Вблизи Софии

Собеседники почтительно расступились перед Стоилом, пропуская его к скамье. Дед устало опустился на нее.

— Что новенького?

— Новости наши давно известны, дедушка Стоил. Одна у нас печаль, — ответил мужчина средних лет в синем грубошерстном костюме. Он подергал себя за длинный ус, закрученный, как кудель карнобатской шерсти.

— А ты что голову повесил, Георги? Опять из-за водохранилища? Не тревожься, ничего у них не выйдет! — Вуто подтолкнул сидящих, чтобы подвинулись.

— Кто его знает, — неуверенно отозвался Петрун.

Он никак не мог решить, идти ему туда работать или нет. Конечно, близко. Каждый вечер можно домой приходить. Но взяться им помогать — значит рубить сук, на котором сидишь. Если б уверенность была, что стройка не будет кончена, с радостью пошел бы работать. И деньги, в кармане и из дому уходить не надо.

— Чего тут знать? — крикнул Вуто. — В первый раз, что ли, говорят о водохранилище? Ну и пусть себе говорят.

— Не в первый раз, — ответил рассудительно Георги, — только разницу надо понимать. Я вот как думаю: сейчас, скажем, наметили шоссе проложить так, что оно часть луга деда Стоила займет. Что же, отказаться от этого только потому, что дед Стоил, свой человек, может разобидеться? В прежнее время так бы и сказал: «Этот человек из нашего села, шоссе можно и сторонкой пустить, а его поле трогать нельзя». А теперь строят не в угоду одному человеку или селу, а для всего народа, для государства.

— Это какой же умник рассказывает тут небылицы усатым мужчинам? — громко крикнул Никола Дражев. Тяжело ступая, он подошел к скамье, одним взглядом окинул всех. — А вы и уши развесили! Он селу враг. Головы вам морочит. Я вот спрашиваю: хотите, чтоб наше село затопило? Хотите, чтоб нас выгнали отсюда? Вот что важно. Слушайте его побасенки и сложа руки ждите, когда нас вода смоет!

— Прав Дражев! — откликнулся кто-то сзади. — Поднимемся все как один.

— Что правда, то правда, — подтвердил, приободрясь, и Вуто. — Верно говорит. И я вам скажу. Работал я когда-то на этом водохранилище, тогда итальянцы начинали его строить. Были там и наши инженеры. Знал я одного — толковый, серьезный был человек. Как звали его, позабыл, а живет он в Софии, сам у него бывал. Ну так вот. Итальянцы его очень уважали. Но все же они были тут главные. А теперь такую стройку хотят поднять только своими силами. Мало наше государство для таких больших дел, да и народ наш беден. Прав Никола Дражев.

— В чем же это он прав, а? — раздался басистый голос Злати. — В том, что немцам на коммунистов доносил? В этом он прав?

— Может, когда и был неправ, а сейчас другое дело, — заговорил Петрун примирительно. В прошлом Дражев оказывал ему кое-какие услуги, и Петрун не мог сразу от него отречься.

— Говорю вам, — опять ворвался в разговор Дражев, — не бывать этому, увидите. Будьте спокойны и занимайтесь своим делом. Пусть я буду не Никола Дражев, если вода дойдет до села.

Дед Стоил раздраженно стукнул палкой.

— Ты, Никола, и раньше был неправ. Не только теперь.

— Когда это, ну-ка, скажи? — нахмурился Дражев.

Дед Стоил в упор взглянул на него, и Никола смутился. Он старался сделать вид, что не помнит, как прятался в сарае у деда Стоила в сентябре сорок четвертого года. Но старик напомнил ему об этом.

— Ты что ж, совсем запамятовал, что был помощником старосты и чем занимался до девятого сентября? Ты и тогда бил себя в грудь: «Попомните мое слово! Эти вот усы сбрею, если Германия проиграет войну». Германию разгромили — Россия-то посильней оказалась, а ты усы только чуть-чуть подстриг, чтоб помоложе стать.

Дед Стоил засмеялся. Говорил он обычно тихо и медленно, взвешивая каждое свое слово. Его смех привлек внимание — круг у каменной ступеньки стал плотнее.

