Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Вчера

Агота Кристоф

Шрифт:

Что касается меня, то вот уже десять лет, как я сверлю на своем станке одни и те же отверстия в одних и тех же деталях. Этим и ограничивается наша работа. Вставить деталь в тиски и нажать на педаль.

За это мы получаем ровно столько денег, чтобы хватало на пропитание, скромное жилье, а главное, на то, чтобы были силы каждый день начинать все сначала.

И в ясную и в пасмурную погоду в огромном цехе постоянно горят неоновые лампы. Звучит негромкая приятная музыка. Дирекция полагает, что под музыку рабочие лучше трудятся.

Один из рабочих, тщедушный человечек,

продает белые порошки — транквилизаторы, приготовленные специально для нас деревенским аптекарем. Не знаю, из чего они делаются, эти снадобья, но иногда покупаю их. Глотнешь такое, и день вроде проходит быстрее, и чувствуешь себя не таким несчастным. Порошки стоят недорого, почти все рабочие их покупают, дирекция смотрит на это сквозь пальцы, аптекарь наживается.

Иногда происходит взрыв — какая-нибудь женщина вскакивает с места и вопит:

— Не могу больше!

Ее уводят, работа продолжается, нас успокаивают:

— Ничего страшного, просто нервы сдали.

В цеху каждый сам по себе, наедине со своим станком. Разговаривать с другими можно только в туалете, да и то недолго, каждая минута нашего отсутствия записывается, регистрируется, учитывается.

Вечером, после работы, у нас едва хватает времени забежать в магазин, затем поесть и лечь пораньше, чтобы не проспать утром. Иногда я спрашиваю себя: живу ли я для того, чтобы работать, или же это работа заставляет меня жить?

Но что это за жизнь?!

Монотонный труд.

Ничтожная зарплата.

Одиночество.

Йоланда.

Да таких Йоланд в мире тысячи и тысячи.

Белокурых красоток, глупых или не очень.

Выбираешь одну из них и спишь с ней.

Но эти Йоланды не исцеляют от одиночества.

Эти Йоланды, как правило, не вкалывают на фабриках, они предпочитают магазины, где зарабатывают совсем мало. Но зато в магазинах почище и здесь легче найти себе мужа.

На фабрике работают в основном замужние женщины. В обеденный перерыв они бегут домой, чтобы накормить семью. Дирекция позволяет им это, так как они все равно работают сдельно. В час дня они возвращаются к станкам вместе с нами. Дети и мужья накормлены и тоже вернулись — кто в школу, кто на завод.

Конечно, самое простое было бы пообедать в фабричной столовке, но для семейных это слишком дорогое удовольствие. Я, например, могу это себе позволить. Беру комплексный обед, из самых дешевых. Не очень съедобно, но мне это безразлично.

После обеда я читаю книгу, принесенную из дома, или играю в шахматы. Сам с собой. Другие рабочие режутся в карты и не смотрят на меня.

По прошествии десяти лет я для них все еще чужой.

Вчера нашел в почтовом ящике извещение: на почте лежит для меня заказное письмо. В извещении указывалось: «Городская ратуша, уголовный суд».

Я испугался. Мне захотелось сбежать, уехать далеко, как можно дальше, куда-нибудь за море. Неужели им удалось напасть на мой след — след убийцы — после стольких-то лет?!

Я отправился на почту за письмом. Вскрываю его. Меня вызывают в суд в качестве переводчика на процессе, где обвиняемый — мой земляк. Расходы мне будут возмещены, отсутствие на работе

согласовано с начальством.

В указанный час я прихожу в суд. Женщина, которая меня встречает, очень красива. До того красива, что у меня возникает желание назвать ее Линой. Но она выглядит очень строгой. У нее совершенно неприступный вид.

Она спрашивает:

— Достаточно ли хорошо вы еще владеете родным языком, чтобы переводить прения сторон на процессе? Я отвечаю:

— Я не забыл ни единого слова моего родного языка. Она говорит:

— Вы должны принести присягу и поклясться в том, что будете переводить слово в слово все, что услышите.

— Клянусь.

Тогда она заставляет меня подписать бумагу.

Я спрашиваю ее:

— Может быть, выпьем где-нибудь по стаканчику? Она отвечает:

— Нет, я устала. Поедем лучше ко мне. Меня зовут Ева.

Мы садимся в ее машину. Она ведет быстро. Наконец останавливаемся перед виллой. Входим в современно оборудованную кухню. У нее в доме все современное. Она наполняет стаканы, и мы усаживаемся в гостиной, на большом диване.

Потом она отставляет стакан и целует меня в губы. Медленно раздевается.

Она красива, намного красивее всех женщин, которых я встречал в своей жизни.

Но это не Лина. Она никогда не будет Линой. Никто никогда не будет Линой.

На процессе Иштвана присутствует целая куча его соотечественников. И его жена тоже здесь.

Иштван приехал сюда в ноябре прошлого года. Он снял крошечную двухкомнатную квартирку, где ютились они с женой и их трое детей.

Его жена нанялась уборщицей в страховую компанию, владевшую большим зданием. Каждый вечер она убирала офисы.

Спустя несколько месяцев Иштван тоже нашел работу, правда в другом городе; он стал посыльным в ресторане, и хозяева были им довольны.

Но раз в неделю он отправлял сверток жене и детям. В свертке были продукты, украденные им в кладовой ресторана. Его обвиняли также в том, что он запускал руку в кассу, но он это отрицал, и это не было доказано.

Однако в тот день на суде речь шла не только о мелком жульничестве. Будучи заключен в тюрьму в ожидании процесса, он в один прекрасный вечер оглушил сторожа, сбежал и явился к себе домой. Жена была на работе, дети спали. Иштван хотел дождаться жену, чтобы бежать всем вместе, но полицейские опередили его.

— Вы приговариваетесь к восьми годам заключения за нападение на сторожа. Я перевел. Иштван взглянул на меня:

— Восемь лет? Вы правильно поняли? Сторож ведь не умер. Я не хотел его убивать. Вот он сидит, живой и здоровый.

— Я ведь только переводчик.

— А моя семья, что она будет есть эти восемь лет? Что станется с моими детьми? Я ответил:

— Ничего, вырастут.

Охранники уводят его. Жена падает в обморок.

После суда я провожаю своих земляков до бистро, которое они посещают с самого их приезда сюда. Это многолюдное, шумное кафе в центре города, недалеко от моего дома. Мы пьем пиво и беседуем об Иштване.

— Ну и дурак же он, что вздумал дать тягу!

— Не будь этого, отделался бы несколькими месяцами.

Поделиться с друзьями: