Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Вечер в Муристане
Шрифт:

— Ты, конечно, прав. Но, поверь, этим вопросом зададутся ровно два процента населения. И они не входят в нашу целевую аудиторию. Наша целевая аудитория — это идиоты, которые верят, что эйзенштейновские кадры взятия Зимнего Дворца — это кинохроника. Чего там, есть и такие, которые кадры из «Александра Невского» считают документальными. Раз черно–белое, значит древнее. И никто не задается вопросом, откуда взялся оператор на Чудском озере. Этих идиотов — большинство. Тем более, что речь идет о недавних событиях. Если кто на самом деле серьезно заинтересуется, мы скажем, что по поводу готовящегося обряда была утечка информации, и камеру слежения установили заранее.

Ну что мне оставалось делать? Взял фотографии раввинов и кладбища. И уже собрался было выйти

из кабинета, но в голову пришел вопрос.

— Цуриэль, а почему этот обряд не устроили Гитлеру?

— Почему не устроили? Устраивали, и не однажды.

— Так почему же не помогло? Еврейский бог отвернулся от своего народа?

— Я же сказал тебе — обряд отнимает душу. Не тело. И тот, кто его совершает, ставит свою душу против души проклинаемого. Так у Гитлера души просто не было. Нечего было отбирать. Или же она была не при нем, а в залоге у сатаны. Поэтому с душой каждый раз расставался тот, кто решился его проклясть. То же самое со Сталиным. А вот с Троцким получилось. Его проклял раввин Хафец Хаим за все страдания, которые он причинил еврейскому народу. А есть такие, что говорят, что нееврею этот обряд сделать нельзя, так как в формулу входит фраза «не соблюдающий заповеди Торы». А неевреи и так не обязаны соблюдать заповеди. Поэтому многие раввины говорят, что проклинать злодея масштаба Гитлера опасно, только хуже будет. И «столб огня» ударит не только по проклинающему, но и по всему народу. Все понял? Иди, работай.

Мне страшно. И не потому, что Цурило знает, на что я способен. А потому, что просьбы будут повторяться, и соскочить я не смогу.

И вообще, страшно. Взрываются автобусы. Погибают люди. Неужели все это — моя ошибка? Надо было уйти вовремя, не идти на поводу у Ломброзо, не рисовать бедолагу Поляковского. Нарисовал — и нате вам.

Сколько уже жертв на моей совести, кроме тех двоих?

Уйти от Ломброзо я сейчас не могу. Он подключил контору, а также все наши домашние компьютеры к всемирной сети Интернет. Он хотел внедрить в наш быт электронную почту и дать возможность подключаться к своему рабочему компьютеру из дома. Но для меня это открыло новые возможности хранения, архивирования и передачи файлов.

Работа над сценарием близится к концу. Я уже начал рисовать некоторые сцены.

Март 1996 года

Псевдофильм «Пульса Денура» прошел по всем каналам. Действительно, ни в ком не вызвала сомнений достоверность съемки. Я сымитировал статичную камеру слежения. Цурило доволен.

Псевдокаббалистические группы, основанные на принципе «несите ваши денежки» резко активизировались. А чего ж не активизироваться–то, коли работает? Сделал я им рекламу…

Это еще не все неприятности. Габи Ротштейн, депутат Кнессета, овдовел. Отбыв положенный траурный год, он намеревается сочетаться браком с моей Талилой. Талила переезжает к нему. Мне жаль с ней расставаться. Я привык к ней и к ее привычкам. Красится она пальцами обеих рук, и после этой процедуры ее мизинцы вымазаны тенями, безымянные — пудрой, средние — румянами, указательный правой руки — блеском для губ. Иногда она переходит улицу, подняв над головой вместо светофора свою любимую красную сумку. На правом заднем крыле ее машины рисунок, точно повторяющий татуировку на ее правой ягодице. Она научила меня готовить трапезу и понимать вкус еды, научила таким ивритским словам, которых не найдешь ни в одном словаре. Показала, где у фисташки фиолетовое пятно, а у граната — корона и хохолок.

Одна моя радость — работа над сценарием подходит к концу. Мы с Булгаковедом встречаемся у него на балконе почти каждую пятницу, когда я приезжаю к Бабариве и Дедамоне. Я гуляю с Бонни, и вместе с ним заваливаюсь к Булгаковеду. Жена Булгаковеда холит и лелеет Бонни, а мы священнодействуем.

