Вдруг выпал снег. Год любви

— А откуда вы узнали такие сведения?

— Современная атомная подводная лодка-ракетоносец, — продолжал топить себя Березкин, — может непрерывно плавать около трех месяцев, не всплывать свыше двух месяцев. За это время она пройдет более 65 тысяч миль, то есть около 120 тысяч километров. Глубина погружения атомных подводных лодок достигает свыше 300—400 метров, а скорость хода 30 узлов, что по-сухопутному 55 километров в час.

Полковник Матвеев, как и предвидел старший лейтенант Хохряков, спросил:

— Откуда вы узнали такие сведения?

— Из журнала «Старшина — сержант», товарищ полковник. Статья там такая есть. По материалам зарубежной прессы написана.

— Это хорошо, что вы читаете журнал «Старшина — сержант». Надо читать все военные журналы. Правильно, старший лейтенант Хохряков?

— Правильно, — выпалил Хохряков, который не читал ничего. Матвеев оглядел комнату. Остановил взгляд на кинокрасотках, наклеенных возле кровати Хохрякова, из которых многие, мягко говоря, были не совсем одеты. Однако не сделал замечания. Спросил:

— В морозы не холодно?

— Нормально, товарищ полковник, — ответил Хохряков.

— Столовой довольны?

— Так точно, — это опять Хохряков.

Березкин просто кивнул.

— К окружному учению готовы?

— Готовы, — ответили взводные разом.

— Отдыхайте, — пожелал Матвеев.

И ушел.

Коробейник уже не спрашивал, куда ехать. Времени было десять часов. И ехать, конечно же, требовалось домой.

Глядя в ветровое стекло, залепленное снегом и потому непрозрачное, Матвеев решительно и тихо сказал:

— В Каретное.

У него были деньги на кино и на мороженое, он спрятал их в карман брюк. Вернее, в кармашек для часов, которых у него не было. В их городе такие кармашки ребята почему-то называли пистончиками. И он спрятал туда деньги. И бежал, не чувствуя земли, к Приморскому бульвару, потому что точно знал: она будет там сегодня. Будет.

Он не видел ее все школьные каникулы. Она уезжала к бабушке в Кисловодск. А теперь вернулась…

Конопатый Либерман схватил его за локоть и, дыхнув запахом чеснока, напомнил:

— За тобой марка Северного Борнео.

— Отстань, зануда, приходи завтра.

— Я приду в семь утра.

И он действительно пришел в семь утра, несмотря на проливной дождь. В буквальном смысле вытащил Матвеева из постели, хотя тот грозился набить ему морду и вообще искалечить.

Искалечила Либермана война. В сорок втором под Краснодаром ему выбило оба глаза. Но марки он собирать так и не бросил…

Матвеев по-прежнему не чувствовал под ногами земли. Видел перед собой лишь красный отблеск солнца, наполовину утонувшего в море. И небо, которое из голубого превратилось в синее.

В городском саду играл духовой оркестр. Его было слышно далеко, на многих улицах.

Наконец показались старые памятники Приморского бульвара. И он сразу увидел ее. Она шла под руку с моряком, как когда-то шла с ним, с Матвеевым, сквозь туман к морю.

Она смеялась…

А моряк был высокий и красивый. Он не смеялся, просто что-то рассказывал.

— Здравствуй.

Она посмотрела мимо Матвеева. Даже не поняла, что это сказано для нее.

10

Жанна дежурила при «Скорой помощи». На вызов выехали около восьми, но случай оказался сложный. У старушки была острейшая недостаточность кровообращения, которая выражалась в форме удушья. Все симптомы указывали на сердечную астму и отек легких: дыхание значительно учащено, больная «ловила воздух»; как и следовало ожидать, были профузный пот, кашель, прекардиальные боли… Хрипы в легких, вернее, суховатый характер хрипов, вначале несколько озадачили Жанну, ибо она вдруг засомневалась, не бронхиальная ли это астма с неизбежным для нее введением адреналина, противопоказанного астме сердечной из-за способности повышать давление. Давление у старушки было и без того повышенное. Жанна наложила венозные жгуты на конечности. Поставила круговые банки, сделала ножную горчичную ванну, стараясь таким бескровным «кровопусканием» отвлечь в большой круг кровообращения значительный объем циркулирующей крови. Ввела старушке морфин. Словом, сделала все, что было в ее силах, предупредив расстроенных родственников, что завтра же утром старушку нужно отвезти в больницу.

Шофер «скорой помощи» Кудлатый по прозвищу Лелик был ровесником Жанны. И она нравилась ему, как нравились все сестры поликлиники, потому что они были молодыми, в то время как из врачей молодой была только Жанна. С Леликом всегда трудно было выезжать на вызов, ибо следовало постоянно находиться в напряжении: никогда не угадаешь, какая ему взбредет в голову фантазия, куда заставит положить руку, причем всегда на самом трудном участке дороги, испокон веку не знавшей асфальта, — на плечо ли или на колено…

Ничего не ведавшая об обычных шалостях шофера Кудлатого Жанна в первом же рейсе нанесла ему удар в лоб при внезапной попытке запустить руку под ее белоснежный халат. Удар был не очень сильный, и не потому, что Жанна отлично усвоила в институте: переломы костей свода черепа могут сопровождаться нарушением целостности мозговых сосудов и костных диплоэтических вен. Просто у Жанны была легкая девичья рука. Однако искры, видимо, посыпались все же из глаз Кудлатого. Он крутанул руль. Бежевая «Волга» с красным крестом на фонаре вылетела на обочину и врезалась в гибкую, но крепкую березу, которая, помяв капот, подобно пружине, отбросила машину назад, на корявый ствол могучего старого дуба.

Сказать, что на машину было больно смотреть, значило не сказать ничего. Мокрые от росы березы, казалось, рыдали навзрыд. Дуб же, наоборот, грозно сверкал листьями, словно очами.

— Ты того, — сказал Лелик угрюмо, — принимай натощак седуксен.

Он ходил вокруг машины как пришибленный. Охал, приседал. Цокал растерянно… Жанна накапала Лелику валокордину.

— Ты того, — сказал он. — Ты молчи… А я скажу, что лось выскочил на дорогу. Они здесь, гады, на тебя прут, а ты на них не смей…

— Хорошо, — согласилась напуганная Жанна. Но, подумав немного, добавила: — Только договоримся. Ты мое нижнее белье не проверяй. У меня там все в порядке. Заметано?

— Заметано, — согласился Лелик.

И действительно, больше явной «агрессии» по отношению к Жанне Кудлатый не проявлял. Но все равно мог вдруг коснуться локтя, плеча, как бы обращая ее внимание на ту или иную достопримечательность пейзажа. Жанна пресекала даже и эти малые вольности, однако теперь уже более спокойными методами, ибо еженедельный ремонт машины был выше финансовых возможностей райздрава.

К освещенному подъезду поликлиники — здания нового, из бетона, в два этажа — «газик» Матвеева подъехал одновременно со «скорой помощью». Жанна, накинувшая поверх халата пальто, спешила к занесенным снегом ступенькам и тут вдруг услышала:

— Добрый вечер.

Повернувшись, увидела возле «газика» офицера. Темнота и снег мешали разглядеть его лицо, но по голосу она поняла, что это тот самый полковник, что однажды подвозил ее со станции до Каретного.

— Здравствуйте, — сказала она, кажется, слишком громко — может, боялась, что непогода проглотит звук ее голоса.