Ведьма и компания
Шрифт:
– Еще! Стреляй еще, Добрынюшка! – завизжала Амелфа, протягивая сыну вторую стрелу.
Змей тряс головой и ревел. Перекушенная стрела валялась на земле – среди грязи, крови и мертвых тел – но пасть змея продолжала пылать! Добрыня пустил вторую стрелу. Змей тяжело хлопнул крыльями и взлетел. Стрела скользнула под самым его хвостом, насквозь прошив подол и развевающиеся на ветру светлые волосы замотанной в хвост девушки, и воткнулась в стену. Терем вспыхнул весь, разом, до самой маковки, до жестяного флюгерка в виде смешного дракончика. Тяжело работая крыльями, настоящий змей-дракон поднимался все выше и выше.
– Бейте, братья мои, пришло наше время! – звучный голос Добрыни поднялся над пожарищем… и еще девять таких же огромных, закованных в кольчуги всадников на тяжеловесных скакунах выехали из заполненных
Велес метнулся вправо – стрела чиркнула чешуйчатый бок, завертелась и пошла вниз. Меж старых изб окраины вспыхнуло пламя, закричали люди. Змей кинулся влево, чудом разминувшись со второй стрелой. Нырнул и тут же взмыл вверх – еще три стрелы канули куда-то, не причинив вреда – и выдохнул струю воды навстречу следующей… Стрела прошла сквозь водную завесу и продолжая пылать, вонзилась меж чешуйками на горле. Банг! Банг! – еще две впились в бока и змей взревел, изгибаясь так, что гребень его почти коснулся хвоста и… банг! Последняя стрела впилась у основания хвоста, словно вгрызаясь огненным жалом под чешую. Вопль змея был страшен – он срывал крылья и уносил листву с дерев. Змей забился в воздухе, кончик его хвоста разжался и… пронзительно визжа, девушка полетела к земле. Следом, крутясь и переворачиваясь в воздухе, падал змей…
– Эк! – радужный змей вдруг завис над острым железным шпилем, готовым вонзиться ему в брюхо. Запрокинул голову, устремив затуманенный от боли взгляд в вышину. – Грэйл?
– Как же тебя… угораздило? – прохрипел второй змей, чуть поменьше, с коричневой, будто старый камень, чешуей. Натужно работая крыльями, пошел вверх, унося Велеса в намертво сомкнувшихся могучих когтях.
– Калены стрелы… у них были стрелы… из щепы от Калинова моста… - простонал Велес и вдруг содрогнулся всем телом. – Девушка, Грэйл! Я ее уронил… Девушка…
– Отец, тебе мало местных девушек? Не всю еще шкуру истыкали? – проворчал Грэйл Глаурунг, Великий Земляной дракон, крепче сжимая алмазные когти на безвольно обвисшем теле своего отца. – Если б ты не был ранен… Если бы Мать-Владычица, да будет воля ее священна, не приказала мне возвращаться сразу… я бы тут камня на камне не оставил! И дерева на дереве тоже! Хватит уже, Отец, пора домой. Для Перводракона найдутся миры… и без неблагодарных человечков!
Небеса разверзлись и отягощенный своей ношей земляной ринулся в провал, за которым покачивались яркие, как огонь, цветы с громадными зубастыми венчиками и сверкала гладь белой, что молоко, реки.
Дым пожарища словно тянулся следом за исчезнувшими драконами, складываясь в гигантские фигуры, закрывающие собой небо: кузнец с молотом на плече, воин с шипастой палицей в руках, низкорослая девчонка в косматой, точно из шкур, одежке. Закатный луч вспыхивал то пламенем в горне, то кровью на руках воина, то алым яблоком в девичьей руке. Но в небо больше никто не смотрел.
– А-и-и-и! – оброненная змеем девушка летела вниз. Столбом стояли светлые волосы, бесстыдно задрались кверху рубахи, закрывая лицо… - И-и-и-и! – земля стремительно приближалась, каким-то чудом запутавшаяся в собственной одеже девушка разминулась с раскаленным железным шпилем и рухнула прямо на пылающую крышу соседнего терема. – И-и-и-и! – с пронзительным воплем она вымахнула из огня, взвилась над крышей, по птичьи спикировала к земле, свалилась в пустую, будто вымершую улочку, и заскакала, сбивая огонь с волос и подола рубахи.
– Вот она, гадина, змеева полюбовница! – из-за угла на громадном гнедом коне выехал один из тех стрелков, что метали стрелы в змея. Отбросив лук, кольчужный воин выхватил тонкий меч. Клинок свистнул, снося светловолосую девичью голову с плеч… и воткнулся в тлеющий воротный столб. Вцепившийся в рукоять воин с грохотом рухнул из седла, испуганный конь пронзительно заржал и понесся прочь…
– Держись, брат! Мы тут! – Добрыня Никитич со всех ног бежал к поверженному, грохотали копыта, из переулков наметом вылетали всадники оружные да кольчужные, братья-богатыри спешили на подмогу.
