Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Веда. Постижение Руси. Начало XXI века
Шрифт:

И я встретил в этом поезде Андрюху (светлой души человек, он некоторое время занимался в моей группе и счи­тал меня своим учителем), и он мне рассказал, что он месяц назад видел сон, как мы вместе едем в этом поезде (он во­обще больше похож на инопланетянина, я его встретил 13 лет спустя — он ничуть не изменился, и все время видит подобные мелко-пророческие сны, и потом проживает их наяву). Стучащему, да откроется, мечтающему прекрасное — да сбудется!

02.07.1995 г. (г. Бийск, вокзал)

Утром прибыл, не имея однозначного намерения по поводу куда податься, просто я имел с собой адрес одно­го студенческого закадычного друга, который был душой всех наших компаний и страшный гулена, он был первый, кто вступил в мой «ку-клукс-клан», а потому — брат. Да и сам адрес был типа — на деревню к дедушке, поехал искать, пошатался, и, в конце концов, нашел. Дома никого не ока­залось, поехал на реку купаться и загорать — сгорел. Вер­нулся, опять никого. Но бабушки на скамеечке сообщили, что он здесь — где-то здесь. Меня охватило чистое светлое

чувство — Шура, брат. Он меня радует просто тем, что он есть. Поехал опять купаться и сгорел вконец. Всё как-то в ощущении ожидания, неясно, нелепо, в какой-то момент произошел срыв, что-то как-то не гладко пошло, утерял я свою нить, просто засуетился, да и деваться было некуда, жара вышибала из сознания. Вечером уже подхожу весь в трепетном волнении к двери его квартиры, звоню, сколько лет и зим уже прошло с тех пор как мы расстались, откры­вает Сам. Его лик — скорее репа — вылитый бабай, он и так-то на русского не походил, коренной житель Таджики­стана, а тут полный стал как жирный бай, а там за ним его жена Иринка, детишки. Семейная, и я б сказал, всеобщая радость, и между нами нечто глубинное древнее всплывает, мы это чувствуем и оставляем на потом, настоящая мужская дружба времен развитого социализма со всеми признаками коммунистического реализма, все это отголоски некогда су­ществовавшего понятия братства. Официальная часть при­ёма заканчивается, мы не хотим терять зря время на пустую театрализацию встречи, мы уверенно двигаемся к заглав­ному действию — едем к Шурику на хату. Там потихоньку начинается настоящий праздник, на столе появляется празд­ничная пища и пузырь за пузырем, глубина раскрывается. Шура как всегда, само действие, в разгар ночи по старинке тянет меня на подвиги, без подвигов у него никак — водка на ветер. В 2 ночи пешим по лешему добираемся до какой-то общаги (в этой общаге две молодых женщины ждут своих мужей — афганцев, Шура мне предлагает их по очереди). Не очень мне все это приятно, хоть все это и есть продолже­ние единого и нечленимого действия, в ходе которого при­дется пройти еще не одну общагу и насмотреться невесть на что, весь этот шум, разброс чувств, выброс массы энергий на то, чтобы все это закончилось чем-то хорошим, но во всем этом скользит тонкий юмор, конечно, я уже далек от той жизни и тех понятий, что в студенческой жизни было свято, но Шура буквально трясет стариной — мы залазим по стенке в очередную женскую общагу, будим невинных людей и т.