Вечер в Муристане
Шрифт:
— Мужик! Ты просто гений! У всех возраст соответствует роли,
более или менее. Все, считай, что Рембрандт у тебя в кармане.— Бумчик, да объясни же ты толком! Какой Рембрандт?
— Сынок, я, кажется, понимаю, о чем речь, — встала с дивана Евгения Марковна.
— Господин Чистопольский предлагает тебе выдать свой фильм за старую советскую продукцию, чудом сохранившуюся до наших дней. Не так ли, Абраша?
— Именно, мадам Фрид!
— А кто же тогда Рембрандт? Кто режиссер? — спросила Катерина.
— А это пусть хваленая американская киноакадемия ломает голову. — сказал Натик, — Тарковский это, Бондарчук или Михалков. Этот фильм ценен сам по себе, а не именем режиссера. А когда они зайдут в тупик, Мишка раскороет мистификацию.
— Итак. — пробормотал Мишка. — Вы мне предлагаете заявить, что якобы я нашел у себя на чердаке свернутый в трубочку советский фильм с лучшими актерами того времени. И чтобы я потащил его в киноакадемию с предложением у меня это дело купить. А на каких носителях он был свернут в трубочку с 1979 года? На DVD-дисках?
— На кинопленке. — отозвался Бумчик.
— Каким образом? Сноп–обработка пятиминутного мультика в лаборатории, где есть телекинопреобразователь, стоит три, а то и пять тысяч долларов. Помнишь, Бумчик, заказывали перегон рекламных роликов для фестиваля с цифры на тридцатипятимиллиметровую пленку? Сколько Ломброзо заплатил? А у нас семь часов и ни фига денег.
— Перегоним два- три часа. А остальные добавим, когда раскрутится. — предложил Бумчик.
— А деньги я найду, — сказал Натик. — Не беспокойтесь. Я у папы Якопо финансовый руководитель, разберусь.
— Натик, ты в своем уме? Это уйма денег!.
— А давайте скажем, что мы оцифровали пленку, и она рассыпалась у нас в руках! — воскликнула Катерина.
— Очень романтично! Вот только что прошла оцифровку с качеством кинопрокатной копии, и хрясь — рассыпалась! Фигня! — махнул рукой Мишка.
— Миша, приготовь два часа. Первую серию. — предложил Натик. Деньги я тебе дам. Когда раскрутится и принесет прибыль, продадим и вторую серию. А потом и все семь часов продадим.
Тут Евгения Марковна попросила тишины, достала мобильный телефон и замяукала в него по–китайски. Промяукав так четверть часа, она заявила:
— Я все узнала. В Китае это будет стоить вдвое дешевле. Миша, я лечу через десять дней. До тех пор приготовь мне диски.
— Замечательно! — возликовал Бумчик. — А я за десять дней достану пленку «Кодак» с соответствующей маркировкой. Они, черти, меняют маркировку каждые лет двадцать. Пленка должна пройти экспертизу на соответствие периоду.
Мишка попытался остановить охватившую присутствующих авантюрную лихорадку.
— Подождите вы! Ничего у нас не получится. Ведь возникает другой вопрос. На каком таком чердаке валялся этот шедевр? Я уехал из Советского Союза подростком. Где я нашел эту, как вы говорите, картину Рембрандта? Какова легенда?
— А ты у меня его нашел. Я, скажем, вывез банки с кинопленкой, а они оказались не пустыми, а с материалом.
— Чушь! Как ты мог провезти такой материал? Взяток на таможне тогда не брали. Да, и когда ты уехал–то? В семидесятых? Вывез фильм до того, как его сняли?
— Начнем с того, что приехал я в восемьдесят втором. Провез чистые бобины, и никто их не отсматривал. Они у меня до сих пор хранятся. Но телекинопреобразователь со «Свемой» работать не сможет, только с «Кодаком».
— Это что же выходит? — взвилась Катерина. — Получается, что снимал фильм не то Тарковский, не то Бондарчук. Вывез Чистопольский. А где же тут Мишка?
— Катя, успокойся ты ради бога. Мишка получит деньги. — успокоил ее Натик.
— А слава?
— Катя, успокойся. Деньги могут заменить любую славу.