Вавилонские хроники
Шрифт:
– Как он?
– Пока спит.
– Пора будить.
– Рано, – сказал Ицхак. – Перед трансом разбудим. Не то сбежит или гадости говорить начнет. И без него на душе херово.
– Ну-ну, Иська. Ты нашу душу не трогай. Это не только твоя душа. Это душа великого героя…
Изя посмотрел на меня с отвращением и отвернулся.
Мурзик отцепил от своего локтя Циру и тихонько сказал:
– Это… господин, я за своей кривоногой пошел. Ждет ведь. Да и время не терпит.
– Иди, Хашта, – сказал я.
А Цира только поглядела тоскливо.
И мы с Цирой поднялись в лабораторию.
Луринду, до глаз налитая кофе, повернулась в нашу сторону и улыбнулась.
– Как настроение, братья Энкиду? – спросила она.
Цира ответила ей кислым взглядом. Плюхнула на диван, рядом с Буллитом, свою сумочку. Не спросясь, налила себе кофе. Сморщилась: горький.
– И мне, – попросил я.
Цира налила и мне.
Буллит вдруг громко всхрапнул и взметнул руками. Цирина сумочка повалилась на пол. Цира метнулась к сумочке, прижала ее к груди.
– Что там у тебя? – спросил я. – Яйца?
– Индикатор.
– Зачем ты его взяла, Цира?
– На всякий случай.
Мы помолчали. Цира допила кофе, вытащила рамку и поднесла ее к спящему Буллиту. Рамка уверенно завертелась.
– Да, все сходится… – сказала Луринду. И вздохнула.
Внизу раздался грохот. Мы переглянулись. Несколько мужских голосов загомонили, перебивая друг друга. Голоса были незнакомые. И недружественные.
Я оставил девушек наедине с Буллитом и сбежал по лестнице в офис.
Два дюжих молодца в заломленных на затылок кожаных кепках втащили в офис большой мешок. В мешке что-то яростно дергалось и рычало.
Молодцы, кроме кепок, имели на себе стеганые ватные штаны синего цвета и такого же цвета ватники. У одного ватник был перепоясан солдатским ремнем. Он пнул мешок ногой в кирзовом сапоге с обрезанным голенищем.
– Цыть, сука!.. – прикрикнул молодец.
Ицхак смотрел на них, не вставая с дивана. Мешок покачался немного, завалился набок и затрясся.
– Что здесь происхо… – начал было я.
Другой молодец обрезал:
– А ты, кровосос, молчи!
– Вот, – произнес с дивана Ицхак, – товарищи доставили нам учителя Бэлшуну. По заданию партии.
– Ну, – с удовольствием подтвердил молодец с ремнем на брюхе. – Партия сказала: «Надо!» Лично товарищ Хафиза распорядилась. А что, ошибка какая?
– Нет, – сказал я, глядя на мешок. – Ошибки, товарищи, нет. Все правильно.
– А коли правильно, – сурово молвил мне молодец, – то извольте расписочку… Не надейтесь, мы тут поголовно грамотные. Читать-писать научены. Партия позаботилась, чтоб кровососы-рабовладельцы не пользовались нашей, значит, рабской угнетенностью…
– В чем расписочку? – поинтересовался я.
– А что доставлен, значит, означенный супостат в означенное место. И подпись с печатью. Партии для отчетности. Чтоб не говорили потом, что мы народ обманываем. Лживыми посулами, значит, заманиваем. Если коммунист сказал, что сделает, значит – сделает, и точка. И говорить не о чем.
Мешок перестал трястись.
– Так поглядеть сперва, наверное, надо, кого вы там принесли? – спокойно сказал Ицхак.
Я
прямо-таки дивился его равнодушию. Эксперимент был под угрозой срыва. После такого акта варварского насилия, какое было учинено над учителем Бэлшуну, вряд ли он согласится сотрудничать с нами.Однако Ицхак уже кивал своим носом, чтобы громилы развязали мешок. Те нехотя распутали завязки. Из мешка выкатился учитель Бэлшуну. Он был растрепан и помят. Яростно стуча головой об пол и изрыгая проклятия, он засучил ногами и задергал связанными за спиной руками.
– Этот? – повторил громила.
Ицхак повернулся ко мне. Вопросительно изогнул бровь.
Я кивнул.
– Этот…
Громила постучал по столу корявым пальцем.
– Расписочку… Входящий-исходящий…
Ицхак написал: «По просьбе товарища Хафизы и товарища Хашты кровосос Бэлшуну кровососам Ицхак-иддину и Аххе-Даяну доставлен. Вавилон, 18 нисану 57 года от Завоевания.» И расписался. Прижал печать. Вручил бумажку громиле.
Тот повертел ее перед глазами, потом удовлетворенно кивнул, свернул и сунул в карман под ватник.
– Другое дело. Хоть и кровосос, а с понятием. Будем вашего брата резать, тебя обойдем…
Он хохотнул, и они с другим товарищем покинули офис.
Ицхак наклонился над учителем Бэлшуну и развязал ему руки. Потом помог перебраться на диван и крикнул, задирая голову вверх:
– Луринду, ягодка! Кофе господину учителю!
Луринду спустилась с дымящейся чашкой на белом пластмассовом подносике.
– Прошу вас, – сказала она тихо.
Бэлшуну взял чашку трясущейся рукой, поднес к губам.
– Что все это значит? – спросил он наконец. – Вы, надеюсь, не в сговоре с этими головорезами?
– А что произошло? – в свою очередь спросил Ицхак.
– Они ворвались в мой дом на рассвете. – Учитель Бэлшуну содрогнулся. – Перебили у меня посуду. Опрокинули аквариум… Зачем-то… Сперли несколько книг – где на обложке голые женщины… Это были книги по магическим практикам…
Ицхак покусывал губу и мрачнел все больше и больше. Потом облизал кончик носа.
Учитель Бэлшуну смотрел на ицхаков нос, как завороженный. Наверное, никогда не видел таких носов.
– Рассказывайте, – подбодрил его Ицхак. И положил руку ему на плечо.
Учитель Бэлшуну отдал пустую чашку Луринду и попросил ее сварить еще. Луринду ушла. Она была недовольна – ей хотелось послушать.
– Потом стали мне угрожать. Правда, я не понял, из-за чего. Так, бессвязные выкрики приматов… Затем… – Он потер скулу.
– Что, побили? – спросил я.
– В общем… – Он перевел взгляд на меня. Узнал. – Вы были у меня на двух, кажется, сеансах?
– Да.
Он помолчал немного.
– Так это ваша месть? – спросил он наконец.
– Месть?
– Да. За эту потаскуху, за Циру. Я наказал ее, а она сбежала, безответственно бросив ученичество…
– Кстати, за что вы избили ее?
– За вольномыслие, – отрезал Бэлшуну. – Ученик не имеет права на вольномыслие. Он должен только впитывать знания. Только!
– К сожалению, – сказал Изя, – Цира действительно мыслящая девушка. А мыслие, друг мой, бывает либо вольно-, либо недо-. Третьего не дано.