Вечный воин

Штормило два дня. Ветер усилился баллов до девяти и остановился на южном направлении, изредка заходя немного восточнее, и тогда марсильяну разворачивало кормой к берегу, но якоря держали надежно. При этом у подветренного левого борта стояли наготове баркас, рабочая шлюпка и тузик. Наверное, я должен был спуститься в одно из этих плавсредств и отправиться в следующую эпоху. Решил остаться, пожить в свое удовольствие, и сделал вывод, что лучше держаться от моря подальше. Буду любить его с берега.

Когда ветер поменялся на северо-восточный и ослаб до умеренного, мы снялись с якорей и пошли к порту Каралис, чтобы запастись едой. Купить у крестьян из деревни, напротив которой мы стояли, не получилось, потому что сразу разбежались, как только увидели, что к берегу плывут лодки с воинами. Я приказал не трогать их запасы. Теперь эти крестьяне — поданные Гейзериха, который не любит, когда грабит кто-то, кроме него. Зато в Каралисе нам с удовольствием продали все, что мы пожелали: баранов, хлеб, вино, оливковое масло. Задерживаться там не стали, в ночь рванули к африканскому берегу, благо ветер не убился. Во второй половине дня вышли к рейду Карфагена. Никогда еще с такой радостью я не возвращался из рейса.

Вандальский флот в это время двигался вдоль северного сицилийского берега. В шторм затонуло несколько галер и, как минимум, одно «круглое» судно, на котором везли статуи. Гейзерих собирался украсить ими свой дворец. Ему никто не рассказал, что мрамор — один из самых опасных грузов, даже в виде статуй, потому что склонен к смещениям, приводящим к оверкилю. Хотя штормовой ветер мог выбросить это судно на скалистый берег, разбив о камни. Видимо, не судьба была правителю-арианину иметь языческих идолов. Я еще подумал, что, может быть, и меня попытались наказать за это же. Решил посмотреть, как пойдут дальше дела. Если начнется черная полоса, то сразу продам статуи. Желающие на них найдутся. Карфагеняне склонны подражать римлянам.

Я поставил марсильяну к причалу в торговом порту и первым делом выгрузил долю Гейзериха. Серебро на арбах и под охраной полусотни воинов отвезли в Бирсу. Затем поделил собранную нами добычу. Прикинув, как подскочат цены на всё дня через два-три, когда прибудет флот вандалов, я быстро, почти не торгуясь, купил пять четырехэтажных инсул, как карфагеняне, подражая римлянам, называли многоквартирные дома. Будет постоянный источник дохода для содержания моего городского дома и его обитателей, которых теперь стало больше.

Разобравшись с этими делами, я пригласил в гости Ахирама. Принимал его в андроне. Выпили вина. Я рассказал о том, как грабили Рим, вызвав у зерноторговца лютую зависть. После чего перешел к делу.

— Я теперь достаточно богат, поэтому решил на время закончить с морским разбоем. Собираюсь продать свое судно. Экипаж на нем обученный, справятся без меня, — сообщил я. — Ты когда-то собирался купить его. Будешь возить на нем зерно в Константинополь.

— Я и сейчас не против, — произнес Ахирам и назвал, почти угадав мою цену, за сколько купит.

Я согласился, после чего перешел ко второму делу:

— В Риме мне попался трофей, который, как предполагаю, заинтересует тебя и твоих единоверцев.

Ахирам, как и большинство карфагенских иудеев, выдавал себя за арианина, но я знал испанских маранов, которые с такой же легкостью, как я, принимали, если это было выгодно, любую веру, оставаясь преданными своей.

— Что именно? — спросил он.

Я подошел к окну, выходящему во двор, под которым, на освещенном месте, стояла менора, накрытая черным покрывалом. Ловким движением фокусника открыл ее.

Надо было видеть лицо иудея. Если у меня и были сомнения на счет его истинного вероисповедания, то сразу испарились.

— Стояла в Пантеоне. Захвачена в Иерусалимском храме, — занудным тоном экскурсовода поведал я и добавил задорным тоном аукциониста: — Продается!

Ахирам сглотнул слюну, и острый кадык пробежал вверх-вниз под смуглой тонкой кожей. Так ничего и не сказав, зерноторговец продолжал сверлить взглядом золотой светильник. Впервые я увидел, что он не знает среднее арифметическое между своей жадностью и покупателя. Напряженность лица выдавала бурный процесс подсчета, причем каждая попытка заканчивалась неудачей.

— Три веса золотом, — помог я. — Торга не будет.

Еще раз прогнав кадык под смуглой тонкой кожей, Ахирам ответил коротко и хрипло:

— Да.

74

В жизни богатого землевладельца тоже есть прекрасные моменты. Как по мне, главный из них — спать, сколько пожелаешь. Еще можно отправиться на охоту или рыбалку.