Булгаковед поощряет мои компьютерные изыскания по тексту романа. А меня они потрясают каждый раз заново.

Слово «бог» упоминается в романе 65 раз, не считая слов «богомольцы», «богомаз», «богобоязненный», отчества

Степана Лиходеева «Богданович» и фамилии «Богохульский». Вместе с ними я насчитал 85. А вот результаты поиска буквосочетания «церков» (ну, чтобы охватить и «церковь», и «церковный») мне просто вновь открыли природу романа. Всего это буквосочетание встречается в романе 4 раза. И вот в каких местах:

Глава 5. Было дело в Грибоедове. Арчибальд Арчибальдович отчитывает ресторанного швейцара за то, что пустил Бездомного.

Смотри, Николай! Это в последний раз. Нам таких швейцаров в

ресторане и даром не надо. Ты в церковь сторожем поступи.

И еще три раза в одном абзаце главы «Неудачливые визитеры», там, где буфетчик Соков разглядывает комнату Воланда.

Войдя туда, куда его пригласили, буфетчик даже про дело свое позабыл,

до того его поразило убранство комнаты. Сквозь цветные стекла больших окон (фантазия бесследно пропавшей ювелирши) лился необыкновенный, похожий на церковный, свет. В старинном громадном камине, несмотря на жаркий весенний день, пылали дрова. А жарко между тем нисколько не было в комнате, и даже наоборот, входящего охватывала какая–то погребная сырость. Перед камином на тигровой шкуре сидел, благодушно жмурясь на огонь, черный котище. Был стол, при взгляде на который богобоязненный буфетчик вздрогнул: стол был покрыт церковной парчой. На парчовой скатерти стояло множество бутылок — пузатых, заплесневевших и пыльных. Между бутылками поблескивало блюдо, и сразу было видно, что это блюдо из чистого золота. У камина маленький, рыжий, с ножом за поясом, на длинной стальной шпаге жарил куски мяса, и сок капал в огонь, и в дымоход уходил дым. Пахло не только жареным, но еще какими–то крепчайшими духами и ладаном, от чего у буфетчика, уже знавшего из газет о гибели Берлиоза и о месте его проживания, мелькнула мысль о том, что уж не служили ли, чего доброго, по Берлиозу церковную панихиду, каковую мысль,

впрочем, он тут же отогнал от себя, как заведомо нелепую.

В пристанище сатаны — церковный свет, стол покрыт церковной парчой и запах ладана.

Май 1996 года

Черт, черт, черт! Ну, и зачем я взялся за этот фильм? Проклятие есть, и оно работает.

В очередную мою реховотскую пятницу мы с Бонни пришли к Булгаковеду. Все было, как всегда. Булгаковед и его жена погладили Бонни, дали ему мозговую косточку из бульона. Эта неблагодарная тварь выгрыз кость, а потом облаял хозяина дома. Булгаковед говорит:

— Еще косточку просит.

А я-то знаю, в каких случаях Бонни гавкает на знакомых. С трудом объяснив Булгаковеду ситуацию и успокоив его тем, что в прошлую пятницу пес молчал, а это значит, что болезнь, если она есть, находится на очень ранней стадии, я все–таки повез его к отцу в больницу.

Для папы, в отличие от всех остальных врачей, Бонни имеет авторитет. Я помню рассказ профессорши Зельц о том, как врачи не верили облаянным Бонни пациентам, а через пару лет те умирали от очевидного рака. Нет уж, Булгаковеда я не отдам.

Папа взялся за дело, подключил недоумевающих онкологов. Те нашли небольшое образование в желудке. Булгаковеду назначили операцию.

Один онколог попросил разрешения присылать пациентов с сомнительными диагнозами к Бонни на обнюхивание.

Проклятие имеет силу, начиная со стадии сценария. Но отказываться от замысла я не стану.

Июнь 1996 года

У Иешуа был Пилат, а у Пилата — Кесарь. У Булгакова литературные чиновники, а у чиновников — Сталин. У меня есть Цурило, а у Цурило — Ломброзо. А может, наоборот.

Поделиться с друзьями: