Вдребезги твой
Шрифт:
Свежий аромат постельного белья помогает мне позабыть о тревоге и том, что я собиралась выключить древний телефон из розетки.
– Стейс, – шепчет голос во тьме.
Мне кажется, что у меня паранойя. Скажу родителям, сочтут меня за сумасшедшую. Обращусь за помощью к врачу, есть вероятность, что подсадят на антидепрессанты или еще хуже упекут в психиатрическую. Ни один из раскладов не подходит такой молодой девушке, как я.
Разве «двадцать два года» звучит, как приговор?
Я слышу Кайдена, зовущего «Стейс» уже пару месяцев. Это не может происходить в реальной жизни. На встречах со знакомыми, в собственном
Гребаный автоответчик пару часов назад уничтожил надежду на какое-то просветление в жизни. Я ступаю на ледяной паркет и спешу к окну, по дороге прихватывая пачку сигарет. Сама ситуация с бывшим кажется сумасшествием. Поэтому, чтобы хоть как-то поддерживать нормальный образ жизни я стала курить.
В нашей паре обычно Ригхан дымил (до поры до времени). Но сейчас это место полноправно заняла я. Пачка в день – это вообще нормально? Только он мог бы дать ответ на вопрос. Никто из моего окружения не балуется никотином, все презирают мою привычку. Только они не в курсе, что сигареты лечат от больной привязанности к человеку.
– Стейс…
– Проваливай к дьяволу, Ригхан! – вырывается у меня с очередной порцией дыма. Крыша едет окончательно.
На улице холод. А я обнаженная стою возле распахнутого окна и вглядываюсь в черное окно Кайда (псих успел погасить свет). Когда мне было семнадцать, так начиналось наше общение. Встречи по ночам возле окон. Мне давно не семнадцать, ему давно не двадцать пять. И пора бы забыть историю, связывающую нас когда-то.
Зачем я только согласилась приехать на целый месяц в это забытое Богом место? Не имею ничего против города, который стал мне родным за время учебы в выпускном классе, но все ощущается, как шаг назад. Все бегут от прошлого и идут вперед, а Стейси…
Слов нет от самой себя.
– Дьявол! – выдыхаю я, делая шаг в сторону и скрываюсь за стеной.
В комнате Ригхана вновь загорается свет. Я перестаю контролировать дыхание, когда это происходит. Трясущимися пальцами подношу к губам сигарету и пытаюсь прийти в чувства. Мое окно остается открытым. Если Кайден подойдет к своему, то заметит распахнутое мое.
Как же невовремя мне приспичило прикурить! Я не хочу с ним пересекаться. Никак! Тем более обнаженная. Тело его любимой Стейс изменилось с тех пор, как он трогал меня четыре года назад. Грудь увеличилась в размерах, став более набухшей. Попа преобразовалась, сделалась сочнее, а ноги длиннее. Изгибы тела плавно подчеркивали все, чем наградила природа.
Я выглядываю из-за угла и пугаюсь, когда вижу распахнутое окно Ригхана в ответ. Мужчины нет, а значит у меня есть время. Тушу сигарету о пепельницу, стоящую на подоконнике, второпях закрываю окно и пулей лечу в кровать. Я накрываюсь с головой одеялом и тяжело дышу.
Сложно успокоиться, когда бывший теперь знает о моем возращении. Кажется, этот декабрь в Ванкувере станет для меня адом.
***
– Стейси, ты здесь? – из-за двери слышится детский голос.
– Терри, ты можешь войти.
В проеме появляется светлое гнездо из волос. У моего младшего брата копна на голове. Кажется,
он тоже только проснулся, раз Сара не успела привести его в порядок.– Привет.
Терри бежит к моей постели вместе со своим одеялом.
– Привет!
Я помогаю ему взобраться на кровать и двигаюсь, чтобы ему хватило место. Мальчик скромно улыбается. Он – копия мачехи. Цвет волос, голубой оттенок глаз, фарфоровая кожа, аккуратный носик ему достались от Сары. От отца Терри взял разве что хитрую улыбку.
– Папа с мамой уехали.
– Правда? – Я удивлена. Они не говорили, что оставят нас.
– Да. И я хочу есть. Ты же покормишь меня?
– А где наша домработница?
– Я ее боюсь. Давай лучше ты покормишь меня. – Голубой оттенок глаз Терри заполняется слезами.
Это еще что такое? Я не знаю, что делать с детьми, которые плачут.
– Хорошо, хорошо. Ты только не плачь. Беги в свою комнату. Я приду через десять минут, помогу тебе умыться и причесаться. Хорошо?
Младший брат кладет мне голову на грудь и тяжело вздыхает.
– Да. Я понял.
Он уходит, а я выпутываюсь из одеяла и мчусь к гардеробной, пока Терри не увидел меня обнаженной. Привычка засыпать голой никуда не испарилась. Часть моих пижам лежат в неразобранном чемодане, часть в стиральной машине. Красное кимоно – подарок Ригхана – смотрит на меня.
– Стейси… – Снова голос брата и крошечные шаги, бегущие к моей двери.
Я тут же срываю с вешалки одежду и набрасываю на себя, завязывая на талии поясок.
– Тебе принесли подарок.
– Кто?
– Внизу какая-то коробка.
Но я ничего не заказывала. Странно… У меня нехорошие предчувствия.
– Терри, ничего не трогай. Я сейчас приду. Иди в свою комнату.
Он печально опускает голову, но исполняет мою просьбу.
Я собираюсь и отправляюсь к брату. Помогаю Терри умыться, переодеться в другую пижаму – он захотел красную с Сантой.
– Любишь Рождество?
Сара как-то говорила, что это его любимый праздник.
– Да. А ты останешься с нами или уедешь?
– Останусь.
Моя работа больше не требует возвращения в Торонто, я уволилась. Решила взять перерыв и понять, куда двигаться дальше. За спасением от одиночества вернулась в родной Ванкувер. Почему родной? Да, я прожила здесь всего несколько месяцев, но это единственное место, где я чувствовала пик счастья.
Мазохизм приезжать сюда, учитывая, что клятвы в прошлом – ни при каких обстоятельствах сюда не возвращаться.
– И елку с нами будешь наряжать?
С огромной любовью обнимаю младшего и выдыхаю счастливое:
– Да.
Несколько раз за четыре года отсутствия дома папа с Сарой приезжали ко мне вместе с Терри. Последний раз мы виделись с братом около двенадцати месяцев назад, если не больше. Никогда бы не подумала, что ребенок так быстро растет. Внешне он изменился, лицо стало не таким детским. Терри стал очень болтливым, выучил новые слова и теперь терроризирует меня разговорами.
– Ты поможешь мне украсить комнату?
– Конечно.
Я беру мальчика за руку и спускаюсь по лестнице. У входа замечаю коробку, о которой говорил брат. Черная с бордовой ленточкой. Нет, только не это. Терри вырывается и вприпрыжку подбегает к подарку.