Василий Шульгин
Шрифт:
В дневнике Ариадны Тырковой передана тревожная атмосфера события.
«Государственное Совещание, 12 августа 1917.
Керенский сильно раздражен требованиями Корнилова.
Ведет дело тройка — Керенский, Некрасов и Терещенко…
У Керенского очень много личного против Корнилова и Савинкова. Он думает, что они под него подкапывают…
Красный стол, золото и красное. Огромная сцена. Волненья, знакомые лица. Ложи и ряды. Старики-общественники. Молодежь солдатская и рабочая. Сидят по организациям.
Фигура Керенского, похож на юношу, быстрота его жеста. Голос. За ним два адъютанта, налево социалисты, направо кадеты и Некрасов…
13 августа выступил Корнилов.
Корнилов. Тот, кого Керенский назвал вождь погибающей армии,
Последняя надежда — это офицеры.
Корнилов как вестник трагедии…
Затем выступил Чхеидзе.
Чхеидзе (все-таки похож на нетопыря. Может быть, бесы опять и опять вселяются в толпу).
Ни одного слова о своих ошибках. Все та же безответственная игра словами.
О предательстве большевиков ни слова.
(Кощунственно звучат слова об обороне из уст того, кто заставлял солдат сидеть, когда приветствуют их вождя.) (То есть генерала Корнилова. — С. Р.)
(Дикая овация при словах об удалении генералов-контрреволюционеров.)
(Лицемерное приветствие рядовому офицерству)…
Шульгин. О борьбе с сепаратизмом украинцев.
На следующий день выступал генерал Алексеев. Снова солдаты не захотели встать для приветствия.
Алексеев заявил, что нужны „меры, а не полумеры“.
Выступление Пешехонова.
„В некоторых местах крестьяне захватывают уже реквизированный хлеб. Это уже грабеж. Когда мешают вывозить от помещиков, тоже надо решительные меры принять, от расточения государственного имущества“.
Агитация, уездные съезды, обращение к казакам, обращение к духовенству. К советам…» [336]
Шульгин выступал на второй день после Родзянко и Маклакова. Он их не слышал, так как от нервного напряжения неожиданно заснул. Очнувшись, пошел к трибуне и страстно обрушился на украинских сепаратистов, а также выступил за введение смертной казни на фронте, чтобы пресечь развал армии.
336
Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма. М., 2012. С. 203, 205, 206.
В газетном репортаже Алексея Толстого (будущего знаменитого советского писателя) говорилось: «И уж действительно „все промелькнули перед нами“. Изящный и тонкий Набоков, бурный Родичев, выпаливающий слова, как из пистолета; огромный и медленный Родзянко, начавший журить Временное правительство, тыкая в него пальцем; изысканный ядовитый умница Шульгин…» [337]
Снова Тыркова:
«16 августа 1917. Ц. К.
Кишкин рассказывает, что Керенский и Некрасов ждали в Москве вооруженного восстания с Корниловым во главе. Расставили пулеметы в доме генерал-губернатора. Корнилов приехал в 2 часа. Керенский не видался с ним до 14 августа в заседании. Некрасов сказал, что боятся только речей Шульгина и Милюкова…
337
Толстой А. Н. Московское совещание // Русское слово. 1917. 20 августа (2 сентября).
Все считают, что Керенский провалился.
…Положение ужасающее. Киев без хлеба. Армия тоже…
20 августа 1917. Ц. К.
Карташев. Московское совещание — всероссийская достоевщина. Керенский — Гамлет.
Мы все какие-то политические травоядные…
В старых насильниках и генералах был секрет власти. Это нашим сознанием проклято…
Шигарев. Вылезает социальное чудовище, и на него всегда приходится отвечать выстрелами. В этой сшибке красных и черных мы будем раздавлены…» [338]
338
Наследие
Ариадны Владимировны Тырковой… С. 208–209.Вместе с тем политическую атмосферу после Московского совещания И. В. Сталин определил как «коронацию контрреволюции».
Шульгин после совещания поехал на извозчике в подмосковное имение В. А. Маклакова, путь в оба конца занимал пять часов. Зачем ездил, неизвестно. Если учесть, что они только что виделись в Большом театре, то и непонятно.
Возможно, эту тайну приоткрыла Тыркова: у Маклакова собирались заговорщики.
«Запись 27 июня 1950 года.
Была у Маклакова… Рассказывал мне о деле Корнилова.
Корнилов обдумывал, как свергнуть правительство Керенского сразу после Государственного Совещания, обратился к группе общественных деятелей, спрашивал, поддержат ли они его. Их собралось человек 15. Были тут Милюков, Родзянко, Шульгин. Все, за исключением Маклакова и еще кого-то, не помню кого, обещали поддержку. Маклаков сказал, что революционное настроение еще не изжито и широкой поддержки Корнилов не получит. (К несчастью, так оно и вышло.)» [339] .
339
Там же. С. 279.
Это очень важное свидетельство — Шульгин сомкнулся с генералами, будущими вождями Белого движения.
Глава двадцать шестая
Корниловский мятеж. — Временное правительство сдается Советам. — Шульгин записывается в Добровольческую армию. — Создание разведывательной сети «Азбука»
О надвигающемся мятеже Керенский знал, но, пожалуй, как и бывший царь, не мог ничего сделать, ибо был заинтересован в военном разгроме Советов. Он вспоминал, что его предупреждали даже члены императорской семьи: «Великий князь Николай Михайлович… часто навещал меня по ночам в Зимнем дворце и сообщал о том, что происходит в гвардейских полках и высшем обществе, никогда, даже случайно, не упомянув ни одного имени. „Эти умники, — сказал он как-то, имея в виду гвардейских офицеров, замешанных в заговоре, — абсолютно не способны понять, что вы (т. е. Временное правительство) — последний оплот порядка и цивилизации. Они стремятся разрушить его, и когда в этом преуспеют, все, что осталось, будет сметено неконтролируемой толпой“» [340] .
340
Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. С. 230.
Словом, великий князь, подобно начальнику Петроградского охранного отделения Глобачеву, предупреждал…
Шульгин в Корниловском выступлении не участвовал, ибо присланная ему в Киев телеграмма из Ставки с предложением срочно приехать попала не ему в руки, а в городской Комитет спасения революции. В результате его арестовали и через сутки выпустили, оставив под домашним арестом. Разумеется, чужому человеку заговорщики вызовов не присылают. Возможно, ему в случае победы генералов было суждено стать одним из министров.
Обер-прокурор Святейшего синода В. Н. Львов рассказывал, что в июне 1917 года его пригласили на встречу с Шульгиным и полковником Новосильцевым, председателем центрального комитета Союза офицеров при Ставке, которые предупредили его о готовящемся перевороте. (Керенский, приведя эту информацию в своей книге «Россия на историческом переломе», сослался на публикацию в русской парижской газете «Последние новости» от 27 ноября 1920 года.)
Кроме того, Керенский свидетельствовал, что заговор поддержал британский посол Бьюкенен: