Вдвойне робкий
Шрифт:
— Посмотри, — проговорила Скалли, сдавливая пинцетом одну из фаланг. Кость промялась под легким нажимом, словно картонная. — Это же кость. Безымянный палец левой кисти Лорен. Обычно кости даже после смерти твердые и хрупкие. Они прочные. Им все равно — жизнь, смерть… А тут словно губка.
Она отложила пинцет. Взяла со стола одну из бумаг, полученных, пока Молдер был в пути.
— А вот поступили результаты анализа слизи, которая была на теле.
— Очень интересно, — сказал Молдер. Он постепенно приходил в себя.
— Это органика. И, что интересно, концентрированная соляная кислота. Это примерно то же, что находится
— Желудочный сок?
— Только в несколько раз крепче. Здесь есть и следы пепсина, и некоторых других ферментов, участвующих в пищеварении.
— Наш герой — изрядный химик, если мог синтезировать такую дрянь?
— Похоже на то.
— И именно этот его состав вызвал смерть?
— Не знаю… Наверное. Во всяком случае, ничем иным такое стремительное разложение объяснить нельзя.
— Скалли… — Молдер, не оборачиваясь, показал себе за спину, туда, где красовался своим незаурядным содержимым выдвинутый поддон. — Но, стало быть, эта жидкая масса там… она теоретически должна соответствовать по своему составу тканям человеческого тела. Те же компоненты, что и в клетках кожи, мышц, крови…
— Почти так, но сложнее. Ты же видишь, что прошли сложнейшие биохимические превращения и мы имеем дело с продуктами реакций. Но, обработав образцом слизи клетки различных тканей человеческого тела, кое-что можно выяснить…
— Послушай… И ты успела это сделать?
— Разумеется, реакции ведь, как видишь, идут очень быстро. А выводы?
— Что именно ты хочешь узнать?
— Соответствие составу нормального живого тела!
Скалли, поджав губы, еще раз вгляделась в бесконечные строчки на своих бумагах.
— По-моему, да. Все как будто на месте… — она запнулась. — Кстати, не совсем, но это… так… сколько у кого. Это же не постоянный процент… В этом растворе практически отсутствуют следы пребывания жировых клеток.
— Жира не было?
— Почти. А что такое?
Молдер помолчал.
— А как же избыточный вес? — тихо спросил он, глядя Скалли в лицо.
— Какой избыточный вес?
— При взвешивании трупа на предварительном осмотре вес был зафиксирован равным ста тридцати двум фунтам. А согласно правам, женщина весила сто семьдесят пять.
— Ничего себе кубышка… — вырвалось у Скалли. Она еще раз вгляделась в бумаги. — Нет, не нашла. Может, она просто похудела? Постарались подогнать фигуру?..
— Нет, Скалли. Ее подруга, соседка по квартире, сказала, что Лорен наоборот, в последнее время, наоборот, еще располнела. И очень нервничала, идя на свидание, потому что была такой полной.
Они помолчали.
— Интересно, что это за мотив? Зачем убийце удалять жировые ткани у жертв? — пробормотал Молдер.
— И как? — в тон ему добавила Скалли.
— Действительно: как? Скалли, с кем мы имеем дело, по-твоему, а?
Скалли покосилась на поддон и тут же отвела взгляд.
— Не знаю, — проговорила она негромко. — Не знаю, Молдер. Понятия не имею.
Квартира Эллен Камински.
Противоположности сходятся.
Две подруги, сидевшие друг напротив друга в маленькой, с претензией на уют гостиной, походили друг на друга так же, как могут походить друг на друга двухлитровая пластиковая бутыль темного пива и рюмка белого вина. Большая, рыхлая, почти бесформенная, черноволосая и смуглая, а потому заметно усатая, удручающе пожилая с виду уже в свои неполные
тридцать два, — и маленькая, шустрая, с короткими бесцветными волосиками и проворными, как у недавно прирученного грызуна, глазами. Они были почти одногодками — но маленькую можно было принять за дочку большой.Они жили в квартирах напротив и, наверное, только потому и подружились. Но подружились крепко. Большая не только в движениях своих, но и во всей жизни была рыхлой и неуклюжей, и постепенно ей волей-неволей понравилось быть или, по крайней мере, выглядеть беспомощной. Маленькая и проворная ее опекала — вернее, ей нравилось делать вид, что она заботится, опекает, направляет и бережет. И, главное, удерживает от опрометчивых поступков. Будь большая в жизни совсем одна, ей и в голову не пришло бы собираться делать столько опрометчивых поступков, о намерении совершить которые она регулярно писала или рассказывала маленькой. Так в игру вступило тщеславие обеих, а если дружба не тешит тщеславие дружащих, она, как правило, не бывает крепкой и долгой. Что такое не лестная, не щекочущая самолюбие дружба? Анахронизм… Может, в стихах это и неплохо — в тех, например, что Застенчивый присылал Эллен, в старых итальянских стихах… совсем неплохо — на словах. Дружба и преданность равных, основанная на взаимоуважении и чести. На самом деле это чушь; большая подозревала, что и тогда ничего подобного не бывало, просто древние люди времен какого-то Возрождения любили все приукрашивать красивыми словесами. Ничего не называли прямо.
Говоря попросту, большой нравилось выглядеть непрактичной и нелепой. Это делало ее индивидуальностью. Маленькой нравилось, что она без особых хлопот может ощущать себя такой заботливой и верной подругой. Поэтому большая чуть ли не о каждом вздохе своем рассказывала маленькой, а та объясняла ей, как впредь дышать более правильно.
Им всегда было о чем поговорить.
Большую звали Эллен, маленькую — Джоан.
— Эллен, ты как ребенок. Ну прямо дитя.
— Почему ты так неуважительно обо мне говоришь?
— Господи, да уважительно я о тебе говорю, уважительно!
— Тогда выбирай выражения! — капризничала Эллен.
— При чем тут выражения! Дело слишком серьезное.
Эллен встала и, переваливаясь, подошла к зеркалу. С неожиданным проворством повертелась перед ним всем своим огромным, бесформенным телом. Картинно поморщилась.
— Боже мой, я выгляжу просто ужасно. Просто ужасно! Джоан, ну скажи мне, что это зеркало виновато!
Джоан всплеснула руками.
— Эллен, это же не просто рекламный вброс и не объявление о новой услуге! Это предупреждение ФБР, очень серьезное предупреждение очень серьезного федерального учреждения. И адресовано оно всем женщинам Кливленда. Ты же сама мне его читала, а теперь так наплевательски относишься к тому, что государство о тебе заботится.
— Отдай мне должное, — грузно шагая от зеркала обратно к дивану, произнесла Эллен с неподражаемым достоинством, — я неплохо разбираюсь в людях. Так уж получается. Я вижу людей насквозь и сужу о них крайне объективно.
Джоан, сдерживаясь, несколько раз глубоко вздохнула.
— Послушай, Эллен. Я вовсе не пытаюсь устроить тебе нервный срыв…
— Будто бы? Но у тебя, тем не менее, получается именно это, и получается, должна заметить, очень неплохо.
— Просто я считаю, что тебе следовало бы быть поосторожнее в жизни, вот и все.