Ватник Солженицына

Рукопись, спрятанная в бутылке

В заключении Солженицын не только наедал бока на шоколаде и вкусной выпечке, но и активно творил. Жажда писательства проснулась в нем летом 1946 года в бутырском застенке: «С той камеры, – вспоминал он позднее, – потянулся… я писать стихи о тюрьме» 100 .

Свой творческий путь он продолжил в марфинской шарашке, где, «нагло перестав тянуть» казенную работу, трудился для вечности, сочиняя поэмы. «Этой страсти я отдавал теперь все время» 101 , – напишет Солженицын в «Архипелаге».

100

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 5. С. 418.

101

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 28.

Поэтом, как потом объяснит Александр Исаевич, он стал поневоле, поскольку выучить наизусть стихи легче, чем прозу. «Память – это единственная заначка, где можно держать написанное, где можно проносить его сквозь обыски и этапы, – отмечал он. – Поначалу я мало верил в возможности памяти и потому решил писать стихами» 102 . Лишь много позже он обнаружил, «что и проза неплохо утолакивается в тайные глубины того, что мы носим в голове» 103 . «Под конец лагерного срока, поверивши в силу памяти, я стал писать и заучивать диалоги в прозе, маненько – и сплошную прозу. Память вбирала! Шло. Но больше и больше уходило времени на ежемесячное повторение всего объема заученного» 104 .

102

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 72-73.

103

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 73.

104

Солженицын А.И. Бодался теленок с дубом // Новый мир. 1991. № 6. С. 8.

Собрание тюремных сочинений включало в себя «Лагерные стихи», поэмы «Дороженька» и «Прусские ночи», пьесы «Пир победителей» и «Пленники». Все вместе это составляло 12 тысяч строк 105 , или примерно 300 страниц. Запомнить наизусть и носить в голове много лет такой объем текста, согласитесь, – задача, непосильная для простого человека. Но не для зека, обретшего бессмертную душу! «Освобожденная от тяжести суетливых ненужных знаний, память арестанта поражает емкостью и может все расширяться. Мы мало верим в нашу память!» 106

105

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 73.

106

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 73.

Тот же объем, 12 тысяч строк, имеет поэма Гомера «Одиссея», передававшаяся изустно через долгие три столетия, прежде чем ее записали на свитках во второй половине VIII в. до н.э. Филологи долгое время не могли понять, как, каким образом можно запомнить наизусть литературное произведение такого размера? Лишь в конце 1920-х годов гарвардские филологи Милмэн Пэрри и Альберт Лорд доказали на огромном фольклорном материале, что жизнь эпоса в веках основывается на передаче не готовых текстов, а набора средств, используемых при порождении песни – сюжетов, канонических образов, стереотипных словесно-ритмических формул. Поэмы в тысячи строк исполнители не учили наизусть, а фактически каждый раз создавали в процессе исполнения, пользуясь этими формулами как словами языка.

Так поступал, например, босниец Авдо Меджедович, с которым Пэрри и Лорд познакомились во время одной из своих балканских экспедиций. Размер его устной поэмы «Женитьба Смаилагича Мехо», кстати, также превышал 12 тысяч строк 107 .

Но то – формулы, Солженицын же уверяет, что помнил все именно наизусть, слово в слово. Ну не Фунес ли, чудо памяти?

Стратагема № 3

Придумайте себе сверхспособность. Поражайте рассказами о ней аудиторию.

107

Лорд А.Б. Сказитель. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1994. С. 94.

Феномен Солженицына поражал воображение современников долгие годы, пока в 1999 году не вышел новый сборник его произведений «Протеревши глаза». Кроме прочего в него вошло доселе неизвестная автобиографическая повесть «Люби революцию», пять первых глав которой, по словам писателя, были написаны на шарашке в Марфино. То есть, получается, что еще с 1948 года Солженицын носил в голове, помимо 300 страниц поэзии, еще и около 200 страниц прозы!

Видимо, понимая, что с историей о своей феноменальной памяти он чутка перегнул палку, Солженицын не стал держаться прежних показаний и признался, что повесть эту он писал самым обыкновенным способом – пером по бумаге, подтвердив это сканами своей рукописи 108 . Уходя по этапу из Марфино, автор, по его словам, отдал нетленку на хранение тамошней сотруднице – «”Анечке”, А.В. Исаевой» 109 .

