Ведьмина ночь
Шрифт:
Живая.
Мертвая.
Действительно, просто… звери вот пили без сомнений, исполняясь сил. Они и ныне ходили, но так, чтобы людей не тревожить. А вот люди… кто-то уходил, но чаще оставались тут, на поляне, и тогда дубу приходилось собирать их, прятать в жирную темную землю, которая так не похожа на обычную лесную.
Мне-человеку смотреть жутко.
Но жуть это дальняя… нет, потом, позже. Мне надо увидеть то, что случилось недавно.
…вижу.
Мужчина.
Высокий. И характерно-рыжий. И кажется, знаком… точнее на брата своего похож. Или брат
Вот как дуб может разглядеть выражение лица?
Никак.
Но разглядел же. И знает, что парню этому тяжело. Его словно разрывает изнутри. Часть его требует вернуться…
Он выдыхает и, сдавшись, вытаскивает телефон. Рука мелко трясется и телефон падает. Мужчина с тихим воем сползает, прижимаясь спиной к дереву. Он садится, обхватив голову руками, и начинает покачиваться влево-вправо.
Страшно.
Но я смотрю. Вот тишину разрывает трель телефонного звонка. И мужчина замирает. Потом тянет руку…
— Да, — выдыхает он. — Ты где?
Я не слышу, что отвечают.
— Нет, — он качает головой. — Никогда… ладно. Жду. Давай поговорим.
Он поднимается, с трудом, опираясь на дерево и, согнувшись в три погибели, идет. Он ступает по своим же следам, потом сворачивает куда-то.
К опушке.
Лес.
Машина.
Девушка, которая нервно расхаживает.
— Да иди ты сюда! — голос её звучит так, что даже я готова подчиниться. Но мужчина впивается пальцами в дерево.
Да.
Правильно.
Дуб есть, но он не один. Он — это еще и роща. И сама земля.
— Ты иди.
— Упрямишься? — на лице девушки — а она очень и очень красиво — мелькает недовольная гримаса. — Что ж ты за человек-то такой… я с тобой по-хорошему… и времени всего ничего прошло.
Это она произносит уже тихо.
Но лес… лес еще и луг немного, пусть не тот самый, полуденный, но этот вот, сухой, тоже. И крохотные ястребиночки ловят каждое произнесенное слово.
— Ладно, — выражение лица девушки меняется. — Как хочешь… я иду к тебе. И мы поговорим, верно?
Шаг.
Длинные каблуки пробивают сухую землю, вязнут в ней. И она недовольна. Но идет. Идет и улыбается. Она касается лица мужчины, ласково так.
— Я ведь люблю тебя, — говорит она, и травы чувствуют ложь.
Слышат её.
Они шелестят, и шелест этот подхватывают листья.
— А ты меня совсем не любишь… ты говорил, что сделаешь для меня все! А не хочешь и малости.
— Убить отца — это малость? — он успевает перехватить руку. — И брата?
— Они нам мешают.
— Чем?
— Всем. Разве ты не достоин встать во главе стаи? Получить…
Он сжимает руку.
— Что ты… мне больно! — в её голосе мелькает страх. А мужчина… я чувствую, как у него ломается там, внутри. Он перемалывает себя, раздирая на части. — Послушай… они тебе не нужны… они тебя не ценят. Задвигают. А ты… ты получишь власть. Станешь во главе рода. Поверь, никто не посмеет…
Он отталкивает женщину и та падает на зад.
— Да как ты…
А его корежит.
Это
некрасиво, когда кто-то меняет форму. Это даже жутко, если подумать. Особенно, когда оборот такой, спонтанный, мучительный и пахнущий кровью.— Я запретила тебе оборачиваться! — голос девчонки срывается на визг. — Я…
Рысь трясет головой.
И скалится.
А взгляд у нее звериный. И я понимаю, о чем говорил Мирослав. Зверь — это зверь.
— Не подходи! — в руках ведьмы вспыхивает сеть, которая летит в зверя. — Не… подходи.
А вот рысь с сетью справляется. Сила ведьмы уходит в нее. Надо же… я и не знала, что они могут вот так. И ведьма, похоже, тоже не знала. Иначе не попятилась бы…
— Уйди! — в морду рыси полетел ком тьмы. — Кыш пошел! Да чтоб тебя… она не предупреждала…
Она попыталась отступить к дороге, но рысь зарычала.
— Твою ж… тут сейчас набегут…
И ведьма, развернувшись, бросилась в лес. А дальше… да, пожалуй, это можно было назвать несчастным случаем. Кто бегает в лесу да на каблуках?
Я вынырнула.
Ненадолго.
Она сказала…
Кто?
Я бы решила, что Розалия, но… теперь я знаю, какой вопрос будет следующим.
— Послушай, девочка, — Наину я не видела, но узнала сразу. Хотя, конечно… сильная женщина. Была когда-то.
Она красива.
Как ведьма.
И не стара совсем. Как ведьма.
Она сидит по-турецки на ковре из золотых листьев.
— Ты молода и красива, ты найдешь себе другого жениха…
— Мне не нужен другой! Я его люблю!
— Это не любовь, — качает головой Наина. — Это самолюбие. Ты же не привыкла к отказам.
Поджатые губы.
— Мама сказала, что вы ей должны.
— Должна, — тихий вздох. — Но… твоя мама тоже должна понимать, чем это все закончится. Приворотные никогда и никого до добра не доводили.
— Она сказала, что это не приворотное! И что если вы откажетесь, то она… она вспомнит слово! Вы силой клялись! Вот!
— Хорошо. Будь по-твоему. Но мое кое-что понадобится. Воду со следа я сама возьму, а вот волос и кровь…
— У меня есть! — Василиса вытащила две колбочки. — Вот!
— Девочка. Подумай еще раз. И хорошо. Это все закончится тем, что кто-то умрет… или он. Или ты…
Она подумала, эта красивая ведьма, как ей казалось.
Больно.
Дубу. И мне. И еще рысья кровь тает на листьях. А зверь, подобравшись к мертвой девушке, скулит и плачет, а потом осторожно укладывается рядом. Он вытягивает лапы и устраивает голову на животе покойницы. Он надеется умереть, но…
Все не так просто.
Но почему?
Что за долг… хотя, кажется, догадываюсь.
— Наина, — эта женщина похожа на Василису или, точнее, та похожа на нее. А Наина моложе. — Ты понимаешь, о чем просишь?
— О помощи. Мне не под силу провести обряд одной. Первый… путь открыть. Дальше и сама справлюсь, но на первый раз круг нужен. Или…
— Две ведьмы, силы которых на круг хватит, — произнесла та, другая, имя которой мне не известно.
Да и не хочу я знать.