Вдова Клико

— Не нужно, я показываю генералу наши погреба.

— Но ведь не эту комнату?

— И ее тоже. Ему интересно. Ты не волнуйся, я ему верю. Хотя в этом русском мундире он может выглядеть не столь достойным доверия.

— Не стоит переживать на мой счет, я интересуюсь всего лишь из любопытства, — заверил Алексей.

Николь нахмурилась, потому что Луи уставился на него в упор. Зачем такая грубость?

— Ты сейчас должен быть у давильни, встречать доставку бутылок?

— Да, мадам Клико. Иду сию минуту.

— Хорошо.

Он вышел, хлопнув дверью.

— Кажется, я кому-то наступил на мозоль, — сказал Алексей.

— Здесь решения принимаю я, — ответила она.

Я помню, что не стоит становиться у вас на дороге! — Он открыл дверь: — После вас, мадам Клико.

— Подождите здесь, но закройте глаза.

Николь быстро обошла комнату, зажигая лампы и выворачивая фитили на полную мощность. Здесь она всегда чувствовала душевное волнение. Стали видны столы: бутылки ряд за рядом, наполненные чистым золотом.

— Можете открывать.

Он оглядел столы, провел рукой по перевернутым бутылкам.

— Вот это и есть ваш секрет? Так вы добиваетесь постоянной прозрачности вашего шампанского?

Он прошелся туда-сюда, любуясь упорядоченными рядами ремюажных столов, а она объясняла, как это работает.

— Невероятно просто и дает решающий перевес над противником, как и все лучшие военные кампании, — сказал он. — Но никто раньше до такого не додумался.

Это принесет вам состояние, пока вы сможете отбивать натиск русских орд.

— По крайней мере один человек из этих орд всегда здесь желанный гость. Если я смогу доставить это все в Россию, стоить оно будет на вес золота.

— Из-за войны никто сейчас не покупает?

— Это невозможно. Экспорт из Франции полностью запрещен. Луи, с которым вы только что познакомились, в последней своей поездке туда был арестован как французский шпион. Я не могу рисковать своими людьми, или возможной конфискацией груза, или тем, что его уничтожат, если не смогут обеспечить доставку.

— Позвольте мне вам помочь. У меня есть некоторое влияние при императорском дворе, и когда мы наконец-то вернемся домой, вся страна примется это праздновать. — Он погладил Николь по щеке. — Вот от этого у вас даже глаза засияли и появился румянец.

И тут она его поцеловала, и увидела мысленным взором сверкающую луну, поднимающийся клубами пар в кухне у Наташи, а потом заметила слезы в глазах Алексея, и он внезапно оттолкнул ее.

— Простите меня, я не должна была… — начала она сбивчиво.

— Извиняться должен я. Тот, кто на деле виноват…

— Не говорите больше ничего. Я так привыкла, что со мной всегда соглашаются, что все всегда выходит по-моему…

— Остановимся на этом, чтобы я сохранил свою решимость ради нас обоих, — Он взял ее за плечи: — Дайте мне посмотреть на вас, по-настоящему посмотреть. Здесь, внизу, совсем другая жизнь. Здесь существуем только вы и я, здесь любые наши мечты возможны. Там, снаружи, — нет.

Минута прошла, и она увидела в его глазах ту, другую жизнь.

— У вас в кармане мундира перочинный нож — дайте его мне, — сказала Николь.

И нацарапала на стене:

АМ + БНК

Он взял у нее из руки нож и нарисовал внизу комету.

— Спасибо за ночную прогулку по вашему миру. Я ее никогда не забуду.

Это еще не весь мой мир.

Они держались за руки, пока не вышли наверх, моргая при свете ясного утра.

Мадам Оливье с корзиной в руке направлялась в булочную.

— А, русский генерал и французский винодел у дверей погреба! Доброе утро вам обоим, дорогие мои, bonne journee [60] !

60

Доброго пути! (фр.)

И поспешила прочь — Николь не успела и слова сказать.

— Мне пора, милая. Если останусь, создам лишние проблемы. Но я напишу вам записку, и мы еще увидимся.

На следующий день пришла почта с кучей счетов, и на следующий, и на следующий… Николь, как всегда, была занята, на ногах с рассвета и до заката. Дни, полные работы, и вечера с Ментиной. Но как бы там ни было, Николь не могла перестать ожидать обещанной записки, не могла запретить себе представлять совместное будущее между Реймсом и Санкт-Петербургом, мечтать о том, как ее винная империя запускает в Россию щупальца своих виноградных лоз.

Но вестей от него не было, а через неделю в булочной пошли разговоры, что русские войска направляются обратно к границе. Но ведь не может же он уехать не попрощавшись!

Пино был счастлив, что его оседлали, и быстро несся по пыльной дороге. Однако лагерь оказался покинут. Остались только проплешины от костров и сотни пятен на местах, где стояли палатки. Пара солдат собирала мусор и щепки, волоча за собой мешки.

Николь пришпорила Пино, направляясь к этим людям. Они прекратили работу и отдали честь.

— Добрый день, мадам! — сказал тот, у кого было больше медалей на мундире.

— Bonjour, capitaine [61] . Где все?

— Ушли, мадам. Мы наконец возвращаемся домой. Дорога долгая, но она ведет к счастью, и самое время на нее выходить. Моему сыну скоро исполнится четыре, а когда я уходил, он был еще младенцем.

— Мне нужно закончить одно дело с генералом Мариным. Когда он уехал?

— Его уже неделю здесь нет, мадам, но он недалеко, в имении мсье Моэта в Эперне. Кто может его осудить? Там поудобнее, чем в полевой палатке, к тому же они старые друзья.

61

Добрый день, капитан (фр.).

Пино топнул копытом, когда она стиснула ему бока.

— Меня здесь оставили, чтобы завершить дела, но на самом деле я уже рвусь в дорогу, догонять ребят. — Солдат покопался в кармане и вытащил помятое письмо с печатью. — Если вы обратно в Реймс, могу ли я попросить вас об одолжении? Генерал велел мне доставить это письмо перед отъездом, но, если вы меня выручите, я сберег бы для себя несколько часов.

Николь всмотрелась, моргая. На письме стояло ее имя. Она вымученно улыбнулась: