Вечный хлеб

Костис уехал за цветами, а Вячеслав Иванович гулял по тротуару перед подъездом. Он блаженно мечтал о том, как скоро будет встречать здесь Аллу и маленького; надо будет снова мобилизовать Костиса с его «Волгой», а букет он на рынке купит такой, какого здесь не видели и летом: розы, одни розы, штук двадцать пять! Конечно, очень плохо, что у Аллы осложнение, но после Старунского все будет хорошо; а зато и сама Алла, и Рита, и старуха эта Зисиповна, чертова бабушка, поймут и оценят, кто такой новый дядя у Аллы! А без него бы, в этом безымянном роддоме на углу Петра Лаврова?! Поймут и оценят! Ну и надо подарки. Один он уже наметил: бумажные пеленки, чтобы не возиться со стиркой. Он достанет. Трудно, но он достанет! А идея другого пришла вот прямо здесь: микроволновая электропечь! Есть такие, стоят в электромагазинах и стоят три сотни. Цена тоже имеет значение: пусть видят! Но главное ее достоинство— быстрота готовки. Пять минут — и любое блюдо! Очень важно при занятости Аллы. Да к тому же не разрушаются витамины! Вячеслав Иванович любил всякую кулинарную технику, потому и позавидовал, что в

«Приморской» стоит «мутный глаз», значит втройне приятно будет дарить племяннице трехсотрублевую кухонную машину…

Вернулся Костис, отсалютовал букетом:

— Пусть доценту белые астры, как невесте. Белый конверт в белых астрах. Конверт я тебе купил нарочно без марки: приличнее деньги в конверте без марки! Нет, «деньги» звучит грубо, — гонорар.Гонорар за консультацию! Где это, у Конан Дойля, да? Что докторам гонорар принято в гинеях. Жаль, у нас нет специальной монеты для интеллигентных гонораров. Ты любишь Конан Дойля?

Вячеслав Иванович почти что успокоился после прибытия Старунского, но все же не настолько, чтобы разговаривать о Конан Дойле. Он молча взял конверт, пристроил его в букете так, чтобы торчал крошечный угол, — для опытного глаза достаточно!

— Пойду там посижу перед приемным. Подожду.

— Брось. Может, не очень хочется доценту, чтобы ты там ему конверт совал. Народ сидит.

— Не видно же почти.

— Разглядит! И неинтеллигентно так сразу совать. Не чаевые это тебе, а гонорар, понимай разницу.

— Один черт! Слово придумали важное: «гонорар»!

От возбуждения, от чувства, что невозможного сегодня нет, Вячеслав Иванович и говорил легко, уверенно, не раздумывая. Действительно, какая разница: «чаевые», «гонорар»?

Костис задумчиво отщипнул лепесток от астры.

— Ты знаешь, разница есть. Потому что он не только за деньги, этот доцент. Его и Алла твоя волнует. Он и меня кинулся расспрашивать, думал, я знаю. Ты меня знаешь, я смотрю трезво, но на него клепать не стану… Потому ты лучше со своим конвертом — в машине. Или потом домой. По обстановке почувствуй. Может, он скажет, что нужно будет ему к Алле еще. Тогда сейчас рано.

— Ты что: «еще»? Ведь «средняя тяжесть» всего, а то бывает «тяжелое состояние», я знаю. А у ней всего средняя!

— Ну увидишь. Но аккуратно давай, чтобы он как бы и не заметил. Говорю ж: не чаевые.

Верно сказал Костис. В другое время Вячеслав Иванович и сам бы до того додумался— видно, все-таки не очень соображал сегодня.

— Ну, пойду, так посижу. Встречу.

Он сел на тот же самый стул, на котором сидел вчера рядом с Аллой. А вот другой, по спинке которого они суеверно постучали. Не очень подействовало. Или могло быть хуже? Старунский задерживался — и снова становилось тревожнее. Две пары сидели перед дверью, запретной для мужей, женщины давали какие-то наставления, мужчины кивали — как и вчера. Одна говорила очень уж бодро, так что Вячеславу Ивановичу захотелось объяснить ей, что дело ей предстоит непростое, что бывают всякие осложнения, состояния средней тяжести и потому не стоит заранее веселиться. Но, конечно, удержался.

Сорок минут прошло. Час. Или у него и другие дела? Очень даже возможно: мало ли у врачей вопросов к доценту!

Наконец дверь приемного отделения стремительно открылась — и уже по движению двери Вячеслав Иванович понял, что это Старунский. И встал навстречу.

Тот быстро обвел коридор глазами.

— Вы?.. Ну вот… Словом, вы все равно не поймете. Но осложнилось. Бывает в нашем деле. Проводим мероприятия.

Старунский двинулся к выходу. Вячеслав Иванович поспевал за ним.

— Но как теперь? Ей лучше? После вашего осмотра?

— Сразу не может быть лучше. Я не лечу наложением рук. Мероприятия проводятся.

Вячеслав Иванович распахнул перед Старунским переднюю дверцу «Волги», схватил лежащий на сиденье букет, протянул. И был момент страха, что Старунский не возьмет, и это будет означать, что консультация оказалась бесполезной, что помочь невозможно!

— Вот, профессор. Большое вам спасибо.

— Ах, да что вы, — поморщился Старунский, но взял букет.

Взял! Значит, не напрасно!

— Можно будет? Если еще понадобится? Прибегнуть? Вы разрешите?

— Разумеется. Я и сам справлюсь, естественно.

Костис резко взял с места — таксерская манера.

На работу Вячеслав Иванович уже опоздал, но это не имело никакого значения. Управятся пока и без него: второго мало придет обедающих. И он снова пошел в справочное со своей передачей.

Та же сестра скучала в окошке, кажется и те же люди в ожидании сидели по стенам.

Вячеслав Иванович уже не старался специально улыбаться и вообще не думал о том, как выглядит.

— Возьмите вот для Калиныч.

— Сейчас… — Она повела пальцем по списку. — Нету. Значит, она еще не переведена. В физиологии нет, ну и не может с температурой. В патологии смотрю — тоже нет.

— Как «в патологии»?

Слово испугало.

— В отделении для послеродовой патологии, где ж еще. Где с осложнениями. Некуда мне вашу передачу.

Что-то темнят. И Старунский темнил: «Вы все равно не поймете… мероприятия проводятся…» Да что с Аллой на самом деле?! Врачи умеют темнить! Нужно обязательно увидеть ее самому! Он поймет достаточно: что у нее за средняя тяжесть, насколько она тяжелая?!

Кто-нибудь другой сидел бы и ждал, что ему скажут из справочного, и думал бы, что больше ничего не может, раз мужей и вообще мужчин внутрь не пускают. Но не Вячеслав Иванович. Он с детдома хорошо усвоил, что если чего-нибудь хочешь, добивайся сам, не жди, когда за тебя сделают и поднесут готовенькое! Как это — нельзя внутрь?! Это не военный объект, где охрана савтоматами! Через приемное его не пустят. Но ведь не бывает так, чтобы только один вход.

Вячеслав Иванович вышел снова на улицу, осмотрел здание. Один вход — где прием, второй — где справочное. И еще ворота. Он двинулся в ворота.

Во дворе он сразу увидел продуктовый фургон. И почуял родной запах. Ну конечно, не может же быть больница без пищеблока! Там с улицы не пускают мужей, а здесь со двора заходят здоровенные грузчики. Вячеслав Иванович решительно вошел в распахнутые навстречу фургону двери и пошел на запах кухни. Не может же быть, чтобы коллеги не помогли. Или найдутся знакомые, или знакомые знакомых. В случае чего позвонит на работу, бросит клич: «У кого знакомые в пищеблоке Скворцовки?» А еще был запасной вариант: достать белый халат и пройти под видом студента — ходят же здесь студенты, раз кафедра! Недаром все говорят, что он молодо выглядит. Но сначала нужно было попробовать через пищеблок.