Когда я был в имении, то изредка ездил охотиться с Радомиром, который постоянно живет там. В этих краях водятся олени, несколько видов газелей и, как их называют аборигены, аддаксы и песчаные козы. Я предпочитал охотиться на последние два вида. Аддаксы — это антилопы с длинными, у самцов более метра, и закрученными рогами. Весят около ста килограмм, поэтому тяжелы в беге, быстро устают. Обычно они пасутся стадом в десять-двадцать особей во главе с самцом. Завидев нас с Радомиром, бросались наутек. Мы скакали за ними, пока не устанут и не сбавят скорость, после чего я поражал из лука, а иногда копьем, самца-предводителя. Мяса с одного хватало на всех обитателей имения, включая собак, а кожу выделывали и тачали из нее сапоги. Считается лучшей для этого вида обуви. Песчаная коза, как по мне, больше похожа на горного барана. Название такое получила, наверное, потому, что скрещивается с домашними козами. Самцы высотой около метра, длиной полтора и весят до полутора сотен килограмм. Длинные, почти до метра, рога образуют полукруг над спиной. Под шеей грива, которая у самцов длиной до земли, из-за чего аборигены называют этих животных еще и гривастыми козами. Тоже живут небольшими стадами и, завидев опасность, замирают на месте, остолбенивают, что сильно снижает удовольствие от охоты. Кроме довольно вкусного мяса, у песчаных коз еще и очень хорошие сухожилия, которые используются, в том числе, и для изготовления луков.

Когда перебираюсь в городской дом, часто плавая с гребцом-рабом на рыбалку. В море возле Карфагена хорошо берет тунец, сельдь, скумбрия. Само собой, я предпочитал тунца. Конечно, ловить с обычной лодки — это не то, что с быстроходного катера, чем я баловал себя изредка в США, но и не надо платить от трехсот до пятисот баксов с человека и толкаться на корме еще с двумя-тремя рыбаками. По моему заказу изготовили двухметровое двуручное удилище и катушку метров на триста довольно крепкого просмоленного шнура. Наживкой служили осьминоги, которых я покупал у вернувшихся с ночного лова рыбаков. Мы шли под парусом в отрытое море, пока не замечали стаю дельфинов. Где эти животные, там и мелкая рыба, и тунцы, которые тоже охотятся на нее. Опускали парус, ложились в дрейф, и я начинал троллить. Обычно тунец брал быстро. Ловил я с небольшой глубины, поэтому рыба попадалась некрупная, максимум килограмм пятнадцать, но вываживание иногда занимало пару часов, в течение которых тунец таскал за собой лодку. Иногда я так уставал, что раб подменял меня. Он же всаживал гарпун в рыбину, когда я подводил ее к борту.

За этими забавами и переездами от одной жены к другой и протекала моя жизнь. В это время в Западной Римской империи правителем стал Марк Мецилий Флавий Эпархий Авит, галл по национальности. Он находился с посольством у Теодориха Второго, правителя готов, когда пришло сообщение, что Рим захвачен и Максим Второй убит. Готы тут же объявили его новым императором, а потом это сделали представители семи галльских провинций. Когда Марк Авит направился с расположенными в Галлии легионами и примкнувшими к ним готами в Рим, его тут же признал императором и римский сенат. У кого армия, тот и правитель. Гай Юлий Цезарь, наверное, перевернулся в гробу. И не только он. Впрочем, порулил Марк Авит меньше двух лет. Сверг его тот, кому он доверил армию — Флавий Рицимер, германец-свев. Поскольку последний из-за пятой графы, то есть национальности, не мог быть императором, поэтому стал «теневым» правителем, а на трон сел его друг Флавий Юлий Валерий Майориан. Получил титул, так сказать, из рук Льва Первого, нового правителя Восточной Римской империи, который и сам сел на трон, только благодаря Флавию Аспару, поскольку был по национальности бессом и в молодости торговал мясом. Чтобы как-то повысить право Льва Первого на престол, венец на его голову, то есть венчал на императорство, впервые в истории возложил константинопольский патриарх Анатолий. Видимо, отсюда и пойдет по всей Европе эта процедура.

Вместе с, так сказать, международными новостями из Константинополя пришла и другая, семейная — в предыдущий год префектом Востока был мой тесть Флавий Константин. Значит, у моих детей от первого брака, его внуков, тоже все в порядке. Судьбой первой жены не интересовался, чтобы не прослышала о расспросах и не догадалась, что я все еще жив. У меня теперь были две другие, которые в меру сил увеличивали наш род: Хильда родила дочь, получившую греческое имя Афина, которое сразу же было одобрено матерью, когда я сказал, что так зовут богиню войны, а Лаодика — сына, названного Никандром, что можно перевести с греческого, как победитель.