108

Солженицын А.И. Протеревши глаза. М.: Наш дом – L’Age d’Homme, 1999. С. 300-301, 306-307.

109

Солженицын А.И. Протеревши глаза. Суперобложка.

Эпизод этот, впрочем, – не вот тебе какое откровение, он описывается еще в романе «В круге первом» – перед отправкой на этап Глеб Нержин передает Симочке свое наследие, спрятанное в папках с материалами по артикуляции 110 .

Если в марфинской шарашке невозможно было писать, то зачем тогда он просил жену «привезти ему побольше чистой бумаги, карандашей, перьев, чернил в чернильницах-непроливайках, английские учебники и словари» 111 ? В Марфино Солженицын не просто писал – он писал за большим столом с множеством ящиков 112 , нисколько не таясь.

110

Солженицын А.И. В круге первом. МСС. Т. 2. С. 293.

111

Решетовская Н.А. В споре со временем. С. 61.

112

Решетовская Н.А. В споре со временем. С. 77.

Ну, ладно, может, на то она и шарашка, что там допускается послабление режима, а, допустим, в Экибастузе все совершенно иначе? В «Архипелаге» Солженицын так и пишет: «Карандаш и чистую бумагу в лагере иметь можно, но нельзя иметь написанного (если это – не поэма о Сталине). И если ты не придуряешься в санчасти и не прихлебатель КВЧ 113 , ты утром и вечером должен пройти обыск на вахте» 114 .

«В этих словах нетрудно заметить два противоречия, – отмечает Александр Островский. – Во-первых, если заключенным разрешалось иметь “карандаши и чистую бумагу”, то, разумеется, для того, чтобы они писали. А если писать все-таки было можно, то почему нельзя было хранить написанное? И, во-вторых, при чем здесь “обыск на вахте”? Неужели имея в лагере “карандаши и чистую бумагу” вполне законно, заключенные могли писать только тайно за пределами лагеря?» 115

113

КВЧ – культурно-воспитательная часть.

114

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 73.

115

Островский А. Солженицын. Прощание с мифом. С. 89.

Противореча себе же самому, Александр Исаевич чуть ли не на следующей же странице «Архипелага» рассказывает, как заключенный Степлага Арнольд Раппопорт «уже не первый год терпеливо» составлял «универсальный технический справочник» и одновременно писал «в клеенчатой черной тетрадке» целый трактат «О любви» 116 . Тут же вспоминается им и «тверичанин Юрочка Киреев – поклонник Блока и сам пишущий под Блока» 117 . Упомянет он и з/к Альфреда Штекли, написавшего в лагере целый роман 118 .

116

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 81.

117

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 82.

118

Солженицын А.И. Бодался теленок с дубом // Новый мир. 1991. № 11. С. 120-121.

Сохранились свидетельства и о лагерных опытах самого Солженицына. «Мне запомнилось, – вспоминал бывший з/к и замкомандира крейсера “Аврора” Борис Бурковский, – что он, лежа на нарах, читал затрепанный том словаря Даля и записывал что-то в большую тетрадь» 119 .

Куда делась эта тетрадь – неясно. Согласно Солженицыну, все, что он писал, он немедленно выучивал, а бумажки – сжигал.

В декабре 1952 года Солженицын, отбывший свой срок заключения, отправляется в ссылку. Прибыв в место назначения – казахский городок Кок-Терек – поселенец услышал новость: 5 марта 1953 года в Москве скоропостижно скончался Сталин. В жизни Солженицына и всей страны начинался новый этап.

119

Слово пробивает себе дорогу. С. 180.

Первое время Солженицын проедал свои привезенные из Степлага хозрасчетные заработки 120 , затем пришлось искать работу. Солженицын устраивается учителем в школу, в свободное время продолжая работу над пьесой «Пленники». Осенью того же года у него обострилась болезнь яичка, и писатель стал готовиться к смерти. «Грозило погаснуть с моей головой и все мое лагерное заучивание, – пишет Солженицын. – Это был страшный момент в моей жизни: смерть на пороге освобождения и гибель всего написанного, всего смысла прожитого до тех пор» 121 .

120

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 282.

121

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 7. С. 295.