Вечный воин

Мы вышли из Картенны. Это небольшой городок западнее Цезареи. Вандалы по пути к Карфагену разграбили Картенну, но вскоре она опять была заселена, потому что рядом находится медный рудник. Медь все еще стратегический металл, в том числе и потому, что из нее чеканят монеты. Именно к этому городку мы вышли, двигаясь на юго-юго-восток от Гавани Эльче. Там и подождали, когда прибудет флот вандалов из Цезареи, а потом еще шесть дней, когда задует сирокко — жаркий южный ветер, который местные кочевники называют гибли. Сейчас климат холоднее, пустыни находятся намного южнее, поэтому нынешний сирокко несет меньше пыли и песка. Подгоняемый им, наш флот двинулся под парусами на северо-северо-запад. По примерным подсчетам надо было пройти миль сто пятьдесят. К вечеру ветер стих, матросы налегли на весла, пока не стало совсем темно. За день мы одолели миль семьдесят, может, немного больше. Марсильяна легла в дрейф, а многочисленные галеры окружили ее, ошвартовавшись по несколько штук друг к другу. В толпе не так страшно. В итоге получилось несколько плавучих островов.

На следующее утро опять задул сирокко и погнал нас дальше. До темноты мы одолели примерно такое же расстояние, как в предыдущий день. Часа за два до навигационных сумерек марсильяна оставила флот, подошла к берегу, чтобы определить, где мы находимся. Оказалось, что проскочили Гавань Эльче, оказались севернее и мористее. И то, и другое было не страшно. До темноты мы вернулись к галерам, приказали поворачивать на запад. Успели приблизиться к берегу настолько, что был виден из «вороньего гнезда» марсильяны. Значит, и с берега шибко глазастые увидят парусник, но вряд ли разглядят галеры. Там и заночевали.

Вторая ночевка проходила веселее. Вандалы обвыклись в открытом море, стали меньше бояться его. С многих «островов» до поздней ночи доносились голоса, смех и даже пение.

В самом начале утренних сумерек двинулись к берегу. Ветра не было. Море выглядело ровным, хотя маленькие волны все-таки наблюдались, из-за чего казалось, что оно спит и дышит. Галеры вандалов довольно резво, узлов шесть-семь, рванули к цели. Флот был разделен на три эскадры. Одна должна была пристать к берегу севернее вражеских галер и захватить старые, вторая — южнее и сжечь все новые, третья, которой командовал Гентон, перебравшийся на бирему — напротив стапелей, уничтожить их и запасы досок и отразить атаку римлян, если она последует, задержать врага, пока соратники не сделают свое дело. Марсильяна на веслах шла медленнее, от силы узла четыре, поэтому быстро отстала. Да и в этой операции у нас другая задача — привести сюда и обратно, всё остальное должны сделать другие.

Сперва мы увидели клубы темного дыма, которых становилось всё больше и больше. Это горели просмоленные корпуса галер. В Картенне за время ожидания попутного ветра были изготовлены сотни факелов. Сейчас они пошли в дело. К тому времени рассвело, и огонь был не так заметен, пока не разгорелся сильно. Казалось, что вспыхнула береговая черта от стапелей и на километры южнее.

Зато севернее пожара не было. Оттуда отходили галеры, вандалов и трофейные, и направлялись к марсильяне, которая в паре милях от берега повернула на юго-юго-восток и медленно пошла на веслах, ожидая, когда догонит весь наш флот. Это должно было случиться скоро, потому что никто не мешал захватывать и уничтожать римские галеры. Небольшие отряды и немногочисленные члены экипажей, оставленные присматривать за судами, а так же кораблестроители сразу разбежались. Надежной охраной никто не заморачивался, потому что римляне были уверены, что вандалы не смогут напасть внезапно. Предполагали, наверное, что, если мы рискнем, то плыть будем вдоль берега, поэтому узнают о нашем приближении заранее и предпримут необходимые меры. Каструм римских легионов находился на холме километрах в трех от деревни. Там, наверное, уже объявили тревогу, но, пока соберутся и дойдут до берега, застанут только коптящие головешки.

77

Обратный путь был немного продолжительнее и тяжелее. Задул западный ветер, который позволял нам идти под парусами, правда, со скоростью всего узла три-четыре, поэтому не шибко уставшие на берегу вандалы предпочли грести. При этом целый день распевали песни и перекрикивались с соседними галерами. Заночевали в открытом море. На этот раз островков было больше. Значит, стали меньше бояться. На следующее утро ветер усилился, поднялась волна, грести стало сложнее. Я приказал взять левее, чтобы идти под парусами курсом крутой бакштаг. Волны теперь били галерам сбоку в корму, меньше воды захлестывало внутрь, и на этом курсе парусные суда развивают наивысшую скорость. Галеры, несмотря на высоковатые для них волны, разогнались узлов до шести-семи. На веслах такую скорость вряд ли бы удерживали больше пары часов. Впрочем, скучать экипажам не приходилось — дружно вычерпывали воду. На марсильяне пришлось взять рифы на парусах, чтобы не оторваться от галер.

Гентон сразу перебрался с биремы на марсильяну, не пожелав мокнуть вместе с соратниками. Обсохнув в моей каюте и вдоволь напившись вина, он принялся расхаживать по марсильяне и давать всем советы. Не скажу, чтобы они были глупыми, но ненужными — точно. Мои матросы и сами знали, что надо делать. Затем пришел на полуют, чтобы, как я скромно подумал, что-нибудь посоветовать и мне.

— Вторая ночевка в открытом море будет тяжелой, — вместо совета произнес он. — Если утром ветер усилится…

То в Карфаген вернется только марсильяна и, может быть, несколько бирем, у которых надводный борт выше, чем у либурн.

— Мы можем не останавливаться, идти всю ночь под парусами. Вывешу на корме светильник, будет ориентиром для галер, — предложил я.

Прозрачного стекла пока нет. Есть цветное, в основном зеленое, и всё мутное. Через такое огонь горящего фитиля разглядишь с трудом. Для меня сделали сужающийся кверху фонарь, передняя половина которого из кусочков слюды. Они тоже не очень прозрачные, но лучше, чем нынешнее стекло. Внутренняя сторона задней половины — это посеребренный экран, усиливающий яркость. Если повесить фонарь на специальный шток на корме, то свет будет виден мили за три.

Гентон прокричал на ближние галеры, что будем идти всю ночь, а те передали на дальние. Когда стало темно, на галерах убедились, что свет фонаря виден хорошо всем, даже отставшим от основной группы, после чего продолжили следовать прежним курсом.

Я проторчал на корме до середины ночи. Думал, что может случиться шторм, который будет явно по мою душу. Если так, то надо быть готовым к перемещению. Ветер не стихал, но и не усиливался. Галеры не отставали. По крайней мере, я видел в темноте светлые пятна парусов. Поняв, что есть шанс побыть в этой эпохе подольше, сдал вахту Евсению и пошел отдыхать в свою каюту, где возле двери лежали наготове спасательный жилет, доспехи, оружие и кожаный вещмешок с едой и серебряной флягой, наполненной красным вином, разбавленным водой. Спал на лавке в кабинете, поскольку на моей кровати преспокойно храпел Гентон. Он знает, что марсильяне шторма не так страшны, как галерам, что благополучно доберется до Карфагена и доложит отцу о выполнении важного задания. А то, что подчиненные могут погибнуть, его не волновало: подданных у отца много.

Евсений, как я приказал, разбудил меня на рассвете. Заодно проснулся и Гентон. Он с удивлением понаблюдал, как долго я бреюсь, умываюсь. Сын правителя вандалов тоже бреет лицо, подражая римлянам, но делает это не каждый день, а, как мне показалось, раз в неделю, и не сам, а доверяет свое лицо и шею опытному брадобрею. Я бы подумал, что Гентон хочет выглядеть брутальнее, но с его рожей это ни к чему. Мы перекусили копченым окороком с красным вином, после чего отправились на полуют.

Ветер чуть усилился и быстрее погнал нас к африканскому берегу. К счастью, не поменял направление. К несчастью, волны стали выше. Гентон устроил перекличку и узнал, что две галеры пропали. Наверное, сильно отстали, но возможен и более печальный вариант.

Примерно через час впередсмотрящий прокричал из «вороньего гнезда»:

— Вижу берег!

Радостная новость тут же полетела от галеры к галере.

Прошло еще с час, и земля стала видна с галер. В носовой части их собирались члены экипажа и молча смотрели на приближающийся африканский берег. Конец их бедам был совсем рядом, еще чуть-чуть — и дома. Мы вышли между Картенной и Цезареей, ближе к последней. Возможно, кто-то из участников военной операции живет в этих краях.

Налюбовавшись берегом с полубака, Гентон вернулся на полуют и спросил меня:

— Что мой отец пообещал тебе в награду за это нападение?

— Ничего, — ответил я. — Он мой правитель, я поклялся служить ему.

— Тоже верно, — согласился Гентон и спросил: — А что бы ты хотел получить?

Я не сомневался, что этот разговор он передаст отцу. Золото мне было не нужно. Того, что есть, хватит на всю оставшуюся жизнь. Да и, несмотря на то, что является обладателем, наверное, самого большого золотого запаса в нынешнем мире, Гейзерих все еще с жалостью расставался с этим металлом. Поэтому я захотел то, что он раздает с легкостью.