Ведьма придет за тобой

– А как звали ту девушку, вы не помните?

Алексей Богданович на несколько секунд задумался, потом покачал головой:

– Точно не помню. Но, кажись, Катька. Светка ее домой к нам никогда не приводила. Знала, что я рассержусь.

– А почему вы должны были рассердиться?

– Потому что та девчонка из Кулебовки.

Паскевич снова взялся за банку с горилкой. Маша насторожилась еще больше, но не стала перебивать, предпочитая, чтобы Алексей Богданович продолжал сам. И он продолжил, выпив водки и вытерев губы ладонью.

– Одна кулебовская ведьма мою жену на тот свет спровадила. Светке тогда и двух лет не было. С тех пор ни одна тамошняя сука порог моего дома не переступала. – Паскевич неловко перекрестился. – Упаси, Господь! – и для верности сплюнул через левое плечо.

– Вы растили и воспитывали дочку сами? – спросила Маша.

– Какое там, – махнул рукой Алексей Богданович. – Она все больше по соседям. Я вкалывал на нашем трубном – от зари до зари. Он мои легкие и сожрал с потрохами.

Паскевич закашлялся, как бы в подтверждение своих слов. Маша решила, что «трубный» – это, вероятно, трубный завод.

– Давай-ка, Марья Лександровна, выпей-ка со мной – мне пить одному опять тоскливо.

– У меня еще есть, – сказала Маша и взялась за свой стакан. – Значит, Светлана переманила подругу Катю в Москву.

– Точно, – кивнул Паскевич. – Ее мать ко мне как-то приходила. Кулебовская повитуха. Настоящая ведьма!

– Зачем она к вам приходила?

– Про дочку свою расспрашивала.

– Про Катю?

– Угу.

– Когда это было?

– Давно. Вскоре после того, как Светка ее на заработки с собой в Москву забрала.

– И что вы ей ответили?

– Ничего. Откуда мне знать, куда ее дочка запропастилась? Моя вот тоже много лет назад пропала, так что теперь – всю Москву на уши подымать?

Маша попыталась обнаружить логику в словах собеседника, но не смогла.

– Эта женщина, мать пропавшей Кати, еще жива?

– Пупорезка с Кулебовки? – Алексей Богданович хмыкнул. – А кто ж ее знает? Может, жива, а может, померла. Времени-то много прошло.

– А фамилию повитухи вы не помните?

Паскевич задумался ненадолго, потом с сомнением произнес:

– Кажись, Суховей.

– А адрес? Где она жила?

– Адрес не помню, но если она жива, и все еще в Кулебовке, то найти ее легко. Она ж повитуха, в былые-то времена у половины здешних баб детей приняла. Хотя какие они теперь бабы? Старухи все.

Маша достала из сумки лист бумаги с отпринтованным портретом, раскрыла его и положила на стол перед Алексеем Богдановичем.

– Посмотрите, пожалуйста. Вам не знакомо это лицо?

Старик склонился над портретом.

– Боже ж ты мой… – тихо проговорил он. – Это ж пупорезка с Кулебовки!

– Повитуха Суховей? – удивленно уточнила Маша.

– Похожа, – с сомнением произнес старик Паскевич. – Но повитуха была старше и толще. А кто это? – вскинул он на Машу взгляд. – Уж не дочка ли ейная?

– Может быть. Мы это выясняем.

Она убрала портрет обратно в сумку.

– Как добраться до Кулебовки? – спросила она.

– Можешь от автовокзала. А можешь от почты.

– А откуда ближе?

– От почты. Это недалеко, как выйдешь к дороге, так сразу увидишь. Там рядом остановка. Дождись автобуса – девятый или одиннадцатый номер, да и езжай.

– Ясно. Спасибо.

– Нэма за шо. А ты, стало быть, на Кулебовку собралась?

– Да. Хочу найти Катю или ее мать.

– Что ж, езжай. Вернешься – хорошо. А не вернешься – выпью за упокой твоей души. Как за Светку свою сегодня выпил. Твое здоровье, милая!

И он снова опрокинул в рот горилку из стакана.

* * *

Остановку Маша нашла не без труда.

– Простите, – обратилась она к женщине, сидевшей на лавочке. – Отсюда идет автобус на Кулебовку?

– Так, – ответила та. – Только не скоро будет, минут через двадцать. – Женщина оглядела Машу с ног до головы. – А вы к кому-то в гости?

– Нет. То есть да. Вы тоже там живете?

Женщина покачала головой:

– Ни. Жила когда-то. Но лет десять назад в город перебралась.

– А разве Кулебовка – это не часть города?

– Часть. – Женщина улыбнулась. – Но Кулебовка большая. Я жила в той части, что со стороны Днепра. Район там тихий, люди обитают мирные. Но не везде. Про «Шанхай» слыхали?

– Нет.

Собеседница вздохнула:

– В Кулебовке много цыганчи. Особенно в той части, которая ближе к центру Новомосковска, там их видимо-невидимо. Местечко, где они живут, называют «Шанхай», и туда лучше не ходить даже днем и под охраной.

– Что, такие опасные? – уточнила Маша.

– Не то чтоб опасные. Цыгане живут отдельно, вроде как единой общиной. Чужаков не любят, тогруют наркотой и воруют, но по окрестностям не шарятся. О, а вон и твой автобус! Тормози, а то мимо проедет!

Маша увидела приближающийся автобус и подняла руку. Автобус остановился. Забираясь в салон, Маша чувствовала, что женщина пристально смотрит ей в спину.

Пассажиров в автобусе было мало. Маша расплатилась с водителем и села на первое же свободное место. Глянула в окно и поморщилась. К стеклу присохла раздавленная белая ночная бабочка. Маша пересела на другое место.

4

На первый взгляд в Кулебовке не было ничего страшного. Район был похож на обычный советский южнорусский поселок. Уютные дома, огороженные аккуратными заборчиками, много зелени. Только хмурое небо и влажный и вязкий воздух портили впечатление, придавая всему мрачноватый, если не сказать зловещий облик.

На скамейке перед крашенным в зеленый цвет заборчиком сидели две старушки в платках. Они внимательно смотрели на приближающуюся Машу. Должно быть, она – тонкая, темноглазая, белокурая, в светлом плащике «Барберри» и воздушном шарфике «Эрмес» – казалась им каким-то пришельцем из другого – неизвестного, а значит, опасного мира.

Маша прекрасно сознавала свою неуместность в здешнем пейзаже, поэтому обратилась к старушкам максимально вежливо и скромно, с доброжелательной улыбкой на губах.

– Добрый день! Простите, что беспокою. Мне нужна женщина по фамилии Суховей. Она здесь когда-то была повитухой.

Несколько секунд старушки не произносили ни слова, глядя на Машу так, как благопристойные прихожанки деревенской церкви смотрят на заезжую столичную кокотку, только что высадившуюся из золоченой кареты. Затем одна из них разжала морщинистые губы и сипло прокаркала: