Ватага 'Семь ветров'

Но когда англичанка, чтобы прекратить это издевательство над английским языком, велела надеть наушники и прослушать текст в произношении специалиста, то такое вдруг блаженство по лицам разлилось!

Евгения Григорьевна схватила наушник, подозревая самое худшее. И действительно, в магнитофонной записи, не слишком высокой по техническим качествам, физик Лосьэто его голос, Евгения Григорьевна сразу узнала, физик Виктор Петрович Лось мурлыкал в сопровождении ансамбля технарей: "Умпа, умпа, умпа-пара... Умпа, умпа, умпапара..."

На следующей перемене вся школа, начиная с первоклашек, бубнила, пела, орала на все Семь ветров:

– Умпа, умпа, умпа-пара! Умпа, умпа, умпа-пара!

Об уроках и говорить было нечего. Уроки в этот день вести в школе было невозможно, и даже лучшие учителя, у которых всегда железная дисциплина, возвращались в учительскую обессиленными.

Директор школы Наталья Михайловна Фролова вызвала классную руководительницу Елену Васильевну Каштанову к себе в кабинет.

Кабинет директора школы на первом этаже был маленький, с окном во всю стену, с узким столом, не удобным ни для заседаний, ни для задушевных бесед, с дешевым книжным шкафом, за стеклом которого видны были случайные книжки и брошюрки, неизвестно как сюда попавшие. Наталья Михайловна любовно обставила школу, но до собственного кабинета руки у нее не доходили, и она если и заглядывала сюда, то лишь для того, чтобы стоя позвонить по телефону или приложить к какой-нибудь справке печать, хранившуюся в сейфе. Фролова не любила сидеть в кабинете, потому что не умела обходиться без дела и бралась за всякую работу, независимо от того, кто эту работу должен был делать. Она пришла в директора из горкома комсомола, где была секретарем по школе и где огромный объем обязанностей ложился на плечи двух-трех человек, так что не приходилось считаться, кто и что делает. Особенно легко давалось ей общение с городским начальством ее все знали в Электрозаводске, все привыкли к тому, что она постоянно что-то выпрашивает: то две тысячи на проведение слета, то триста рублей на палатки для Дворца пионеров, то премии для лучших вожатых. В городских верхах привыкли считать ее своей, привыкли обращаться с ней как с маленькой девочкой, забавным случаем вознесенной на высокий пост секретаря горкома. Ей радовались, встречая ее на совещаниях, ее выбирали во все президиумы и приглашали во все компании. А Наташа Фролова, как ее называли, прекрасно понимала, в чем ее сила, и потрошила городское начальство в интересах детей. Отвязаться от нее не удавалось никому. Когда ей говорили, что не может завод, даже и такой богатый, ни с того ни с сего перечислить две тысячи на счет горкома, она вовсе не отвечала какиминибудь разумными доводами, а только смеялась, шутила, кокетничала, приговаривала: "Ну, Сергей Иванович, ну, голубчик, вы ведь так любите комсомол, у нас с вами такнэ хорошие отношения!" - и прочую чепуху несла до тех пор, пока голубчик Сергей Иванович (а попробуй к нему на прием попасть - министр!) не вызывал главного бухгалтера и не говорил ему: "Надо".

Привыкшая к тому, что для детей ни в чем отказа нет и ничего не жалко, Фролова и школу свою, новостройку, обставила, пользуясь связями, с невообразимой роскошью.

Чего только в школе не было! Каких панно, фресок, мозаик, зимних садов, не говоря уж о телевизорах в бессчетном количестве, магнитофонах, проекторах и прочих технических средствах обучения, как раз входивших в моду с появлением Фроловой в школе. А учителей Наталья Михайловна переманивала из других электрозаводских школ безбожно, идя на всяческие уступки, обещая райскую жизнь. Ее ругали в гороно за эту партизанщину, топали на нее ногами, а она только посмеивалась: "Ну, голубчик, ну, Василий Николаевич, ну, неужели вы мне откажете? Ну, мы же с вами так хорошо всегда понимали друг друга!"

Когда Каштанова вошла в кабинет, Наталья Михайловна говорила по телефону:

– Нет, и сегодня поздно... Ну, что я могу поделать?

У меня ЧП, у меня мэйкапар! Что такое мэйкапар?
– Фролова зажала трубку и спросила Елену Васильевну:

"Что такое мэйкапар?" Елена Васильевна пожала плечами.
– Ну, мэйкапар, - продолжала в трубку Фролова, - ну как ты не понимаешь, обыкновенный мэйкапар! У меня вся школа не учится! Всё, всё, ко мне пришли, целую!

Фролова положила трубку и весело пожаловалась Каштановой на мужа никак не угомонится! Пять лет в горкоме она, теперь здесь, в школе, а он все требует, чтобы она вовремя домой приходила.

– Директору, наверно, хоть замуж не выходи, - посочувствовала Елена Васильевна, но Фролова беспечно махнула рукой:

– Да ну! Разговоры! Вы знаете, все преувеличивают!

Всё на свете преувеличивают! И вообще, сердится - это еще ничего. Вот когда перестанет сердиться! Тогда я сразу заявление: "В связи с тем, что муж перестал на меня сердиться, прошу срочно освободить меня от занимаемой должности"!

Они посмеялись, и Наталья Михайловна перешла к делу. Как быть с этим "умпа, умпа, умпа-пара..."? Тьфу! Вот напасть еще!

– Это же семьветровские, - сказала Елена Васильевна, стараясь оправдаться.
– Они с ясельного возраста вместе, а мы для них новички-приготовишки, вот они нас и испытывают... И они постоянно живут на ветру и поветриями... Посмотрите на девчонок: чуть новая мода - сразу шьют, перешивают... Новый цвет волос - пожалуйста, все рыжие или все белые... У них в крови: как все, так и я!

Не жизнь, а набор эпидемий!
– улыбнулась Елена Васильевна, вспомнив Костю Костромина.

Но вез это Фролова лучше Елены Васильевны знала.

Сколько они бились с Семью ветрами, пока она в горком"

была! И вожатых засылали, и дворовые команды организовывали, и патрули - всё без толку.

– А знаете, кто виноват?
– говорила Фролова.
– Архитекторы! Архитекторы и архитекторы! Построили город без дворов, никакого замкнутого пространства, вот и бега ют мальчишки - как их остановить? И кого они боятся?

С детства - никого! Ну ничего, управимся как-нибудь...

Куда нам деваться? Куда учителю деваться? Управляйся!

Так?
– Наталья Михайловна подошла к стене-окну и немножко посмотрела, как первоклашки играют в казаковразбойников, сложив портфели в кучу.
– Вы наказали класс за срыв урока?- повернулась она к Каштановой.

– А как я должна была его наказать?

– Научить вас? Проведите собрание, осудите недостойное поведение, сообщите родителям...

– Хорошо, я все это сделаю, и виноватые сразу превратятся в героев. Они только о том и мечтают, чтобы об их подвигах слава пошла.

Фролова рассмеялась. "Действительно, - подумала она, - так всегда и бывает. Половина всех школьных бед начинается с невообразимой чепухи". Но что ей делать?

В школе срывают урок за уроком, завтра кто-нибудь напишет в горсно... Спросят: "Какие меры приняты?"

– А вы объявите мне выговор, - предложила Каштанова.
– И меры будут приняты, и ребят трогать не станем.

Пройдет это поветрие, эта ветрянка. Объявите мне выговор, и наберемся терпения.

– Как-нибудь без выговора проживете, - сказала Фролова.
– Давайте сделаем так. Давайте проведем вечер классической музыки: Бах, Моцарт, Чайковский.

– Хорошо, проведем, - послушно согласилась Каштанова.
– Бахом его будем бить, этот мэйкапар, да?

* * *

Девятый, старший в школе-новостройке, класс слушал серьезную музыку. Но в то время как просвещенные сверстники этих ребят в Москве и Ленинграде заходились от одного имени Баха, наши герои, увы, симфонической музыки не любили. Она была скучна им ужасно. Лиза Севостьянова. Сева, шептала Тане Прониной, Проше: "И кто это выдумал... Симфония, прелюдии... Тянут кота за хвост!" Технари Щеглов, Зверев и Лапшин обсуждали дрянное качество проигрывателя, и Лапшин презрительно говорил: "И так съедят!" Клава Керунда рассматривала дырочку на колготках и огорчалась: первый раз надела!

А еще итальянские называется! Маша Иванова вертелась во все стороны: "Где Костя? Костю Костромина не видели?" Лариса Аракелова потихоньку обучала Галю Полетаеву "держать лопатки" и так поворачиваться, если внезапно окликнут сзади, чтобы лопатки оставались на месте.

И только один человек в зале был доволен - Наталья Михайловна Фролова, директор школы.

– Это мы хорошо придумали, хорошо!
– шептала она Каштановой.
– Девочки, не вертитесь!

Музыка лилась красивая, и уже Сергей с Игорем и с Анкой решили, посовещавшись, что помогает им, что уже излечились они от этого мэйкапара, который всем надоел, но в это время скачала издалека, чуть слышно, а потом все явственнее дошел до зала звук басовой трубы. "Умпа, умпа, умпа-пара", - медленно выводил кто-то.