Вчера

— Как же вы друг с другом объясняетесь? Ян смеется:

— Это нетрудно. Объясняемся на пальцах.

И он делает знак официанту, показав восемь пальцев:

— Пива!

Затем наклоняется ко мне:

— Скажи, друг, ты заплатишь за эти восемь кружек?

— Конечно. И за восемь порций сосисок с картошкой.

Официант приносит восемь тарелок с сосисками. Мои гости аплодируют, когда я выкладываю кошелек на стол. Они шумно едят и заказывают еще пива, кружку за кружкой.

В этот момент передо мной и возникает Йоланда. Я вижу ее в каком-то тумане. Я уже слишком много выпил, а дым в кафе такой, что хоть топор вешай.

Я говорю Йоланде:

— Давай садись.

— Нет. Пошли отсюда. Я приготовила ужин.

— Я уже поел. Садись и лопай сосиски. Мы тут с друзьями. Она говорит:

— Ты.напился. Хочешь, я провожу тебя домой?

— Нет, Йоланда. Хочу остаться здесь. И пить дальше. Она отвечает:

— С тех пор как появились твои земляки, ты сильно изменился.

— Верно, Йоланда, я сильно изменился. Даже не знаю, смогу ли стать прежним. Для того чтобы в этом разобраться, нам нужно какое-то время не видеться.

— И сколько же времени?

— Почем я знаю! Несколько недель или месяцев.

— Хорошо. Я подожду.

Главная проблема состоит вот в чем: как мне познакомиться с Линой?

Странное дело: ни мастер ее цеха, ни соцработница не просят меня послужить переводчиком в случае каких-то затруднений. Правда, работа на нашей фабрике настолько элементарна, что ее можно объяснить и глухонемому.

Вот уже второй раз я говорю, что Лина, может быть, онемела. Она так мало разговаривает. Собственно, она никогда и ни с кем не разговаривает.

Остается только подойти к ней в столовой.

Вообще-то я довольно легко завожу знакомства с женщинами. Но Лину я боюсь. Смертельно боюсь, что она меня отошьет.

И все-таки однажды я решаюсь. Проходя мимо ее стола с чашкой кофе, я останавливаюсь. И спрашиваю на нашем родном языке:

— Хотите еще кофе? Она с улыбкой отвечает:

— Нет, спасибо. Но вы садитесь. Я не знала, что вы мой земляк. Вы из-за этого меня и преследовали?

— Да, из-за этого. Меня интересуют все, кто приезжает из нашей страны. Я хотел бы помогать им.

— Не думаю, что нуждаюсь в вашей помощи. Кто вы?

— Беженец, уже давний. Живу здесь пятнадцать лет. Меня зовут Шандор Лестер.

— Мне нравится имя Шандор. Моего отца тоже зовут Шандор.

— Сколько лет вашему отцу?

— Какое это имеет значение? Ему скоро шестьдесят. Почему вы им интересуетесь? Я отвечаю:

— Мои родители погибли во время войны. Вот я и думал, ваши живы или тоже умерли?

— Нет, они оба живы-здоровы. Я сочувствую вам, Шандор, по поводу родителей. Меня зовут Каролина, но я не люблю это имя. Муж зовет меня Каролой.

— А я буду звать вас Линой. Она смеется:

— А меня в детстве и звали Линой. Потом она спрашивает:

— Ну и как вам живется в этой стране?

— Да так, со временем привыкаешь. ,

— Я вот никогда не смогу привыкнуть. Никогда.

— Хочешь не хочешь, а придется. Вы ведь беженка. Приехали сюда по доброй воле. И вернуться уже не сможете.

— Нет, я не беженка. Мой муж получил стипендию для работы здесь. Он физик. Мы проживем тут год, а потом вернемся на родину. Там я закончу институт и стану преподавать латынь и греческий. А пока, на этот год, я устроилась сюда, на фабрику. Стипендии мужа не хватает на жизнь. Я могла бы остаться на родине, но муж не захотел разлучаться с ребенком. И со мной.

Я провожаю Лину до ее станка.

— Не бойтесь ничего. Год пролетит быстро. Я вот работаю здесь уже десять лет.

— Это ужасно. Я бы не выдержала.

— Никто не выдерживает, и все-таки никто от этого не умирает. Некоторые сходят с ума, но такое бывает редко.

Вечером я жду Лину в автобусе. Она появляется с ребенком на руках. Я спрашиваю, мальчик это или девочка.

— Девочка. Ей пять месяцев. Ее зовут Виолетта. И прошу вас, не преследуйте меня больше.

Назавтра в столовой я подхожу к Лининому столу со своим подносом. Сажусь напротив нее.

— Я больше не хожу за вами по улице. Но ведь мы можем обедать вместе?

— Каждый день?

— Почему бы и нет? Мы же земляки. Никого это не удивит.

— Мой муж ревнив.

— Он об этом ничего не узнает. Расскажите мне о нем.

— Зовут его Коломан. Он занимается научными исследованиями. Каждый день ездит в город и возвращается поздно вечером. И дома тоже много работает.

— Ну а вы? Вам здесь не скучно? Вы совсем не выходите, у вас нет друзей.

— Откуда вы знаете? Я смеюсь.

— Я следил за вами. Вот уже много недель, как я веду наблюдение.

— Даже по вечерам? Даже когда я дома?

— Да, я смотрю в окно. У меня есть бинокль. Простите меня. Лина краснеет, потом произносит скороговоркой:

— Я верчусь как белка в колесе — хозяйство, ребенок, магазины, работа на фабрике.

— Муж вам не помогает?

— У него нет времени. Днем по субботам он сидит с малышкой, пока я езжу за покупками в город. У нас в деревне не всегда найдешь все что нужно. Я прерываю ее:

— Там нет даже парикмахера. Жаль, что вы так обошлись со своими волосами. Эта прическа вам совсем не идет. Лина сердито отвечает:

— Ну это уж вас не касается.

— Вы правы. Извините меня. Продолжайте.

— Продолжать что?

— Ваш муж занимается девочкой днем по субботам…

— Ну не то чтобы занимается. Просто устраивает ее возле письменного стола, а сам работает. Если она слишком уж докучает ему плачем, он дает ей бутылочку с чаем, который я готовлю заранее. Вот и все. Он не пеленает ее, не укачивает, позволяет ей поплакать. Он утверждает, будто это полезно для младенцев.

Лина опускает голову, чтобы скрыть слезы. Помолчав, я говорю:

— Вам все это, наверное, очень тяжело. Она отрицательно качает головой:

— Это ведь ненадолго. В начале лета мы уедем.

— Нет!

У меня невольно вырвался этот крик. Лина удивленно спрашивает:

— Как это «нет»?

— Извините. Разумеется, вы уедете. Но мне больно думать о вашем отъезде.

— Почему же?

— Это длинная история. Вы похожи на одну маленькую девочку, с которой я расстался пятнадцать лет назад. Лина улыбается: