Веди свой плуг по костям мертвецов
Шрифт:
– Это следы копыт, – сказала я, присев на корточки и внимательно рассматривая небольшие круглые отпечатки. – Следы Косуль. Видишь?
Но Дэн смотрел в другую сторону, туда, где размокший снег был вытоптан, уничтожен до основания. Луч фонарика продвигался дальше, к зарослям, и через мгновение я услышала, как Дэн ахнул. Он стоял, склонившись над старым колодцем – в кустах у обочины.
– Боже мой, боже мой, боже мой, – повторял он как заведенный, и это совершенно лишило меня самообладания. Ясно ведь, что никакой бог не явится и не наведет здесь порядок.
–
Меня обдало жаром. Я подошла и выхватила у него фонарик. Посветила в колодец, и нашим глазам предстала чудовищная картина.
В неглубоком колодце головой вниз лежало скрюченное тело. Из-за плеча виднелась часть лица, страшного, залитого кровью, с открытыми глазами. Из колодца торчали ботинки, массивные, на толстой подошве. Колодец давно засыпали, он был мелкий – так, яма, не более того. Когда-то я сама прикрывала ее ветками, чтобы туда не свалились Овцы Стоматолога.
Дэн присел и беспомощно прикоснулся к этим ботинкам, погладил кожу.
– Не трогай, – шепнула я.
Сердце бешено колотилось. Мне казалось, что эта окровавленная голова вот-вот повернется к нам, из-под засохших потеков крови сверкнут белки глаз, а губы шевельнутся, чтобы произнести какое-то слово, и тогда это массивное тело полезет обратно – наверх, к жизни, разъяренное собственной смертью, разгневанное, и схватит меня за горло.
– Может, он еще жив, – умоляюще произнес Дэн.
Я молилась, чтобы это оказалось не так.
Мы стояли, окоченевшие и потрясенные. Дэн вздрагивал, словно его сотрясали судороги, – мне стало за него страшно. Зубы у парня стучали. Мы обнялись, и Дэн заплакал.
Вода лилась с неба, вытекала из земли, которая, казалось, превратилась в огромную губку, пропитанную ледяным дождем.
– Схватим воспаление легких, – всхлипывал Дэн.
– Идем отсюда. Пойдем к Матохе, он знает, чтo делать. Ну давай же, пошли. Не надо здесь стоять, – предложила я.
Мы двинулись назад, неуклюже, в обнимку, точно раненые солдаты. Я чувствовала, как голова у меня пылает от неожиданных, тревожных мыслей, я почти видела, как от этих мыслей идет под дождем пар, как они превращаются в дым и соединяются с черными тучами. И пока мы так шли, поскальзываясь на размокшей земле, у меня внутри вдруг родились слова, которыми я очень хотела поделиться с Дэном. Очень хотела произнести эти слова вслух, но пока что не в силах была их из себя извлечь. Они убегали прочь. Я не знала, как начать.
– Господи Иисусе, – всхлипывал Дэн. – Это Комендант, я видел его лицо. Это был он.
Мнение Дэна всегда много значило для меня, и я не хотела, чтобы он считал меня сумасшедшей. Только не он. Когда мы уже подошли к дому Матохи, я собрала в кулак всю свою волю и решила сделать еще один шаг – сказать ему, чтo я обо всем этом думаю.
– Дэн, – начала я. – Это Животные мстят людям.
Он всегда доверял моим словам, но на этот раз вообще не слушал.
– Это не так уж невероятно, – продолжала я. – Животные сильные и умные. Мы даже не представляем себе насколько. Когда-то Животные представали перед судом. Им даже выносили приговоры.
– Что
ты говоришь? Что ты говоришь? – бормотал Дэн, как в забытьи.– Я где-то читала о Крысах, которых судили за то, что они нанесли большой ущерб. Дело откладывали, поскольку Крысы не являлись на заседания суда. В конце концов им даже предоставили государственного адвоката.
– Господи, что ты такое говоришь?
– Это было, кажется, во Франции в шестнадцатом веке, – продолжала я. – Не знаю, чем все закончилось, наказали их или нет.
Дэн вдруг остановился, крепко схватил меня за плечи и встряхнул.
– Ты просто в шоке. Что ты несешь?
Я отлично знала, чтo говорю. И решила как-нибудь при случае это проверить.
Матоха появился из-за забора со своим налобным фонариком. Его лицо при таком освещении казалось призрачным, бледным, как у покойника.
– Что случилось? Чего вы бродите по ночам? – спросил он тоном часового.
– Там мертвый Комендант. Рядом с машиной, – сказал, стуча зубами, Дэн и махнул рукой назад.
Матоха открыл рот и беззвучно шевельнул губами. Я уже было подумала, что сосед в самом деле потерял дар речи, но через некоторое время он произнес:
– Я сегодня видел этот его огромный автомобиль. Рано или поздно это должно было случиться. Он ездил пьяным. Вы позвонили в Полицию?
– А надо? – спросила я, имея в виду нервное состояние Дэна.
– Вы обнаружили тело. Вы свидетели.
Матоха подошел к телефону, и в следующее мгновение мы услышали, как он спокойно сообщает о смерти человека.
– Я туда больше не вернусь, – сказала я, зная, что Дэн тоже не пойдет.
– Он лежит в колодце. Ногами вверх. Головой вниз. Залитый кровью. Везде полно следов. Маленьких, как копыта косули, – бормотал Дэн.
– Будет скандал, потому что это полицейский, – сухо заметил Матоха. – Надеюсь, вы не затоптали следы. Вы же смотрите детективные фильмы, да?
Мы вошли в его теплую и светлую кухню, а Матоха остался во дворе ждать Полицию. Больше мы друг с другом не разговаривали. Сидели на табуретках неподвижно, точно восковые фигуры. Мои мысли напоминали тяжелые дождевые тучи.
Полиция приехала на джипе примерно через час. Последним из машины вышел Черное Пальто.
– О, привет, папа, я так и думал, что увижу тебя здесь, – саркастически отозвался он, и бедный Матоха не на шутку смутился.
Черное Пальто поздоровался с нашей троицей, по-военному пожав нам руки, словно мы были скаутами, а он – нашим вожатым. Мы совершили хороший поступок, и он нас благодарит. Только на Дэна посмотрел с подозрением:
– Мы вроде знакомы?
– Да, я работаю в комендатуре. Наверное, виделись.
– Это мой друг. Он приезжает ко мне по пятницам, мы вместе переводим Блейка, – поспешно объяснила я.
Черное Пальто взглянул на меня неодобрительно и любезно пригласил всех в свою машину. Когда мы подъехали к Перевалу, полицейские огородили место вокруг колодца пластиковой лентой и включили прожекторы. Лил дождь, и в свете прожекторов капли превращались в длинные серебристые нити, похожие на елочный серпантин.