Вечно с тобой

Сейчас у него торчали рёбра так, словно он не ел несколько дней кряду, и до этого особо не был балован едой. И память подкинула ему эпизод из детства, когда тётка Сара после долгой разлуки навестила их и при виде Форта воскликнула, обращаясь к сестре: «господи, Софи, чувствую, со временем у тебя Форт превратится в большо-ой пончик».

Руки у него теперь были, как плети. Форт мог бы для интереса попробовать напрячь бицепсы, но не хотелось себя смешить. Он только осмотрел их с непроходящей с лица кислой ухмылкой, вспоминая чаяния своего отца и то, что когда-то он занимался боксом. Теперь это казалось забавным, и ему даже самому было сложно поверить, что когда-то он выглядел по-другому.

И это только внешний вид. Со внутренностями было гораздо хуже: за те двенадцать лет, что он употребляет, он заработал себе хронические кашель и насморк, обострение которых происходили каждый раз после принятия синтетических веществ; посадил печень, и в последнее время всё чаще испытывал резкие боли, от которых буквально валился с ног; страдал плохой памятью да и в целом растерял большую часть своих мозговых извилин. И это уже не говоря о всё чаще проявляющейся психической неуравновешенности и неспособности в некоторых случаях держать себя в руках.

Отвернувшись, Форт натянул обратно на себя футболку и решил спуститься вниз. Настроение было для болтологии, да и Лекси наверняка скучает там одна.

Лекси… В который раз он поразился тому, что она до сих пор не догадалась. Ведь его внешность так красноречиво говорила о том, кем он является! Когда он встретил её впервые, она могла просто не успеть разглядеть его, как следует, да и тогда, как теперь он понимал, у неё были проблемы поважнее. И потом, когда он столкнулся с ней ночью на улице, — до того ли ей было, чтобы замечать особенности его внешнего вида? И уже после — новая обстановка, так и нерешенные проблемы… К тому же, не так часто они с ней виделись. Он старался по возможности уходить наверх, чтобы не пересекаться с ней лишний раз. Хотя он признавал про себя, что рано или поздно Лекси всё узнает и бессмысленно скрываться, он продолжал это делать.

Но иногда у него, как сейчас, случалось такое, что он просто не мог сидеть на месте, не мог молчать, не мог оставаться наедине со своими мыслями, которые редко когда были позитивного характера. А Лекси — она вся светилась, и в её присутствии ему было легче. В её присутствии он, бывало, даже забывал о том, какая у него жизнь, и чувствовал себя так, будто ему только-только двадцать лет, и ещё всё можно изменить — лишь захотеть…

Невесело усмехнувшись, Форт вышел из комнаты. После тех мрачных мыслей, что его обступили со всех сторон в последний час, ему просто необходимо поговорить с Лекси, которая сможет улучшить его самочувствие. Прямо как лекарство.

Проходя мимо комнаты Дэйва, он не удержался и заглянул внутрь. Хотел заглянуть только, если быть точнее, но не удержался и переступил порог, закрывая за собой дверь. Детская теперь пустовала и выглядела соответственно. Здесь не было его сына, а Форт и не помнил, когда в последний раз находился здесь в отсутствии Дэйва. И теперь у него появилось странное, терзающее изнутри чувство, которое заставляло сердце биться заметно быстрее и причину которого он не мог понять.

Теперь здесь не было Дэйва, и ему не стоило задерживаться в этой комнате, чтобы не травить душу в который раз непроходящим чувством вины. Самым противным для Форта было то, что он, понимая всё своё отвратительное как отца поведение, тем не менее не шевельнул даже пальцем для того, чтобы измениться. Он понимал, что должен измениться, думал об этом очень много, но дальше дум не заходило. Два раза он пытался бросить, но ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. И во второй раз ему было гораздо сложнее справляться с мучительной ломкой. При мысли, что придётся пережить это всё ещё раз и догадываясь, что будет намного труднее, чем в первые два раза, Форт трусил. Не мог перешагнуть через себя и продолжал жить, как раньше.

Форт медленно прошёл вглубь комнаты, отчетливо различая стук своих шагов, несмотря на то, что пол устилал мягкий ворсистый ковер. Он подошёл к кровати и осторожно уселся на неё, тупо уставившись на светло-зеленое покрывало с вышитыми на нём Чипом и Дейлом. Этот мультфильм был самым любимым у Дэйва…

Форт положил свою руку на покрывало и начал медленно водить по ткани. Ему казалось, что тепло сына ещё сохранилось, как будто он только несколько минут назад встал с кровати.

Он медленно поднял мутный взгляд на игрушки, рассыпанные в изголовье, и взял одну из них, самую ближнюю к нему, — яркого попугая. Чуть сощурившись: ему показались слишком яркими цвета, Форт начал медленно водить по перьям игрушечного попугая. Его посетила мысль о том, чтобы подарить Дэйву настоящего попугая. Он помнил, что единственный раз, когда был с сыном в зоопарке, тот провёл у вольера с попугаями больше времени, чем у всех остальных. А оглядевшись сейчас, Форт мог заметить, что среди игрушек преобладают как раз самых разных цветов попугаи.

Пестрота их перьев раздражала зрение Форта, которое иногда воспринимало цвета ярче, чем они есть, но Дэйв их любил. И это было главным.

О покупке попугая он уже задумывался как-то, но его останавливала боязнь того, что Кайли может сказать что-нибудь в сердцах или намеренно про него, а глупая птица вздумает повторять за ней, и тогда Дэйв будет слышать что-нибудь нелицеприятное о своём отце.

Он был готов пройти сквозь огонь и воду ради Дэйва, мог отдать за него свою жизнь, но он слишком мало уделял ему времени. Здесь было несколько причин: при виде сына его охватывала некоторая робкость, и чувство вины захватывало его с новой силой — всё это расшатывало его нервы, и он просто не выдерживал и сбегал; он, как и теперь с Лекси, не хотел попадаться слишком часто на глаза Дэйву, потому что хотел, чтобы Дэйв запомнил его не таким иссушенным наркотиками получеловеком. Он боялся, что этот образ будет единственным, что останется в памяти сына, потому что существовала огромная вероятность, что он не доживёт до того момента, когда Дэйв станет достаточно взрослым.

Поднявшись, Форт машинально пошёл к двери и только на пороге оглянулся, вновь обводя комнату взглядом. Всё здесь напоминало ему о Дэйве, и это причиняло ему одновременно невыразимое счастье и невыразимую боль.

Аккуратно закрыв за собой двери, Форт тяжело выдохнул, словно бы пережил какое-то испытание, и продолжил свой прерванный путь вниз.

В любом случае, Дэйв сейчас счастлив с мамой в Техасе. А ведь для него главное, чтобы Дэйв был счастлив. И Форт не переживал насчёт него: какой бы истеричной, ревнивой дурой ни была Кайли, Форт знал, что мать по крайней мере она хорошая, и Дэйв в надёжных руках. Конечно, в угоду удовлетворения себя любимой, она оставляла сына на руки своей мамаше, но, несмотря на всю свою неприязнь к тёще, Форт признавал, что и на неё можно положиться.

Все эти мысли промелькнули за то время, пока он спускался. Внизу он почувствовал вкусный запах чего-то жаренного и улыбнулся. До того, как в его доме появилась Лекси, в последний раз, когда он наслаждался кем-то приготовленной для него (ну, в данном случае, не только для него) едой был более десяти лет назад, когда он ещё заглядывал к матери.

На кухне он увидел Лекси, стоящую у плиты. Та, словно почувствовала или, может быть, услышала его шаги, обернулась и слегка улыбнулась.

***

На столе уже были разложены печёный картофель с говяжьими шницелями, фруктовый салат и яблочный пирог. Она собиралась снять со сковороды последнюю партию оладий и уже раздумывала над тем, каким образом позвать Форта, когда невольно обернулась и увидела его. Она удивилась тому, что он здесь, и ей было интересно, как давно он стоит на пороге и наблюдает за ней. Однако радость от того, что он рядом и в течение получаса тоже будет рядом с ней, была сильнее всяких других чувств, и она просто улыбнулась, не в силах скрыть свою радость.

— Спустился, наконец, — сказала она, отворачиваясь и начиная выкладывать оладьи на специально подготовленное для этого блюдо. От волнения, которое не было удивительным в присутствии Форта, Лекси нечаянно задела горячую сковороду и еле удержалась от того, чтобы не вскрикнуть от боли. Закусив губу и сморгнув невольные слёзы боли, продолжала, как будто ничего и не было, выкладывать оладьи дальше.

Краем уха она услышала, что Форт, наконец, прошёл в кухню и уселся за столом. Взяв блюдо с оладьями на руки, она перенесла его на стол и поставила рядом с остальной едой. При этом совсем слегка и не совсем нечаянно задела голой коленкой обтянутую в ткань ногу Форта и почувствовала, как пошли по коже мурашки.