался, но в эту ночь мы с Артемидой уделили не так много внимания сну. Хвала ее божественной кровати — она быстро сняла усталость и напряжение ушедшего дня. Помимо наших приятных и бессовестных игр в постели мы с Арти дважды выходили на галерею, прямо из ее спальни, целовались, смотрели на звезды и луну. Здесь они не такие, как на земле: в божественных пределах они особо крупные, такие, что кажется, можно до них дотянуться, если подняться немного выше. Поглядывая с верхней галереи на бассейн, я видел Афину — она не спала, хотя было уже за полночь.
— Тебе она так сильно нравится? — спросила Арти, заметив, что мой взгляд тянется к ее подруге.
Какой коварный вопрос! Ведь Артемида знает ответ и без моих разъяснений. Я схитрил, положил руку на ее живот и спросил:
— Как наш ребенок? Когда я смогу услышать его шевеление?
— Не раньше, чем к началу зимы. Зимы у вас, — добавила она, хотя я и без этой подсказки знал, что во владениях Небесной Охотницы холодного времени года не бывает, и время здесь редко делят по месяцам. — Я не могу определиться, кого я хочу, — продолжила Арти. — Сначала была уверена, что это будет дочь. А теперь, смотрю на тебя, и думаю, что я не против мальчика, если он будет таким, как ты. Мне нужно сделать выбор хотя бы в течении двух месяцев — не хочу растягивать беременность на три года.
— Арти, знаешь, что мне не нравится? То, что ты рассуждаешь так, будто этот ребенок только твой. Разве в этом… — я обнял ее и погладил живот, — нет моей заслуги?
— Пожалуйста, не сердись, — она повернулась ко мне, поцеловала долго и нежно. Так что закружилась голова и исчезли все мысли.
Богини умеют делать так — это происходит на ментальном уровне. Иногда мне кажется, что поцелуй небесной может надолго лишить рассудка.
— Я рассуждаю так потому, что ты рано или поздно исчезнешь, — продолжила она. — Ты уйдешь в другую
жизнь и неизвестно, когда снова появишься в жизни моей. Поэтому…— Поэтому ты все-таки отделяешь себя с нашим ребенком от меня, — от такого несправедливого разделения меня покусывала обида, но если обиду отбросить, то Артемида была во многом права. Увы, жизнь богов и людей слишком разная, и течение времени для нас разное.
— Астерий, ну что ты так? — она погладила меня по щеке, нежно, кончиками пальцев. — Хочешь, я ради тебя рожу мальчика? Хочешь ты сам дашь ему имя?
— Пусть все идет так, как должно быть. Это вы боги, боитесь неопределенности. Мне же неопределенность лишь дает больше вкуса жизни, — я знал, что Арти не поймет меня, мы уже говорили раньше на эту тему. Поэтому не стал спорить с ней, подхватил на руки и понес в спальню. При этом успел бросить взгляд на Воительницу, одиноко сидевшую у края бассейна под луной.
Утром, когда я проснулся, то сразу почувствовал взгляд Артемиды. Разящая в Сердце уже не спала и повернувшись на бок, поглядывала на меня.
— Хайре, дорогая, — приветствовал я, сладко потянувшись, поцеловал богиню в губы, которые были так близко: — Как тебе спалось?
— У меня все болит, Астерий. Это было слишком. Ты понимаешь? — простонала она, прикрыв глаза и поворачиваясь на спину.
— Очень понимаю. У меня тоже кое-что болит. И ты же сама виновата. Вместе с Афиной. Зачем было меня так провоцировать? Вы дразнили весь вечер. Вы даже издевались надо мной, — я повернул Охотницу к себе, заглядывая в ее серебряные глаза. — Знаешь, как это называется в одном из чудных миров? Найти на жопу приключений. Вот ты нашла, — я рассмеялся, шлепнув ее по ягодицам.
— Ты невыносим. И шуток ты не понимаешь, — простонала она.
— Точно! У людей нет чувства юмора. Не знала? Столь важным чувством нас не наделили боги — все забрали себе, — я рассмеялся и сунул ладонь ей между бедер. Палец тут же нашел ее щелочку, снова очень мокрую.
— Астерий, пожалуйста, не надо. Пощади меня. Правда, все болит. Я хочу просто поваляться, даже не пойду тебя провожать, — на ее божественном лице отразилось милое страдание.
— Вот как? А вчера тебе все это очень нравилось, — напомнил я, лаская ее тело.
— Не все. Вот самое последнее было лишним. Ты редкий развратник, — Артемида отвернулась, пряча свой смех в подушку.
— Будь честна с собой. Тебе понравилось совершенно все. И последнее тоже, — я шлепнул ее по упругим ягодицам. — Крики твоего восторга наверняка мешали спать Афине. Спроси у нее, как ей спалось.
— Она тебя проводит, если ты не передумал. Разве так обязательно убегать от меня сразу утром? Останься до обеда, лучше до вечера? А я скажу Ковалевской, что ты у меня и маме твоей скажу, чтобы они не волновались, — она повела своими невыносимо аппетитными ягодицами и снова застонала.
— Арти, прости, но нет. Не могу. Может случиться так, что в Британию придется вылетать завтра, и цесаревич будет меня искать, — я отбросил покрывало и сел на кровать.
— Я и ему скажу… — произнесла она в подушку. — Хочешь? Пусть он знает, что на тебя распространяется мое особое покровительство.
«Ага, еще скажи Глории, и Элизабет. Не забудь сообщить шатбс-капитану Бондаревой, что начало операции задерживается по божественным обстоятельствам. Ах, да, еще Ленской…» — подумал я, но мысль о моей актрисе стала для меня болезненной. Все-таки Александр Петрович Елецкий чрезвычайно ревнив. Пожалуй, никогда прежде мне не попадалось такое подвластное любовным страданиям тело.