Вечная ночь

– Да, действительно, нет на свете ничего ужасней, чем видеть мертвого ребенка. Тем более если это не болезнь и даже не несчастный случай, а убийство. Я запрещаю себе думать о таких вещах, иначе просто не сумею работать. Но сейчас вместе с вами, Николай Николаевич, я все-таки позволю себе подумать, представить, что она чувствовала, когда побежала, закричала, и потом, когда получила удар по голове. При асфиксии уже в первую минуту происходит нарушение биоэлектрической активности головного мозга, на второй минуте – полная потеря сознания. Начинаются судороги.

– Нет, – прошептал Зацепа, – нет.

– Вы не хотите слушать? – спросил Соловьев.

– Зачем вы мучаете меня? Прошу вас, уйдите, умоляю, не надо больше. У меня страшно болит голова.

– Ладно, – кивнул Соловьев, – я сейчас уйду. Но выпишу официальную повестку, вам придется явиться на допрос. Кстати, вашей жене, Зое Федоровне, тоже. Это ведь ее духи фирмы «Матерозони» мы нашли при обыске в квартире убитой девочки. А вам предстоит очная ставка с Мариной Качаловой. Знаете, кто это? Или вам напомнить? Женя познакомила вас с молодой женой своего отца в ночном клубе на концерте певца Вазелина. Правда, вы представились итальянским профессором Николо и совсем не говорили по-русски.

– М-м, – простонал Зацепа и сжал виски.

– Послушайте, может, вам все-таки нужна медицинская помощь? – спросил Соловьев. – Я же вижу, как вам плохо.

– Нет. Ничего не нужно. Болит голова, но я принял лекарство, сейчас пройдет. У меня такое бывает. Давление, спазм сосудов. Не надо повестку, не трогайте Зою, прошу вас, оставьте меня в покое. Я ничего не знаю. Господи, это невыносимо! Откройте, пожалуйста, окно, здесь очень душно.

Соловьев открыл, вернулся, опять сел рядом.

– Николай Николаевич, я скоро уйду, и, наверное, врача все-таки надо вызвать.

– Нет. Я сказал – нет. Никакой «скорой».

– Я не собираюсь вызывать «скорую». Может, у вас есть свой врач, семейный?

– Нет. И хватит об этом. Я здоров. Я справлюсь. Как только вы оставите меня в покое, все сразу пройдет.

– Николай Николаевич, я бы с удовольствием оставил вас в покое, но не могу. Послушайте меня, пожалуйста, и постарайтесь понять. Жене мы уже не поможем, но мы должны найти убийцу. Он маньяк, серийник, до Жени он убил еще троих детей, и наверняка будет продолжение. Задушив ребенка, он раздевает его, срезает прядь волос, берет что-то в качестве сувенира. У Жени он взял кулон с маленьким сапфиром, который подарил ей отец на день рождения. Напоследок он обливает труп детским косметическим маслом «Беби дрим». Это ритуал.

– Все. Довольно. – Зацепа слабо помотал головой и поднял руку, как будто защищаясь от удара. – Я больше не буду вам врать. Только не надо этих подробностей, пожалуйста. Это пытка. Я любил ее. Мы встречались два года. Я снял квартиру. Я давал ей деньги. Как иначе я смог бы ее удержать? Мне казалось, она тоже по-своему привязана ко мне.

– То есть это началось, когда ей было тринадцать лет? А вам, простите, тогда было пятьдесят восемь? – осторожно перебил Соловьев.

– Пятьдесят семь! Да, да, да! Ей тринадцать, мне пятьдесят семь. Но сниматься в порно и спать за деньги со взрослыми мужчинами она начала, когда ей было одиннадцать. Я узнал об этом совсем недавно. Меньше двух недель назад.

– От кого?

– От нее, от Жени. Она сказала, что хочет прекратить это и ей нужны деньги, чтобы откупиться от сутенера. Десять тысяч евро. Я дал ей две тысячи, пообещал, что остальные восемь дам позже. После этого мы не виделись.

– Что она говорила о сутенере?

– Ничего. Только что зовут его Марк, фамилию она не знает, он мерзавец и все снимает скрытой камерой.

– И вы ей сразу поверили? Вам не пришло в голову, что она могла это выдумать?

– Сначала не поверил. Просто потому, что очень, очень не хотелось верить. Но потом понял: если она со мной могла за деньги, значит, с другими тоже. Я решил прекратить всякие отношения с ней. Это было трудно, больно, но другого выхода я не видел.

– И денег больше давать не собирались?

– Нет.

– А она не требовала?

– Нет. После той последней встречи она мне ни разу не звонила.

– Она не звонила. Но вы все-таки приехали к ее дому, сидели довольно долго в машине напротив подъезда и врали жене по телефону, что вы в конторе и у вас совещание. Вы следили за Женей?

Зацепа вскинул глаза, впервые посмотрел на Соловьева открытым взглядом, но тут же сморщился, отвернулся, видно, голова у него все еще болела.

– Я не следил. Я тосковал по ней. Я страшно тосковал. А ее, оказывается, уже не было. И вы приехали обыскивать квартиру. Нашли духи. Вычислили меня. Вы хороший следователь. Господи, как больно. Простите.

Он зажал рот, поднялся с дивана, еле волоча ноги, покачиваясь, добрел до неприметной двери между двумя книжными шкафами. Щелкнула задвижка. Соловьев услышал жуткие лающие звуки. То ли Зацепу рвало, то ли он так рыдал. Дима выглянул в приемную. Там было пусто. Секретарша сидела на подоконнике у открытого окна и курила.

– Настя, у него есть свой врач? – спросил Соловьев.

– Да, кажется. Только я не знаю телефона. Вы у него спросите.

– Я уже спрашивал. Он отказывается.

– Надо позвонить Зое Федоровне, его жене.

– Да, пожалуйста. Иначе придется вызывать «скорую».

– Погодите, а что вообще случилось? В чем дело? – спросила Настя, уже взяв телефонную трубку.

– Плохо ему. Врач нужен обязательно.

– Нет, я не понимаю, а почему плохо? Вы его допрашиваете, что ли? В связи с чем? По какому делу? – Секретарша разнервничалась всерьез, в голосе появилась легкая агрессия.

– Не допрашиваю. Мы просто беседуем.

Соловьев вернулся в кабинет и закрыл дверь. Зацепа уже вышел из туалета и сидел за большим столом. Лицо было влажным, дышал он еще тяжелей. Видно, держался из последних сил. Соловьев не стал говорить о враче. Он видел, времени осталось совсем мало. Зацепа в любой момент мог отключиться. Похоже, у него было предынсультное состояние. Дима задал вопрос, который считал сейчас самым важным.

– Николай Николаевич, откуда у вас фотографии?

– Подбросили.

– Вы обещали, что больше не будете лгать.

– Только не это, я не могу, он страшный человек, – пробормотал Зацепа и стал медленно сползать вбок, переваливаться через подлокотник. Соловьев подхватил его, удержал, как мог, усадил в кресле.

Зацепа был без сознания. Лицо перекосилось. Левая рука болталась, как плеть.

* * *

– Ну и при чем здесь я? – спросил Вазелин.

Антон смотрел на него во все глаза. Только что это чмо спокойно выслушало известие об ужасной смерти Жени Качаловой, маленькой девочки, которая была в него влюблена, и ничего, кроме вопроса «при чем здесь я?». Никаких эмоций. Каменное лицо.