Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

— Да нет здесь ничего опасного, выдумаете гоже, — пробасил Фрекс, но оба мужчины заметно встревожились.

— Мелена, дорогая, погоди, не засыпай, — принялась расталкивать ее няня. — Ты не знаешь, где Эльфаба? Не видела, куда она ушла?

Мелена с трудом приподнялась на локте и посмотрела на старушку бессмысленными глазами из-под растрепанных волос.

— Кто ушел? — спросила она заплетающимся языком. — Ты о чем?

— Эльфаба. Давай просыпайся. Где она может быть?

Няня стала поднимать Мелену, но та все заваливалась обратно. Уперев ее руки о кровать, няня потянулась за своей терновой палкой.

— Просыпайся, Мелена, вставай! Как бы не случилось беды.

— Что? — непонимающе произнесла та. — Кого потеряли?

— Эльфи! Фабала! Эльфаба! — слышались из темноты мужские голоса. Фрекс и Черепашье Сердце кружили вокруг двора, все дальше и дальше отходя от догорающего костра. — Лягушечка моя! Змейка! Ящерка! Где ты?

— Это все зверь, — сетовала няня. — Зверь спустился с гор и унес ее.

— Нет здесь никаких зверей, дура старая, — огрызнулся Фрекс, но сам с возрастающей тревогой прыгал по камням за домом, отмахиваясь от хлещущих по липу веток. Черепашье Сердце замер и вытянул руки к небу, словно пытался поймать ладонями тусклый свет первых звезд.

— Эльфаба? — ахнула Мелена, сообразив наконец, что происходит, и выбежала из дома в одной сорочке. — Дочка пропала?

— Она заблудилась, ее утащили дикие звери, пока эти два дурака любовались друг другом, как школьницы, — причитала няня.

— Эльфаба! Эльфаба! Ты слышишь меня? — все испуганнее и пронзительнее кричала Мелена. — Немедленно вернись! Эльфаба!

Только ветер зашуршал листвой в ответ.

— Она где-то рядом, — задумчиво сказал Черепашье Сердце. Он был почти невидим в темноте. — Рядом, только не здесь.

— Нашел время загадками говорить! — всхлипнула няня.

Квадлин повернулся и пошатнулся. Фрекс поспешил подхватить его. Мелена подоспела с другой стороны. В своей белой ночной сорочке она прямо-таки светилась, будто ангел. Черепашье Сердце осел у них в руках, и Мелена испуганно вскрикнула, но в следующее мгновение он выпрямился и решительно зашагал к озеру.

— Только не озеро, только не Эльфаба, она ни за что не пойдет к воде, вы же знаете, — взывала няня, едва поспевая за остальными.

«Это конец», — думала Мелена. Ее ум был слишком затуманен, чтобы думать о чем-то еще, и она снова и снова повторяла эту фразу, как защитное заклинание.

«Начинается, — думал Фрекс. — Но что?»

— Она рядом, только не здесь, — повторил Черепашье Сердце.

— Вот вам наказание за грехи, двуличные сластолюбцы, — причитала няня.

Они спустились к тихому обмельчавшему озеру. Вода отступила и оголила причал, который был словно мост в никуда, в пустоту.

В темноте под причалом светился чей-то глаз.

— Силы небесные! — прошептала няня.

Там, на сухой земле, сидела Эльфаба и, прищурив один глаз, смотрела в стеклянный круг. Открытый глаз мерцал таинственным светом.

«Должно быть, отражение звезд от воды», — с надеждой подумал Фрекс, хотя в глубине души понимал: не звездным светом мерцает этот глаз.

Черепашье Сердце опустился на колени.

— Девочка видит его пришествие, — хрипло сказал квадлин. — Он спускается с неба на шаре кровавого цвета. Рубинового цвета. Он сходит с небес. Регент пал. Династия Озмы пала. Дракон времени прав: до Страшного Суда всего минута.

И стеклодув упал без чувств почти на Эльфабу. Она, казалось, даже не заметила, но позади нее кто-то предостерегающе заворчал. Грозно вспыхнули два оранжевых глаза. За малышкой сидел зверь: то ли и правда горный тигр, то ли странная помесь тигра с драконом. Девочка восседала на его передних лапах, как на троне.

— Ужас, — повторила она, вглядываясь одним глазом в стекло, где ни ее родители, ни няня не видели ничего, кроме тьмы. — Ужас.

Часть вторая ГИЛЛИКИН

ГАЛИНДА

1

— Виттика, Сеггика, Красные пески, усадьба Дикси, пересадка на поезд до Шиза на станции усадьба Дикси, Тенникен, Брокс и Тром, — скороговоркой проговорил кондуктор названия станций и перевел дыхание. — Следующая станция Виттика. Виттика следующая.

Галинда крепче прижала к себе сумку. В кресле напротив дремал старый козел. Все-таки хорошо, что поезда усыпляют пассажиров, а то пришлось бы всю дорогу избегать козлиного взгляда. Уже на самой платформе ее опекунша мисс Клютч наступила на ржавый гвоздь и, боясь столбняка, отпросилась к врачу. «Не беспокойся обо мне, я вполне в состоянии добраться до Шиза», — холодно ответила Галинда. Та и ушла. Лучше бы она подольше поболела — хотя бы не утомляла своей постоянной опекой.

Галинда изобразила на лице скуку светской дамы, для которой путешествия — привычное дело. По правде же, она почти никуда не выезжала из родительского дома в городишке Фроттике. Десять лет назад здесь проложили железную дорогу, и на месте старых молочных ферм стали появляться загородные имения банкиров и фабрикантов из Шиза. Многие двинулись в город, но только не родители Галинды. Они любили провинциальную жизнь с ее нетронутыми лесами, в которых встречались лисицы и заброшенные языческие храмы. Для них Шиз оставался чем-то далеким и грозным, и даже удобство путешествий, которое принесла с собой железная дорога, не возбуждало любопытства.

Галинда смотрела в окно, но не на зеленый мир, а на собственное отражение в стекле. Она страдала юношеской близорукостью: считала, что если красива, то непременно значительна, хотя чем именно и для кого, пока не определила. Светлые кудряшки колыхались от малейшего поворота ее головы, играя на свету, словно столбики золотых монет. Пухлые ярко-красные губы напоминали бутон цветка майя. Зеленое дорожное платье с кружевными вставками говорило о богатстве, а строгий, но элегантный черный платок на плечах — об академических наклонностях. Не просто же так она едет в Шиз — она заслужила поездку собственным умом.

Галинде было семнадцать. Чуть ли не вся Фроттика собралась на перроне провожать ее. Еще бы! Первая девушка со всей округи, поступившая в Шизский университет. Она написала блестящее вступительное сочинение на тему этических принципов природного царства. «Скорбят ли сорванные цветы? Бывают ли воздержанные тучи? Способны ли животные сознательно творить добро, или Философия весенней морали», — так Галинда назвала свое сочинение. Богатый язык и великолепное знание «Озиады» покорили экзаменаторов. Трехлетняя стипендия в Крейг-холл. Не самый лучший колледж — те все еще были закрыты для девушек, — но все-таки Шизский университет.