Вблизи Софии

Дора и Юлька были потрясены первыми успехами гитлеровцев, но Ольга всегда оставалась верным союзником Траяна. Она фанатично верила в победу Советского Союза. Траян вспомнил, что в гимназии на нее смотрели косо из-за того, что она пересказывала подругам новости, услышанные по московскому радио. Она часто расспрашивала Траяна о величественных стройках в стране Советов. «Возможны ли у нас такие стройки? — спрашивала она Траяна и добавляла: — Хотела бы я стать инженером и создать у нас что-нибудь подобное. Такое строительство может наполнить смыслом целую жизнь».

Сейчас Траян неожиданно вспомнил все это. Он никогда не думал, что в его памяти сохраняется столько подробностей. Но как она изменилась внешне! Тогда она совсем не была красивой. А по правде говоря, разве угадаешь, что скрывает в себе еще не распустившийся бутон?

Но очарование рождала не столько даже красота Ольги. Траяна захватила ее жизнерадостность, вера в жизнь, в будущее. Без этой веры нельзя создать ничего значительного. Но разве только молодые могут владеть ею? Разве он стар в свои пятьдесят лет? Да это самые ценные для творчества годы! Вот и Ольга верит в него.

Траяна снова охватил трепет, как в то мгновенье, когда он поддержал девушку за локоть, чтобы она не упала. Ему вдруг снова захотелось работать.

Евтимов поспешил домой, горя нетерпением скорее приняться за чертежи водохранилища

2

Над обрывом еще стоял запах скошенных трав. В последний раз убрали сено с этих горных лугов. Теперь здесь прокладывали новое шоссе.

Все село недоумевало, зачем понадобилось это шоссе. Никто не верил, что прежнее скоро окажется под водой.

Еще не изгладились на траве следы крестьянских телег, как на полянах засуетились рабочие. Первое время они неумело держали кирки и лопаты, смеялись друг над другом, подталкивая тачки. Но через несколько дней уже нельзя было отличить новичка от настоящего землекопа.

На краю поляны, за высоким остроконечным камнем стояла молоденькая девушка, почти совсем еще девочка, с батожком в руке. Ситцевая кофточка и юбка облегали ее крепкую фигурку.

Рядом притаился ее братишка. Оба совсем забыли про своих овец и не сводили глаз с работающих.

— Гошо, смотри! — прошептала Божурка. — Значит, правда…

— О чем это ты? — спросил мальчик, сдвинув шапку назад, так что копна прямых волос упала ему на лоб. Он, как и сестра, был совсем светлый. В деревне их звали белобрысыми.

— Да то правда, что здесь копают.

— А я знал это, — гордо ответил Гошо. — Бай [1] Злати давно мне рассказывал! Он работает внизу, где будет озеро. Потому я тебя сюда и позвал.

— А ведь батя не велел нам пасти тут овец: наверху взрывают. Может овец камнями убить. Если он узнает, что мы были здесь, — держись!

1

Почтительное обращение к старшему. (Здесь и далее примечания переводчиков. — Ред.)

— А где же они?.. Божурка, нет их. Разбежались.

— Кто? — рассеянно спросила девушка.

— Да овцы!

— Ай-ай-ай!

И оба бросились в заросли кустарника на противоположном склоне. Мальчик прибежал первым и, чтобы остановить барана-вожака с колокольчиком, бросил перед ним куртку.

Собрав стадо, Божурка с братишкой вернулись на прежнее место.

— Гляди-ка, Божурка, и девчата копают!

— Ишь ты, в штанах, как парни. Даже тачки возят. Мы, когда работали на холме, не нагружали их так сильно.

Мальчика заинтересовало другое.

Парни дружно налегали на длинный железный прут, подсунутый под обломок скалы, но никак не могли сдвинуть глыбу. Какой-то юноша взобрался на соседний уступ, замахнулся киркой, стараясь отколоть еще немного.

— Упадешь. Обвяжись!

Ему бросили веревку. Паренек обвязался вокруг пояса, спустился пониже и, едва удерживаясь на одной ноге, продолжал свое дело.

Гошо, как зачарованный, подвигался к той группе. Тянул за рукав и сестру. Мимо них пробежал бригадир, вывалил из тачки землю. Божурка вздрогнула и отшатнулась.

— Эй, девушка! — задорно крикнул парень. — Хватит смотреть, иди-ка помоги!

— Божурка, — прошептал Гошо, — спроси их, что тут делается.

— Почему же не спросить, — приободрилась девушка. Но голос ее был так тих, что парень ничего не расслышал. Она провела рукой по лицу, словно это могло помочь ей собраться с силами, и повторила вопрос. Парень засмеялся.

— Как, разве вы не слыхали? Водохранилище будет. Нижнее шоссе затопит, а мы строим новую дорогу. Теперь тут будут ездить.

Брат с сестрой переглянулись. Но не успели они вымолвить и слова, как послышался резкий свисток и стайка парней и девчат пробежала мимо них. Кто-то крикнул:

— Бегите, сейчас взорвется!

Растерявшись, они не двигались с места. Какая-то девушка схватила Божурку за руку, и только тогда они с Гошо побежали.

— Прячьтесь, прячьтесь!..

За скалой столпились рабочие. Они возбужденно переговаривались.

— Когда-нибудь будете рассказывать, что жили на дне озера, — сказала девушка, притащившая Божурку.

— Неужто правда? А где ж мы тогда будем пасти овец? — воскликнул Гошо.

— А где мы будем жить? — добавила Божурка.

Рабочие дружно рассмеялись.

— Смотри-ка, о чем печалятся! Разве мало других мест?

— Да разве есть что-нибудь лучше?

На своем коротком веку Божурка не видела еще ничего, кроме своего села, и не могла понять, отчего засмеялись эти горожане. На ресницах ее повисли слезинки. Тоненькая девушка обняла Божурку и стала утешать, как ребенка, поранившего палец.

— Конечно, село у вас красивое, но ведь и в других селах не хуже. Не оставят вас так. Глядишь, еще софиянкой станешь.

— Как это? Переселимся в Софию?

— А почему бы и нет? Ведь вам заплатят. Можете и в Софии купить себе дом.

— А вы из Софии? — спросила Божурка.

Грохнул взрыв, за ним другой. Кто-то считал: «…девять, десять, одиннадцать…»

Едва взрывы прекратились, все побежали к рабочей площадке.

Только Божурка и Гошо продолжали стоять как вкопанные. Гошо опомнился первым.