д. Можно сказать радость на грани непонятого, неведомое воплощается. В четыре утра чувствую, что заряд позитивной энергии заканчивается, тащу Шуру домой. Пы­таемся уложиться спать, Шура, обезумев от водки, смотрит в мои ясные глаза, снова непонятные требования, уговоры, ведь для него все только начиналось. Я ему уже устал объ­яснять, что в 9 утра я должен быть на автовокзале и встре­тится со своей группой сталкеров. Я уже и так сильно сдал, было ради чего, такой уж он, нерадивый брат мой по сердцу. Деградирует, жаль, вот и я ему уступил вопреки всем пра­вилам. Потом у Шуры начался припадок бешенства, он мне спать не давал, вскакивал, срывал одеяло, спрашивал, что я тут делаю, но, видя мои ясные глаза, и слушая мои четкие ответы, он утомился и угомонился, я взял в руки часы и, же­лая сильно проснуться в 7 утра, ушел в глубокий-глубокий сон, какой только может случиться у напившегося человека, но моя установка сработала не на мне, а на Шуре. Надо же, Шура как солдат в 9:30 мне громко отрапортовал прямо из своей люльки: «Начальник, ты опоздал!» («Начальник» — это мое студенческое прозвище, кстати, Шура, по-моему, его мне и прикрепил на всю студенческую жизнь). Я как Виннету сын Винчичуна из положения лежа без лишних движений оказался на ногах и сразу в штанах, и с пакетом в руках (вчера Шура мечтал меня проводить, но, глядя на мой прыжок, он с бодуна сказал, что ему за мной не угнаться). Еще Шура успел крикнуть: «Может, останешься». Но я был никакой, и в страшном волнении, а вдруг учителя уеха­ли, а если нет, то, как я пред ними, вот такой, предстану? Но тут закон аналогии сработал четко, как внизу — так и вверху, или подобное притягивается к подобному, какой я был в данный момент, таковы и были учителя, только я по­том протрезвел, а они, похоже, такими были по жизни. Бе­жал я на автовокзал как сумасшедший, пару раз на грубость нарвался пока бежал, стал бегать по автовокзалу, искать людей с красными кружочками (это был опознавательный знак участников семинара), таких нигде не было, я впал в панику, побежал по второму кругу, смотрю, люди с рюкза­ками, добрые такие люди. А с ними дивчина симпатичная, я, конечно, с бодуна серьёзно отфильтровываю все произ­носимое мной. За билет случайно переплачиваю 14 тысяч рублей, какая-то женщина из нашей группы идет за меня разбираться с кассиром, у неё ничего не получается, мне уже все равно, я, главное, нашел свою группу и был уже блажен. Побёг на речку грехи с себя смывать, до автобуса время по­зволяло. Погрузил свое тело в холодные воды Бии, или Ка­тунь ли то была, в общем, вода была ледяная, и держал в ней свое тело до полного просветления, затем набрал фруктов на обратном пути, сам причастился и девчушку симпатичную угостил, с барского стола и тетке рядом сидящей досталось. Моё нутро и нутро девочки поняли друг друга, причем моё нутро совсем не советуясь со мной, а она, видать, со своим нутром в ладах. По ходу дела присмотрелся к составу груп­пы, с которой мне предстояло провести неделю, одни девоч­ки, да женщины, а вот и мужичек:
«здорово» — «здоров», «пошли» — «пойдем». Слонялись с ним по базарам, туа­летам, в общем бытовые вопросы решали перед отъездом, все как-то кувырком, вверх тормашками, везде не успеваю, суечусь, чуть не опаздываем на автобус. В автобусе агрес­сивные алтайцы. Мой сосед по сидению рассказывал про местное население не в радужных тонах, и как-то прямо на­зывал все своими именами, за что рядом сидящие алтайцы обещали ему вырезать язык, но мой сосед был чистый ариец с характером нордическим, он не обращал на них особого внимания, а меня все это с непривычки как-то напрягало.

Делаем остановку в горной деревне на три часа. Теперь уже с моим корешем идем вдвоем купаться в горной реке, снова опоздали на автобус, бежим босиком по раскаленно­му асфальту, расплавленный гудрон прилипает к стопам — отрезвляет. Зато теперь второго себя нашел. Мы с другом теперь уже на пару в пролетах остаемся, и везде последние. Слава Аллаху доехали. Забрались на один из гребней — там и порешили жить.

Алтай — это светлый дух.

Алтай — это что угодно. Но прежде всего — благодать.

04.07.1995 г.

С утра вскочил с рассветом (всю ночь не спал), по­бежал на источник, помылся, и в гору. Там я и поговорил с Алтаем в первый раз. Алтай открыт, открытая душа. А потом рюхнулся спать. Думал, тут будут гонять практики с 6-й до 24-х часов без обеда, а тут притон какой-то. А потом девочки, пьянка, в общем сталкинг полным ходом. Разуме­ется, все не без последствий, сердце иногда щемит, и я убе­гаю на «своё место», пою, с горами общаюсь, тайцзи кручу, в общем, даю себе отдушину.

«Учителя» тут из себя наворачивали, наворачивали, но мы им сталкинг и устроили, пришлось им стать проще. Хотя бог с ними — это их выбор.

Оставшиеся три дня больше уединялся в горах, прак­тиковал.

В конце концов, написал вот это. Это было задание «учителей», они меня усадили в определенном месте в горах, попросили расфокусировать взгляд и записать свои пережи­вания, вот я и записал:

Быть может радуются звёзды

Желанию Земли соприкоснуться в хороводе

С величием ликующих созвездий.

И если б было чисто око у Земли

Она бы протянула руки к начертанной Звезде, но

Непонятна миссия Земли,

Лишь сердцем возжелав она взметнула горы.

Вершина каждая — Её мечта — быть вместе,

То счастие Её — сквозь зеркало лазури голубой

Коснуться вершин космического Духа, что в звездах обозначен.

Предгорья набирая силу, храня желание Её в безмолвии,

Играют радугой энергий, молитву вознося созвездью Ориона.

И мерной поступью пологий склон

В вершину нагнетая силу

Едва пытается очнуться ото сна тяжелого

Но он сквозит мечтою неведомого поиска,

Что животворит сто тысяч форм танцующих на склоне,

Играя в детские миры,

Где гномы, сильфы и ундины,

Не знавшие мечты, занятные собой —

Кривляются смешно, и даже куролесят.

И некий мир неведом мне до селе

Пытается найти себя, и очень хочет быть —

Окном вторгается сквозь серую корягу,

Которая вполне изящна и танцует в стороне, особо

И держится так нежно в союзе с миром тем

И это нежная любовь...

Здесь я закончу, открыв ещё один увидеть путь.

А это расшифровка способа медитации на знаки духов­ного познания Д. Максина, я в те времена усиленно пытался освоить эту форму культуры взаимодействия с духовными силами.

Дышу Тобой, другого мне не надо

Гляжу на лист, где знак парит

В пространстве белоснежном неба,

И если что-то говорит, то — Ты во мне,

А знак летит, Твоё дыханье возвещая

И тело напитавшись, лениво, медленно

Но форму знака принимает

И масса сводится к свечению незримо

И я с Тобой, всё предано забвенью

Как хорошо, что я один...

* * *

Во всём Дыханье слышно, так

Как будто сердце в величии шумит

А знаки — линии — тончайшие сосуды

Узор ликующий поёт — космический магнит

То плавно, нежно призывает

В пространство бьёт лучей клинок

И снова тихо — гладь святая

Как хорошо, что Ты один.

 

Кеназ. Факел. Язва

Ярила

(закличка на весеннее равноденствие)

Я стою у края вселенной

Я рассвет света белого видел

В нем Ярила мне показался

Сердца красного отблески в свете

Я весенних криков не слышал

Но я слышал как плачут снежинки

Я стою у края вселенной

Ветра Белого свиту встречаю

Ты Земля кандалы позабудешь

Твой спаситель Ярила пробужден

Слышу шелест Белого Ветра

Света Белого Огненный Воин.

Надо принять во внимание цикличность развития всего на земле. И приняв то, что каждый народ, каждая страна, каждый клочок земли несут на себе свою задачу, свой тяж­кий груз общей кармы Земли. Ведь Земля — это не только существо, познающее самое себя, но и масса творческих ие­рархий, разворачивающих на её теле свои полигоны, да и, плюс ко всему, Земля сама по себе большой эксперимент. А поскольку в данном эксперименте не так всё гладко, то и кар­ма, соответственно, накручивается не в один слой и уровень, и ложится она кандалами свинцовыми на тела различных на­родов в соответствие с программой свойственного генотипа.

Поделиться с друзьями: