Вдали

Я могла преуспеть во многом, но только не в этом. Пересилить себя получалось только в крайних случаях: когда от голодной рези в животе невозможно сделать вдох, когда ты понимаешь, что либо ты берешь нож в руки и с ног до головы покрываешься пятнами крови животного, неумело избавляясь от шкуры и вырезая неаккуратные куски мяса, либо ты ложишься рядом с ним вторым трупом.

Снег в кастрюле зашипел, тая. Еще немного времени, и можно будет добавлять новую порцию снежной массы, и так постепенно пополнить запасы питьевой воды. Хотелось, конечно, просто отправить гору снега в емкость и закрутиться со своими делами, но я была научена горьким опытом: из-за образующейся на дне полости появлялся риск прогорания посудины. Я лишилась пары котелков, прежде чем поняла, в чём было дело!

Пока химические процессы, происходящие в кастрюльке с тонкими черными стенками разрешались без моего участия, я возилась по дому. На самом деле, с ним нам крупно повезло – видимо, прошлые жители не съехали, а просто выбрались на очередную вылазку, которая оказалась для них последней. Иначе – я повертела в руках приличную шапку, найденную в гардеробном шкафу – все теплые вещи они забрали бы с собой, ведь такими ценностями сейчас не пренебрегают. Да и другие необходимые для выживания предметы лежали на своих местах: в шкафчике рядом с выходом я уже нашла пару коробков спичек и что-то, что заставило меня застыть на месте на слишком долгое время, разглядывая находку.

Такое прошлые жильцы бы точно не забыли – когда теряешь одного близкого человека за другим, поневоле становишься сентиментальным. В моих руках оказалась пачка фотографий: везде изображена одна и та же счастливая пара лиц. Девушка и парень, молодые. Улыбаются в камеру, машут рукой, обнимаются или шутливо толкаются. Банально, конечно – от какого количества таких парочек в людных местах я раньше морщилась и отворачивалась? – но всё равно как-то печально. Я положила фото на запыленную поверхность тумбочки. Сгодятся в качестве топлива, потом заберу с собой.

Раз уж домик полон припасов, смысла торопиться нет. Я не спешу. Вряд ли вообще хоть кому-то сейчас есть куда спешить. Мир полетел в тартарары.

Тем не менее, попытаться укрепить временное пристанище стоит прямо сейчас: не уверена, что где-то под кроватью бывших жильцов найдется ящик с инструментами, но стоит проверить. Да и молоток у меня уже есть – правда, он всё еще в крови зомби, который решил, что может застать меня врасплох, если я стою к нему спиной, занятая починкой сапог. В ход пошло первое, что оказалось под рукой, точнее, в ней, и теперь мозги того бедняги украшают верстак за пару миль отсюда.

Думаю, мой брат уже покончил с завтраком. Я вышла на улицу, прищурилась из-за ударивших в глаза солнечных лучей и подошла к утробно рычащему зомби в ремнях.

От свежего кислорода распирало легкие: интересно, дело в том, что мы ушли крайне далеко от любых намеков на цивилизацию, или в том, что когда происходит коллапс мировых масштабов, времени на загрязнение окружающей среды не остается? Машины, а тем более топливо, сейчас на вес золота, заводы с их извечными выбросами в атмосферу остановились навсегда, а мусорить практически некому. Я думала об этом как-то равнодушно. От мысли о том, что мы с братом одни на пару сотен километров точно, я чувствовала скорее облегчение, чем тревогу. А ведь когда-то для чувства относительной защищенности мне нужна была компания, как минимум те, на кого можно положиться. И лучше, чтобы у этих людей было огнестрельное оружие. Исключительно спокойствия ради.

– Фу! – выразительно сказала я, наблюдая, как брат высасывает остатки мозгов из птичьей головы. В застывших глазах ворона читался упрек: мало того, что оборвала невинную жизнь, так ещё и после смерти решила поиздеваться.

Я этого не хотела. Да и Эдвард вряд ли был бы рад, осознавай он в полной мере, что делает. Несмотря на всю нашу любовь к оружию (если посчитать все луки, арбалеты и ножи, которыми мы обзаводились на протяжении наших жизней до наступления дня Х, можно решить, что мы парочка маньяков), мы никогда не ранили живых существ. Мы охотились на ярко-красные мишени, расставленные нами же в лесу, на соседские яблоки, заманчиво покачивающиеся на ветвях и готовые брызнуть сладким соком, друг на друга, в конце концов – для таких случаев у нас был запас стрел и болтов с пластиковыми наконечниками. Это была наша альтернатива водным пистолетам, и это полностью нас устраивало.

Сейчас по пальцам брата стекало что-то… неприятного бурого оттенка, пока он усердно выскребал стенки черепа ворона. Я отвела взгляд. Свернуть шею птице или другому зверью, играющему роль поставщика мозгов, перестало быть проблемой, гложущей мое сознание и нервы, где-то раза с девятого – хотя бы из моральных соображений, что отдавать их на растерзание зомби живьём было бы верхушкой садизма. Но на большее я всё ещё не могла решиться, хотя с наступления конца света прошло не меньше полугода. Это сильно урезало мой рацион, хотя с помощью Энн – так я любовно окрестила свой арбалет, специально выбрав имя, созвучное с братским – я бы спокойно могла питаться дичью на завтрак, ланч, обед, ужин и саппер¹. Когда-то. На самом деле, сейчас с пропитанием становилось всё тяжелее и тяжелее. Зверье умирало, вырубаемое вирусом, и даже достать мозги было не так просто.

Где-то вдали закричала гаичка. Протяжно и противно, будто насмехаясь над кем-то. Снова и снова она тянула гнусаво-раздраженное «чжэ-э», и даже я поморщилась. «Пущу на корм!» – мысленно пригрозила я, хотя практическим умом понимала, что в такой крохе брату не найдется еды даже на закуску. Тем не менее, если мои скудные познания в биологии не играют со мной злую шутку, велика вероятность, что эта птица там не одна. Где-то поблизости – корольки, синицы, ополовники. Компанейские по своей натуре, они сбиваются вместе, наполняя леса причудливыми голосками и звуками. И зря: песнь легко могут оборвать лисицы или даже волки, не пренебрегающие и мелкой добычей после долгой зимы, когда охота заметно усложняется.

Я вернулась в дом. Бутыли с питьевой водой уже стояли под столом, абсолютно безопасные к употреблению, и теперь на плите приветливо посвистывал чайник. Через пару минут вода закипит, и я смогу приготовить свой завтрак, найденный в одном из кухонных шкафчиков: быстрорастворимая каша с… кусочками малины. Замечательно. Крайне питательно, наверное. Я встряхнула коробку с сухой смесью и поставила её на стол, рядом с уже подготовленной ополоснутой тарелкой.

А ведь здесь неплохо. Мрачновато, конечно, но это поправимо. Починить засов на двери, как-нибудь прикрыть досками пару трещин в стенах и потолке, убраться, залатать занавески и прохудившуюся простынь… Совсем рядом со мной – чаща уральского леса, неистощаемый источник пропитания. Если постараться, можно сделать что-то вроде небольшого огорода рядом с домиком; заняться обороной, может, снова настругать забор из кольев?

От мыслей меня отвлекло невыносимое жжение в руках: задумавшись, я сжала тарелку с кашей так сильно, словно от этого зависела моя жизнь, и не отпускала где-то минуту.

Да, мы могли бы здесь остаться… В теории. А на практике – не станем, как бы ни хотелось, иначе выпадем из жизни окончательно. С наступлением зомбиапокалипсиса она вовсе не остановилась, только замедлилась, и подтверждением тому являются настоящие живые люди, и по сей момент ходящие по этой же самой земле. Среди них – работники правительства. Ученые. Биологи. Все, кто верит в возвращение прошлой жизни, готовые бросить все свои силы на общее благое дело – создание лекарства. Волшебной вакцины, которая адаптируется под вирус Contagio (так его окрестили из-за чрезвычайно высокой скорости заражения) и отменит действие мутаций. И это – не выдумка. Это реальность, к которой мне нужно приблизиться, чтобы спасти брата.

Я не имела ни малейшего понятия, как в точности вирус поражает тело человека и его разум, но я была уверена, что если человек заразится до своей смерти, то с таким же успехом можно этот процесс обратить. Грубо говоря, Contagio – это такая же болезнь, просто немного более опасная и еще не изученная как следует. В нашу достаточно продвинутую медицину я верила: таблетками из обычной аптеки мне брата не вылечить, но шансы на то, что исследователи смогут вернуть его обычное состояние, были очень высоки. Конечно, я опиралась не только на свои догадки: когда вирус начал поражать население, то несмотря на всю его чудовищную скорость, Интернет и абсолютная привязанность людей к нему сработались быстрее. По сети плавало множество догадок и теорий о происходящем, и в итоге стало известно, что вирус – это неудачный эксперимент, вырвавшийся из лаборатории. Любители фильмов о зомбиапокалипсисе негодовали, что даже жизнь не подкинула им новых сценариев, пустив сюжет по самому очевидному пути (ну неужели этих горе ученых ничему не научили кино и книги?), а остальные стали копать, на кого же складывать вину за такое количество смертей. Докопались и до истины: был обнародован виновник, кем оказалась сравнительно небольшая биолаборатория одной страны, которая была на грани войны с другой. Государственные интрижки приняли ожидаемый поворот с неожидаемым результатом: пока главенства пытались прийти к соглашению, одна из стран приказала своим ученым секретно разрабатывать био-оружие, видимо, ожидая исхода переговоров не в свою сторону. Вот только про «игрока на две команды», то есть, на две страны, никто не подумал. Из-за непредсказуемости произошедшего инцидента (про подробности здесь все умалчивают – видимо, заснять на видео то, как разбилась пробирка с тем, с чем разбиваться не должна была, или то, как тестирование прошло самым неудачным образом, никто на видео не снял), вся истина всплыла уже вместе с огромным количеством трупов. Бумаги и исследования проекта пострадали не целиком, и общие характеристики вируса прошлись по нужным рукам, но прежде, чем люди смогли основательно взяться за разгребание того, что сами же и наворотили, уже половина Земли оказалась заражена. Когда военное положение просто некому вводить, а улицы наводняют сотни и тысячи оживших мертвецов, с которыми мы когда-то здоровались за руку, даже самые преданные своему делу особы бросают попытки спасти других и сбегают, чтобы унести собственную шкуру как можно дальше от очага заражения.