Вечная ночь

Когда его нашли, началось следствие. Уже никто не верил в несчастный случай. На этот раз затаиться надо было надолго и всерьез.

Прошло полтора года, прежде чем он опять решился выйти на охоту. Начался май, а никто из детей ночью в лесу не появлялся. В большой дом их по-прежнему привозили, по три-четыре человека, чаще только девочек, но иногда и мальчиков. Назад везли на машине, до ворот интерната.

Странника колотила лихорадка. Плач ангелов заглушал все прочие звуки, он катался по земле, рвал влажную от ночной росы траву, ветки и сучья, впивался ногтями в нежную бересту.

Однажды, в самый разгар мучительного приступа тоски, он отчетливо услышал детский голос:

– Кто здесь?

Девочка лет двенадцати шла с тросточкой по траве, очень медленно.

Позже он узнал, что она ослепла недавно, и из обычного интерната ее перевели в специальный, для слепых. Ночью она вышла за территорию случайно. Кто-то посоветовал ей тренироваться как можно больше, ходить ночами, привыкать жить на ощупь.

Она была удивительно хороша. Белокурые вьющиеся волосы, тонкое правильное лицо. Возможно, ее так ни разу и не успели свозить в большой дом. Но повезли бы обязательно.

После этого очень долго, год и два месяца, до июля восемьдесят шестого, Странник жил в шкуре гоминида и не позволял себе даже ночных прогулок. Гоминиды всполошились всерьез. Детей перестали возить в волчье логово. Территория интерната охранялась круглосуточно. Все свои силы Странник направил на то, чтобы обезопасить себя, он действовал продуманно и осторожно. Ему удалось выстроить настолько безупречную и надежную линию защиты, что в середине июля, когда представился случай, он решился освободить напоследок еще одного ангела.

Никакой охраны уже не было. Поздно вечером Странник возвращался из Москвы в Давыдово. Он ехал на машине, в обычном костюме, без накладной бороды, без парика и круглых черных очков. Под костюмом была твердая шкура гоминида. Когда он остановился у шлагбаума, заметил на платформе девочку. Она только что вышла из электрички и осторожно шла к лестнице.

Он пересек пути, дождался, когда она спустится с платформы. Она была почти взрослая, шестнадцать лет, и не совсем слепая. Слабовидящая. Странник знал, по шоссе она пройдет немного, потом свернет в рощу. Именно там, на повороте, он дождался ее. Убедился, что вокруг нет ни души, опустил стекло, заговорил с ней, предложил подвезти. Он ласково улыбался девочке. Слепые не видят улыбку, но слышат ее по интонации.

Она согласилась. В руке у нее была сумка, в которой лежала толстая тяжелая книга с выпуклым шрифтом. В машине она рассказала, что ездила в библиотеку для слепых, очень хотела получить именно эту книгу, «Унесенные ветром». Задержалась потому, что заблудилась, села не в тот автобус и долго стеснялась спросить, как ей добраться до нужного вокзала.

– Ты бывала когда-нибудь в большом доме, на другом берегу озера? – спросил он.

– В каком доме? Я ничего не знаю!

По ее испугу, по дрожи в голосе, он понял: бывала, все знает.

– Остановите, выпустите меня! Я дальше пойду сама! Ну пожалуйста, прошу вас!

Он притормозил, но из машины ее не выпустил. Она стала дергать дверную ручку. Он понял, что если она выберется, то может побежать и закричать. Ударил ребром ладони по сонной артерии, свернул с шоссе в рощу, поставил машину так, чтобы ее не было видно.

К озеру через рощу он тащил ее уже мертвую. Прядь срезал перочинным ножом, поскольку ножниц у него с собой не было. Но перчатки были. Сбросив труп с обрыва, он тщательно осмотрел одежду, протряхнул каждую вещь. Потом вернулся к машине, взял сумку с книгой, выбросил подальше.

В качестве трофеев, кроме пряди, оставил себе очки с толстыми линзами и серебряное колечко с бирюзой.

Он собирал и хранил пряди и мелкие предметы, принадлежавшие убитым гоминидам, вовсе не из сентиментальности. Берестяная шкатулка, в которую он все это складывал, была частью его плана.

Ему удалось обмануть гоминидов, так хитро, что никто из них ни о чем не догадался. Урод с заячьей губой, учитель физкультуры, работавший в интернате, идеально подходил на роль серийного убийцы. Его уже подозревали. Последним препятствием стала собака, которая охраняла дом жалкого гоминида. Но это препятствие ничего не стоило устранить.

Куда сложнее оказалось жить дальше в вечной ночи, не вылезая из толстой шкуры.

* * *

Перед сном Соловьев опять просмотрел список расшифрованных абонентов, подумал, что обязательно надо будет завтра звякнуть профессору Гущенко, расспросить его о давыдовском душителе. Он должен помнить. В той серии действительно много общего с нынешней. Права Оля, прав старик Лобов. Почерк очень похож на Молоха.

– Что еще? – бормотал Соловьев в подушку. – Валентин Куваев. Певец Вазелин. Им занимается Антон. Я все-таки попытаюсь поговорить с Зацепой. И попробую осторожно выйти на Грошева, под каким-нибудь невинным предлогом. На завтра, то есть уже на сегодня, остаются еще двое: Родецкий Борис Александрович, Дроздова Ирина Павловна.

Ика. Существо из тайной жизни Жени. А может быть, просто подружка? Нет, она обязательно должна что-то знать. Ей двадцать два года, но выглядит младше Жени… сирота… живет с как бы писателем Марком… он написал роман про клонов…. Порнографа Молоха из Интернета тоже зовут Марк…

Дима уснул, ему приснилось, как они с Олей идут вдвоем по сосновой роще. Непонятно, какое время года, тепло или холодно, солнца нет, освещение странное. Светло, все видно, а сверху мрак, ночь, без луны, без звезд, черная бездна. Нельзя понять, где источник света.

Под ногами тоже бездна. Ощущение такое, будто ступаешь по упругой массе, вроде твердого студня. Сосны стоят слишком ровными рядами, и совершенно одинаковые.

Промежутки между стволами с каждым их шагом становились все уже и скоро сосны сомкнулись в сплошные глухие стены. Оля не замечала этого, смеялась, просто покатывалась со смеху. Дима видел, что коридор, по которому они идут, заканчивается плотным туманом или облаком, сотканным не из воды, а из черных чернил.

Оля смеялась, тянула его вперед, в этот чернильный мрак. Он пытался удержать ее. Рука ее выскользнула, и она побежала. Он бежать не мог, ноги стали ватными, не слушались. Он звал ее, кричал, но звука не было. Она вдруг обернулась, и он ясно увидел, что она вовсе не смеется, а плачет.

Чернота, в которую она бежала, была живой, как гигантская чернильная медуза. Там, внутри, что-то шевелилось, тяжело переваливалось, пульсировало. Диме удалось сдвинуться с места, только когда Оля исчезла. Эта гадость как будто всосала ее. Он подошел и тоже оказался внутри.

Ночной лед, или заледеневший мрак, вот что это было. Внутри можно передвигаться, только очень медленно. Плотное ледяное пространство влажно хрустело. Глаза привыкли к темноте, и Дима разглядел, что идет по озеру. Все то же ощущение упругого студня под ногами. Мрак внизу был гуще, но все равно сквозь толщу просвечивали какие-то водоросли, камни, и слышен был глухой, далекий плеск воды.