Только раньше на фоне пылающего огня над спешенным богатырем возникла тоненькая
фигурка в ореоле растрепанных светлых волос на вовсе целой, все также сидящей на узких плечах голове.– Ах ты ж деревенщина, засельщина, только и горазд, что во врага с даля стрелять да девок мечом пластать? Не богатырь ты – быдло! – глаза Маринки Кайдаловны полыхнули как змеев огонь.
– Быдло и будь! – и она звучно топнула ножкой в землю. – И ты… и ты… и ты тож! Все вы! Быть вам турами рогатыми по Слову моему, по Велесовой Силе! А ты-ы-ы… - она повернулась к Добрыне, остановившемуся так резко, будто на копье напоролся. – Ты, млад Добрыня свет Ни-ки-тич… - голос ведьмы сочился откровенной издевкой. – Матушки своей сын, батюшки… приемыш. Ты, княжий дядька, Перунов слуга… Ты, посадник новгородский… Девять туров у меня, девять братников… Быть тебе десятым, всем другим атаманом золотые рога! – и снова топнула.
Грохнуло – рухнул сам в себя сгоревший терем, пуская черный дым в небеса. Загремело – гневно рявкнул гром с чистого неба. Загудело – жалобно застонали девять туров и кинулись прочь из города, не разбирая дороги, а впереди бежал самый громадный, десятый, и рога его сверкали золотом.
– Добрынюшка, сокол мой! – протяжно, горестно заголосила Амелфа Тимофеевна.
– Тогда уж – теленочек! – прошептала Маринка, обессилено падая в дорожную пыль.
– Руби тварюку Велесову, она посадника закляла! – перекликались голоса, пешие дружинники бежали со всех сторон, взметнулось копье – приколоть распростертую на земле девушку к пыльной дороге.
– Не сметь! Не тронь ее! Кто мне сына возвернет? – подскочившая боярыня рванула копье из рук дружинника – не слабо, по-женски, а так, как делает умелый воин, выходя безоружным против оружного. Поворот… едва не выломав дружиннику руки, копье перекочевало к боярыне. Перебор в обратный хват… От толчка древком в грудь дружинник едва не улетел в огонь. – Вон пошли! Все вон! – снова взмахивая копьем, боярыня хищно, как степная рысь, повернулась к Маринке.
– Тварь! Змеева подстилка! – удар обшитым железом чеботом в бок подбросил девушку над землей. Амелфа вскочила ей на грудь и принялся топтать подметками алых чеботков.
– Сама такая! – только и могла прохрипеть Маринка.
– Врешь, я честная боярская жена! – завизжала Амелфа.
– Так ты теля рогатое, что у нас нынче посадником, еще и в подоле принесла? – захохотала Маринка, сплевывая кровь.
– Как есть гадина, не зубом, так языком укусит! – мысок боярского чеботка снова заехал Маринке под ребра. – Верни мне сына, ведьма!
– Сама такая! – повторила Маринка. – Вот сама его и отверни!
– Да… Сама такая… - буйствующая женщина вдруг успокоилась и схватив Маринку «за грудки», легко вздернула – длинные светлые волосы девушки мели землю. – От того и разумею: кто обвернул, та и отвернуть должна. С твоим Словом на сыне мне не совладать, но я тебя хитрее и мудренее, змеева падь, я тебя саму псицей обверну, станешь по Новгороду ходить, псов за собой водить!
– А сынок твой во чистом поле травку жевать, коров… агхм… - Маринка поперхнулась, когда разъяренная боярыня съездила ее по лицу. – Ох и внучки у тебя будут, боярыня!
– Я тебя кобылой сделаю! Хлыстом бить, на весь Новгород воду возить!
– Ты сынка-то отлови да в Новгород возверни, а то в чистом поле его волки заедят! – выпалила Маринка.
– Ах ты ж… - боярский кулак, весь изукрашенный тяжелыми перстнями с каменьями самоцветными заехал Маринке по скуле. – На! На! На! – Амелфа снова занесла кулак, примериваясь к окровавленному, изукрашенному синякам лицу… шумно выдохнула сквозь зубы и словно невероятным усилием разжала руки. Выскользнувшая из ее хватки Маринка упала, забилась, судорожно откашливая кровь и выбитые зубы. – Ну, все, поозоровали и будя! – боярыня отвернулась от лежащей у ее ног девушки. Голос ее звучал спокойно и только по дергающимся губам можно было понять, чего стоит это спокойствие. – Не к лицу нам, двум ведающим, драться меж собой, будто бабам в базарном ряду. Осерчала ты на сына моего Добрыню, держишь сердце на него неистовое, не желаешь отвернуть Слово свое… Да только сама что дальше делать будешь? Улетел Велес, не повернется, а повернется, так пожалеет, не желают боле люди над собой власти змеевой, не попустят богатыри змееву племени тут дальше жить-поживать, добра наживать. Все их добро – наше будет!