Вечернее утро

– Что же ты молчишь, зараза?
– смеясь, спросил он у Внутреннего Голоса, но тот не отозвался. Лев Александрович резко поднялся специально сквозь скамью - и ничего не случилось. Он просто пересек изображение скамьи, как если бы в кинотеатре пересек луч от проектора на экран.

– Эге!
– весело крикнул Лев Александрович.
– Сбылась мечта идиота: на Марс угодил! Где вы, братцы гуманоиды?

Ему никто не ответил.

О голографии он знал. Как-то в прошлом году шеф велел свозить на Кивач симпатичного кандидата каких-то наук, который приехал со своим французским коллегой. За два часа езды Лев Александрович многое узнал о возможностях светового луча. Переводя их диалог, он понял: в принципе можно создать специальный кинотеатр без экрана зрители находились бы вокруг изображаемого объекта; при этом можно обойти объект, чтобы посмотреть на обратную сторону.

Таким образом, на мякине провести Льва Александровича было трудно. Но как могло случиться, что он угодил на какой-то опытный полигон и никто не попытался остановить его? Или приехала какая-нибудь киногруппа, а он, занимаясь негром, не успел заглянуть в газеты?

Года три назад Лев Александрович ночевал с шефом на заводской базе отдыха и, между прочим, шеф лично водил гостей на вершину горы, где снимался какой-то фильм. Лев Александрович поднялся вместе со всеми красиво. Тогда их, несмотря на авторитеты, к месту съемок не пустили - как же теперь могло произойти, что он беспрепятственно угодил на кинополигон? За ним, вероятно, наблюдают, потом будут спрашивать о впечатлениях.

Он опять пощупал скамью, точнее, сломанное изображение на штанах. Оглянулся в ту сторону, где стоял грузовик - шофер все еще бежал к нему.

– Эй, парень!
– крикнул он. Шофер был недалеко, мог услышать. Но тот не оглянулся и не замедлил своего бега.

Сунув пальцы в рот, Лев Александрович засвистел, как мальчишка, но и на этот раз бегущий никак не среагировал, глухой, что ли? Леший с ним.

Его беспокоило состояние куклы. Развернув коробку, он нашел что ни пиджак, ни коробка совершенно не пострадали, и это было каким-то чудом. Надев пиджак, взял коробку под мышку и направился к бегущему. Шагом догнать его не составляло труда. Но сначала Лев Александрович дошел до забора. Остановившись перед ним, ухватился за штакетник, чтобы перемахнуть, однако упал и упал не на забор, а сквозь него. Продолжая лежать, он со смехом пытался лягнуть забор и убедился: доски были не материальными, это лишь изображение забора, эффект его присутствия.

– Видал? Во, фокусы!

Внутренний Голос не подавал признаков жизни.

Он поднялся и направился прямехонько к грузовику, на ходу соображая, что и этот парень - тоже лишь изображение. И чем ближе подходил, тем больше убеждался: это именно так. Парень бежал, оставаясь на месте. Но вот что сбило с толку: тарахтел мотор, а бегущий тяжело дышал.

– Эй!
– на всякий случай негромко позвал Лев Александрович.

Парень продолжал бежать.

Подойдя, он протянул руку, чтобы похлопать по спине, но рука провалилась в изображение, ни на что не наткнувшись. Эффект был потрясающим. Но поскольку он мог хотя бы приблизительно объяснить себе смысл происходящего, то не столько оторопел, сколько заинтересовался; стал осматривать спину, затылок. Шофер был в полосатом берете, из-под которого выбивались вьющиеся волосы, колыхались в ритме его саженей. Узкие бедра обтягивались синими джинсами с этикеткой фирмы "Odra" на заднем кармане. Лев Александрович видел широкий солдатский ремень, стоптанные сандалии, видел даже пряжки на этих сандалиях. Он обошел бегущего, как обходят скульптуру, остановился между ним и грузовиком. Теперь парень бежал прямо на Льва Александровича. Ему было лет двадцать пять, гладко выбритый, ямка на подбородке, а в ямке - клок щетины, словно тут была пришита пуговица, но оторвалась, а нитки остались. Девушки, видно, вздыхают по нему

Парень смотрел себе под ноги, изредка моргая. И дышал.
– Кто бы мог подумать, - вслух сказал Лев Александрович. Он подошел к самосвалу, твердо веря, что и грузовик - лишь изображение. Так оно и оказалось, когда он попытался потрогать железный борт: совершенно натуральное цветное объемное изображение, Приподнявшись на цыпочки, чтобы заглянуть в кабину, он увидал приборы, баранку, красиво оплетенную цветным проводом, черный шарик на конце какого-то рычага и даже какие-то крестики, нарисованные на этом шарике. Неужели можно достичь столь поразительного эффекта? Как будто из вещей вынули их суть, оставив лишь оболочку. Он догадался заглянуть под грузовик, и там все было, как надо: трубки, болты, гайки, облепленные маслянистой грязью. Опустившись на четвереньки он подлез под грузовик и ощутил себя лежащим под грузовиком. Сейчас Лев Александрович видел все четыре колеса и ноги бегущего. Набравшись духу и, боясь ушибиться, осторожно поднялся во весь рост и с удивлением увидал себя в стальном кузове самосвала. В нем стояла бочка, заткнутая рабочими рукавицами, валялась пара резиновых сапог и поблескивала совковая лопата. Лопата эта слегка вибрировала и, подрагивая, тонко позванивала. Он подошел к бочке, чтобы потрогать ее.

Лев Александрович шел так, будто находился по грудь в воде - днище кузова пересекалось его телом. Если быть точным, наоборот: его тело пересекалось днищем кузова, и никаких признаков сопротивления.

– Вот это да!
– восхищенно сказал Лев Александрович и наклонился, чтобы выйти из пределов машины, но вовремя сообразил, что делать это вовсе не обязательно. Вышел во весь рост. Оглянулся. Ровным счетом ничего не произошло - самосвал как самосвал, все так же спокойно ворчит двигатель, все так же бежит хозяин грузовика. Ему захотелось побывать внутри этого чудака, так сказать, влезть в его шкуру, хорошо ли ему, такому, живется? Увы, он все еще не понимал масштабов своей драмы, а только осваивался с непривычной обстановкой, словно в гостях.

Положив коробку с куклой на траву, он зашел за спину шофера, но некоторое время не мог заставить себя выполнить свое намерение. И все же, затаив дыхание, начал вдвигаться в бегущую от него фигуру. Парень был слегка выше, Лев Александрович прекрасно поместился в нем. Мир замелькал перед ним; парень бежал переваливаясь с ноги на ногу, и Лев Александрович видел окружающий мир только в те моменты, когда глаза их совпадали. Уловив ритм бегущего, он тоже стал раскачиваться и поймал его зрение, увидел мир глазами этого парня - он ничем не отличался от мира, который видел сам Лев Александрович. Почему-то зажмурившись, он рванулся вперед - и что же? Ему пришлось оглянуться, чтобы убедиться: парень продолжает ровно бежать, а Лев Александрович стоял перед ним, как дурак, тяжело дыша.

– Странные происходят штуки, - в задумчивости сказал Лев Александрович.
– Может быть, мы с тобой нечаянно в рай угодили?

Внутренний Голос продолжал отмалчиваться.

Он поднял коробку с куклой и направился туда, где по его понятиям должен быть перекресток; шел сквозь стволы деревьев, сквозь кустарник; нужно было хоть кого-нибудь найти и потребовать объяснений, иначе можно заикой сделаться, а это ни к чему. Он шел и думал о тех, которые построили все это, но кто? В городе нет института, связанного с проблемами оптики или кино, а времена Эдисона прошли; создать оптический эффект в таком масштабе одиночке не под силу, стало быть, этим делом занимается коллектив ученых, однако Лев Александрович не слыхал, чтобы в городе ждали иллюзионистов. Лида, падкая на всякие сенсации, обязательно бы достала где-нибудь пару билетов, а она почему-то решила пойти на "Севильского цирюльника".

Так размышлял он, шагая, так сказать, напролом и остановился, заметив весьма существенную перемену: если до сих пор свободно пересекал своим телом стволы деревьев, то теперь этого не происходило.

Парк практически кончился; он видел высокий берег озера, огороды с картошкой и часть "нахаловки" - улицы, застроенной самовольно; между деревьями виднелись куски шоссе, ходили люди, но шли они, оставаясь на месте, и это их ничуть не смущало. Продолжая шагать, он начал оглядываться, чтобы уяснить себе смысл происходящего. Получалось, что он действительно шел и даже быстро, но окружающие предметы двигались вместе с ним с его скоростью. Так бывает в реальном мире: когда плывешь по озеру на катере, кажется, будто дома на далеком берегу тоже плывут, слегка отставая. Лев Александрович резко остановился, и вместе с ним замер весь мир. Разозлясь, он бросился к "нахаловке", но не преодолел и метра, словно бежал по невидимому транспортеру, который мчался в обратную сторону.

– Тут что-то нечисто, - сказал он отдуваясь.
– Как ты считаешь, где начало этого колдовства?

Внутренний Голос отделался молчанием.

– Ну что же ты, ханыга, молчишь? Сдох ты, что ли, в самом-то деле?

– Лева, - слабо отозвался Внутренний Голос, - разве можно так разговаривать с девушкой?

– С девушкой?
– опешил Лев Александрович.
– Это ты-то девушка?

– Разве ты не видел меня?

– Но неужели это мне не померещилось?

– Нет, Лева, не померещилось.

Чертыхнувшись, он поплелся назад, и все было, как надо: шел напролом и очень скоро оказался у скамьи, откуда был виден грузовик и шофер, который все так же ровно бежал. Лев Александрович остановился в растерянности.

– Слышь, давай кончай свои капризы, пора сообразить, что тут к чему. Мы с тобой живем на улице Труда, работаем на заводе компрессоров, верно?

– Верно.

– У нас с тобой болит зуб, верно?

– Верно.

– У нас с тобой одна жена на двоих, одна дочка и одна теща. Впрочем, тещу я уступаю тебе.