Вдова Клико

Николь не успела возразить, как подруга пронеслась через большой бальный зал и распахнула двери в соседнюю комнату.

— Я вас оставлю поболтать, — сказала она.

У камина в напряженной позе сидел Алексей. Он вскочил на ноги.

— Завтра я уезжаю в Париж, потом дальше, к границе и в Россию. Хотел объясниться.

— Надо было мне сказать, что у вас семья.

Даже для самой Николь оказалось неожиданным, что сперва она заговорила об этом, а не потребовала с него ответа за то, что он переметнулся к Моэту.

— Я не хотел разрушать очарование…

— Я рада, что у вас были добрые намерения.

— Мне Тереза кое-что передала, — сказал он.

Вот тут она и увидела кожаный мешочек на кресле, где сидел Алексей.

— Ожерелье Терезы, подарок царя! Как вы его раздобыли? Последний раз я его видела, когда запирала у себя в ящике стола.

— Она сказала, вы у нее его украли, так что она его вернула себе. Не спрашивайте меня как. Другого, кто настолько превосходил бы меня в умении маневрировать, я за всю свою армейскую службу не встречал. Не сердитесь. Я боялся, что вы мне не поверите, и Тереза сказала, что это поможет. — Он протянул ей кожаный мешочек. — Вот доказательство, что я на вашей стороне. Вы знаете, я мог этим купить себе множество милостей или продать ожерелье Моэту. Но оно должно быть у вас.

Николь взяла ожерелье, не до конца уверенная, что генералу можно доверять.

— Какого черта вы делали у Жана-Реми?

— Он меня пригласил, и я принял приглашение. Я видел, как вы боретесь, как весь город ополчился против вас, как один из самых могущественных виноделов в стране намерен любой ценой вас повергнуть, и я хотел чем-нибудь помочь. Моэт полагает, что я буду действовать в его интересах, чтобы он организовал поставки своего шампанского в Россию прежде, чем вам придет в голову та же идея. Он верит, что я помогу ему обойти торговую блокаду, и это позволяет вам выиграть время. По правде говоря, у меня не так много влияния, как он думает, если речь идет о вопросах торговли.

Николь посмотрела на ожерелье и улыбнулась. Оно может оказаться самым сильным ее козырем.

— Вот это обеспечит вам необходимое влияние. — Она резко встала, стараясь целиком сосредоточиться на этой идее и рассмотреть этот многообещающий со всех точек зрения ход. — Я правильно понимаю, что вы — один из самых доверенных генералов царя? По крайней мере, вы вхожи в ближний круг и можете передать ему сообщение, когда остальные будут покорно ожидать аудиенции?

— Да, во дворце для меня открыты многие двери.

Впервые за долгое время Николь вздохнула с облегчением — значит, не зря она доверяла своему сердцу Она правильно оценила Алексея, когда они шли в ту ночь по погребам и она показала ему драгоценные ремюажные столы.

Она положила ожерелье и восторженно закружилась по комнате — наконец-то удача на ее стороне!

— Только скажите, и я что угодно сделаю, лишь бы видеть вас такой беззаботной, — рассмеялся он.

— Царь вряд ли хотел бы, чтобы такой роскошный дар посторонней женщине попал не в те руки. А вы, естественно, как один из его самых верных слуг, можете гарантировать, что этого не случится, если русское правительство окажет мне небольшую услугу.

— И какова будет цена?

— Луи сейчас в Париже, пытается получить аудиенцию у русского посла. Быть может, при помощи этого ожерелья Луи вдруг выяснит, что посол чудесным образом позволяет нам в ближайшие полгода отгрузить в Россию столько шампанского, сколько мы сумеем, несмотря на сохраняющийся запрет торговли. «Вдова Клико» станет единственным французским вином, допущенным в страну, и получит шесть месяцев торгового преимущества над всеми нашими конкурентами. Включая моего старого друга Жана-Реми.

— Я хорошо знаю посла. Он отлично умеет прикрывать царские шалости. Завтра я еду в Париж, оттуда собираюсь в Россию. И я с удовольствием передам ваше послание. Тереза так и предполагала, что это ожерелье сослужит вам хорошую службу. Все уладится как нельзя лучше, мой прекрасный винодел. Но как мне пережить расставание с вами и вашей волшебной империей обаяния и коммерции?

— Так не расставайтесь. Останьтесь, добудьте себе новое служебное поручение во Францию. — Она будто растворялась в этих черных глазах, теплых, как угли.

— Если бы я думал только о себе, то да. Но слишком много страданий и горя мне пришлось пережить, чтобы я мог кого-нибудь сделать счастливым, и я не хочу разочаровывать вас, мой красивый и целеустремленный алхимик. Я обвенчан с горем, а вы — с вашими винами. Но в другой жизни… — Он недоговорил и стал помешивать угли в камине. — Мне пора взять ожерелье и отправляться в путь. Но я хотел, чтобы вы знали: я всегда был на вашей стороне. И уезжать мне мучительно трудно.

— Не исчезайте так быстро! — попросила Николь. — Вы обо мне все знаете. Останьтесь еще немного и расскажите что-нибудь о себе, чтобы я могла перебирать в памяти воспоминания, когда вы уедете.

Тогда он принялся говорить о России и о том, как жил, пока не встретил Николь. О том, как ложится туман на озеро ранним утром, о французском воспитателе, который его вырастил, учил рисовать, видеть цвет и линию. Еще воспитатель учил его французскому языку и знанию французских вин. Он рассказал, как звали его сына — Николай, и как тот любил ловить рыбу и ездить верхом. Мальчик говорил Алексею, что любит его выше самого высокого дерева и шире озера — такого, у которого другого берега не видно. Алексей обещал сыну, что, пока он рядом, с ним ничего плохого не случится.

Он снова поправил огонь и повернулся к Николь:

— Я был очарован вами с той самой минуты, когда вы вошли в Париже в кафе. Ваши быстрые шаги, тонкие, чарующие черты лица и огонь в глазах… Когда я увидел, как вы в одиночку сражаетесь с моими солдатами возле погребов, я впервые после гибели Николая смог испытать какие-то чувства. На своих людей я обозлился, а у вас был вид такой испуганный и такой решительный, что мне захотелось вас крепко обнять и никогда уже не отпускать.

— А если представить ту, другую жизнь, о которой вы говорили? Такую, в которой есть только я и никого другого? Как бы все обернулось?

Он улыбнулся:

— Мы бы устроили свадьбу, правда, в России принято платить выкуп за невесту.

— Мне кажется, что подарить женщине целый российский рынок для шампанского — в этом случае достаточный дар.

— Я боялся, вы никогда больше не станете со мной разговаривать.

— Это невозможно. Но вы завтра уезжаете. Мы увидимся снова?

Он покачал головой.

— Вы можете прожить другую жизнь за один вечер? — спросила она.

Он взял с дивана розовую подушку:

— После выкупа над головами новобрачных держат розовую материю.