Вечный поход

– Михалыч, да на хрена труп сюда по камням волочь?!

– Во… Вижу, ты уже соображать принялся. Труп мне, действительно, ни к чему. А вот всё, что при нём найдёте – сюда… Давай! И поосторожней там. Нравишься ты мне, чертяка.

– Есть… поосторожней. – Шайда быстро полускатился-полусполз вправо в глубокую расщелину. Вдруг задержался и окликнул ротного: – Михалыч… А что ещё твой кровяной мешочек чует?

– Чует – жить будешь. Иди…

Ничепорчук проводил взглядом Максима и опять приник к биноклю. Принялся считать, насколько это позволяли местность и освещение. Убитых было около двух десятков. «Плотно шли… Не иначе, как на марше… Большинство убитых от первой перестрелки, её и атакой-то называть нельзя… Да и то, потому что мы их врасплох застали. Правда, и позиция у нас грамотно организована. Опять же большая плотность огня… Ладно, это я уже себя хвалить начинаю».

Ротный оглянулся влево на шорох.

Передёрнул затвор.

– Кто?!

– Михалыч, свои… – хрипло выдохнул подползавший.

– Сухина, ты, что ли?

– Он самый… И эти… Советники со мной.

Командир второго взвода, земляк. И двое пришлых. Перед самым выходом на задание закрепили за их батальоном двоих, якобы «советников какого-то хрен-поймёшь-координационного-центра»… А навесили эту обузу, почему-то, на его роту. Ну да ладно, двумя больше – двумя меньше. Только то и сказал: «Безопасность себе пусть обеспечивают сами. Мне главное – задание!» На том и порешили. И, справедливости ради, за время марша и потом, на позициях, неудобств от советников практически не было. Разве что – вопросы странные, да советы, похожие на приказы, которые Ничепорчук пропускал мимо ушей.

Ротный подождал, пока лейтенант с чужаками доберутся до его позиции. Спросил:

– Олег, ну, что там у тебя?

– Хреновато… Автоматы-то ихние просто побузили. Будто дождю помогали камни сечь. А вот когда они на прорыв пошли, под шумок снайпер у них сработал отменно… Сука. Троих успел свалить. Зозулю, Васильева и Лазарчука… Да ещё Громова ранил. В левое плечо… Лучших парней выбил, гад!

– Да уж… – пробормотал ротный. Скорее просто для того, чтобы не молчать. – Как говорил мой учитель Леерзон: «Чтоб да – так нет». Ладно… А твои соображения какие будут?

– Какие уж тут соображения, когда ничего не понятно… Непохожи они на «духов», командир. У меня такое впечатление, что я подобное в кино видел. Вот только вспомнить не могу… А насчёт их дальнейших действий? Как пить дать – снова сунутся. И дай бог, чтобы опять так гладко обошлось, как сейчас.

– Ладно, Олежа. Давай сюда своего радиста…

…Ночной эфир пронзили торопливые точки и тире, излучаемые в резервном диапазоне, определённом на случай важных сообщений. Безусловно, «стычка с неведомым регулярным формированием» – было именно таковым.

«Циклоп-Циклоп… я – Барс-один… я – Барс-один… Приём!»

Отзыв прилетел лишь после пятнадцатого вызова.

…Разведчики к тому моменту уже возвращались.

Медленно пробираясь меж камнями и, наверняка, матеря дождь на чём свет стоит. Начиная от ветхих трёх китов и заканчивая космическим вакуумом.

Ничепорчук рассматривал в бинокль их передвижения и досадливо морщился. Будь он снайпером, – не упустил бы такую прекрасную возможность поупражняться в неспешной ночной стрельбе. Может, просто разведгруппе везло, и снайпер в этот момент менял позицию… А может, это всего лишь последние мгновения тишины.

Со стороны врага не доносилось никаких звуков. И это было самое худшее, что только можно себе пожелать. Нет ничего хуже ожидания в полной неизвестности! К тому же, не зная, с кем имеешь дело.

Нет, не «духи» это.

…Мокрый и перемазанный, как чёрт, Макс вполз на гребень, втащил за собой вещмешок и покатился веретеном вниз. Возле самого ротного остановился. Поднялся. Вытащил из вещмешка какие-то вещи.

– Михалыч, видать, «спецы» на задание шли… Документов ни у кого не оказалось. Тут только камуфляж, фляга с непонятной маркировкой… ещё две занятных вещицы – портсигар наградной… Надпись там на каком-то незнакомом языке… и что характерно – свастика выгравирована! А вторая штуковина, как из музея… Вот. Как тебе этот раритет?!

Он держал в руках самый настоящий МП-40! «Шмайсер», как ошибочно окрестили его в народе. Хотя на самом деле это был другой, внешне похожий на «сороковку», автомат.

«Ну ни фига себе!!! Теперь понятно, почему такой вялый темп стрельбы…»

Ничепорчук просто не верил своим глазам.

Младший сержант Гурманчук приблизился к ротному и внёс свою лепту.

– Вот, Михалыч, ещё один артефакт… от неизвестных монстров…

Бывший студент протянул руку и положил что-то невесомое на ладонь командира. Ничепорчук поднёс «артефакт» поближе к глазам – и обмер.

У него на ладони лежал помятый кусочек серой ткани, с силой сорванный с вражеской униформы. Обрывки чёрной нити по краям. Ничем не примечательный нарукавный шеврон овальной формы. Практически ничем… Если бы не изображение на нём.

Маленький цветок на тонкой ножке. С восемью лепестками светло-серого цвета.

Эдельвейс!

Вспыхнуло из глубин памяти название, и кровь прилила к лицу!

«Горные стрелки дивизии „Эдельвейс“!

ОТКУДА?! ЗДЕСЬ?!»

Как в детском мультике: двоечник Витя Перестукин в «Стране невыученных уроков»… Так будто бы, у взводного никогда не было проблем с историей, чтобы туда возвращаться… А вот поди ж ты – время кто-то повернул вспять!

«Бред! Откуда здесь фашисты? Может, меня Макс окурил своими благовониями?!»

– Чушь!!! – всё же вырвалось у него.

– Чего?.. Что ты сказал, Михалыч? – хрипло переспросил ещё не отдышавшийся Макс.

– Да погоди ты… – ротный устало опустился на камень, – Помолчал и неожиданно окликнул другого разведчика: – Уманский, ты как насчёт командира табачком угостить?

Тот был в десяти шагах.

Его голова в выемке между двумя валунами приникла к окулярам стереотрубы. Левая рука раз за разом подносила к губам окурок сигареты. Чаще, чем обычно – должно быть, ефрейтор нервничал. Окуляры стереотрубы располагались заметно ниже линии, видимой со склона, усеянного трупами, и огонёк окурка оттуда не мог быть заметен. Уманский даже не отвлёкся от своего наблюдения.

– Я бы не против, да последняя осталась, товари…щ-щ-ш-ш-ш…

Пуля вошла точно в приоткрытый рот, раздробив зубы и вырвав кусок затылочной кости. Тело рухнуло мешком. Эхо донесло с запаздыванием одиночный хлопок выстрела. Словно кто-то неумолимый, распоряжающийся человеческими жизнями, просто хлопнул в ладоши.

– А если бы не был жадным – не умер бы, – до жути спокойно и тихо произнес ротный, склонившийся над убитым Уманским. Он вытащил из нагрудного кармана на жилете пачку сигарет «Кэмел» и показал Максу. Пачка была почти полной.

– Вот что, ребята. Я сам пока ничего не понимаю. И вы меня не примите за сумасшедшего. Но, похоже, пока другого объяснения нет. Там, внизу – не «духи». Там намного хуже. ФАШИСТЫ! Причём, самые опасные в этой ситуации – горнопехотная часть «Эдельвейс». Слыхали, когда историю учили? Вот и готовьтесь к самому плохому. Такие-то дела, сынки.

Ответом ему было потрясённое молчание.

У Максим между лопатками кольнуло холодное шило, взявшись невесть откуда. И уже не ушло. Его присутствие ощущалось в виде изморози, от которой немела часть спины.