Возбужденно заговорил Злати:

— Верно сказано! Дедушка Стоил всегда стоял за Россию. А на чьей стороне был Никола Дражев — нам хорошо известно… Послушай, Георги, ты пойдешь в читальню? Со стройки человек пришел, расскажет, как платить будут.

— Обязательно пойду.

Они ушли. Никола Дражев растерянно огляделся, но увидев, что другие не поддержали деда Стоила, снова осмелел и пренебрежительно усмехнулся.

— Этот Злати, как спичка, вспыхивает. Примазался к коммунистам, заважничал. Но я вам говорю, не могут нас так просто выселить, и водохранилище не так-то легко строится. Мало, что ли, с нас берет государство? Знаешь, сколько картошки и молока я должен сдать в этом году?

— Тебе есть что сдавать, — отозвался Петрун. — А у меня ничего нет, что я сдам?

— Что ж, из-за этого государства нам теперь ноги протянуть? — не замолкал Никола.

— Много ты протягивал!

— Ну да ладно. Еще немного потерпеть осталось. А там сторицей им отплатится. — Дражев оглянулся, наклонился к сидящим на скамье и понизил голос: — В октябре начнут — по радио передавали.

— Я пустые сплетни не слушаю, — рассердился дед Стоил. — Может, ты и знаешь побольше меня, и радио слушаешь, да я тебе скажу: не обманывай ты себя этими бреднями.

Разговор этот беспокоил Петруна. Сам он верил Дражеву, но не хотел, чтобы их видели вместе.

— Пойду-ка и я в читальню, погляжу, что там делается. Может, буду работать на стройке. Почему бы и нет?

Один за другим все разошлись. Кто в читальню, кто в закусочную или домой. Стайками возвращались с гулянья девушки. На некотором расстоянии от них шли парни, перебрасывались шуточками. Девушки смеялись, прикрывая рот ладонью, а какая-нибудь посмелее оборачивалась и отвечала. Молодой задорный смех далеко разносился в тишине теплого вечера.

На скамье остались только Дед Стоил и Никола Дражев.

— Послушай, Никола! Ты моложе меня лет на девять-десять. Был я на твоих крестинах. Отец мой работал с твоим отцом, потом разделились. Не поладили. И мы с тобой не ладили и никогда не поладим. Одно тебе скажу: держи ты язык за зубами, коли бог умом обидел. Наплачешься из-за своего языка.

— А ты меня не пугай, Стоил. Вижу я, давно вижу: и ты продался этим.

Дед Стоил встал.

— Неизвестно, кто кому продался! Но подумай хорошенько, Никола. Тебе тоже далеко не уехать. Иное не забывается. Люди все помнят и не простят. А ты сам хорошо знаешь, сколько натворил.

Дед Стоил побрел домой. Теперь он нащупывал дорогу палкой, чтобы не споткнуться в темноте, и ворчал: «Есть села, где улицы освещают электричеством. Светло, как средь бела дня. А может, эта стройка и к добру — людям лучше жить станет? Но почему должно пропасть наше село? Непонятно мне, от чего больше пользы — от водохранилища или от нашего села. Строить большой дом на гнилом фундаменте — ничего не выйдет. Обвалится. Нужен новый фундамент, крепкий, как полагается для большой постройки. Говорят, теперь закладывается фундамент нового. Меняется жизнь, ничего против этого не скажешь. Но почему этим самым фундаментом должно стать именно наше село?»

Улицу перерезали полосы света. Он лился из окон читальни.

Дед Стоил повернул туда. Он любил все услышать и увидеть сам, а потом хорошенько обдумать, взвесить.

3

Дора Евтимова не любила в этот день бывать у своих. Каждое воскресенье в доме доктора Стояна Загорова собирались четверо старых партнеров по бриджу. Доктор Загоров сидел за маленьким квадратным столиком с зеленым сукном и старательно прикрывал карты, сложенные веером. Он не отводил от них глаз, даже когда стряхивал сигарету в маленькую фарфоровую пепельницу, разрисованную знаком бубен. Перед каждым из игроков стояла пепельница точно такой же формы. Отличались они только знаками карточных мастей.