Ведьмы Алистера

— Уж какая есть, — не стала спорить Марта и щёлкнула выключателем.

Свет в холле мгновенно погас, и от неожиданности Мегги взвизгнула.

— Ты что творишь? — её дыхание сбилось.

В холле не стало темно, потому что из гостиной в него продолжал литься свет, и Марта отчётливо видела, как подрагивали плечи сестры. Ей совсем не хотелось пугать её подробностями на сон грядущий, а то будет ещё всю ночь ворочаться и толком не выспится.

— Пошли в постель. Утром что-нибудь решим.

Она взяла сестру за руку и повела по витиеватым коридорам в сторону хозяйских спален, попутно выключая весь свет, который Мегги успела включить. Она завела сестру в принадлежащую той спальню и уложила её в кровать. Их с Мегги комнаты сильно отличались. Марта всё ещё помнила, с каким воодушевлением её обычно холодный отец делал ремонт, когда пришла пора отселять Мегги из родительской спальни. Комната Мегги, вопреки представлениям о милой розовой девчоночьей спальне, была тёмно-зелёной с большой мягкой кроватью и коврами с длинным ворсом, которые покрывали деревянные полы. Игрушек здесь было достаточно, но все они стояли в идеальном порядке на полках вперемешку с книгами, которые отчего-то прельщали сестру куда больше, чем плюшевые зверята, с которыми подобает играть девочке её возраста.

Марта очень любила свою маленькую взрослую сестрёнку. Пожалуй, Мегги была единственной в семье — включая саму Марту — кто относился к ней, как к обычному человеку, а не бомбе замедленного действия, за которой нужен глаз да глаз. И только рядом с сестрой Марта тоже чувствовала себя обычной.

Она укрыла сестру одеялом и села на край кровати.

— Я посижу с тобой, пока ты не уснёшь, — впервые за день она искренне улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы Мегги переживала.

— Только свет не выключай, — настойчиво потребовала девочка.

— Как скажешь, — усмехнулась Марта и взяла с прикроватной тумбы книгу, которую сестрёнка начала читать сегодня вечером. Она открыла её на заложенной странице. — Тебе почитать на ночь?

— Нет. Я спать, — покачала головой девочка и зевнула. — Читай про себя, потом обсудим, о чём там рассказывается.

Марта вновь усмехнулась. Факт был неоспорим: Мегги была милым, но до безобразия избалованным ребёнком. Хотя, возможно, она просто точно знала, чего хочет.

Чтобы скоротать время, пока сестра заснёт, Марта начала читать про себя, не особо вникая в смысл прочитанного. Её мысли были далеко. В «особняке Рудбригов» всегда существовало негласное правило: чердак принадлежал маме, а подвал — отцу. Глупое, конечно, правило, Марта даже не знала, когда оно появилось. Просто когда родители ссорились, отец тихо, лишь недовольно сопя, уходил в подвал и громыхал там. Девушку туда нисколько не тянуло, хотя спускаться в подвал ей никто не запрещал, с чердаком же у Марты отношения были ещё сложнее. Там находилось что-то наподобие маминого кабинета, в который Марта не заглядывала уже много лет.

Собственно, как и в подвал.

Последнее время отец вёл себя странно, пропадал в подвале чуть ли не часами, ещё и еду с собой таскал. Поэтому Марта и решила туда спуститься.

И то, с чем она столкнулась сегодня утром, напугало её. Она на своей шкуре знала, что её отец был не самым добрым человеком — нет, не жестоким, жестоким Алистера Рудбрига назвать было нельзя. Холодным и отстранённым — да, но и то только в определённые моменты.

Вот только Марта никогда не могла даже предположить, что он способен на нечто подобное. С утра у неё не получилось найти ответов — времени было слишком мало, ведь отец был дома, — но теперь ей никто не мешал. Конечно, жестоко было радоваться тому, что отец попал в аварию, но в то же время именно это принесло ей немного свободы действий.

Марта дождалась, пока Мегги заснёт, и погасила в комнате свет, оставив только ночник. После чего вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Марта знала, куда идёт. В подвал — и только туда. Больше оттягивать было нельзя.

***

Марта достала ключ, что хранился в шкатулке со всякой мелочёвкой на тумбочке у входа, и, нацепив домашнюю куртку с резиновыми ботинками, вышла из дома. Прошла по узкой тропинке, обогнув дом. Хоть подвал и находился под домом, попасть в него можно было только снаружи. Марта отперла увесистый старый замок, что висел на такой же старой двери. Дубовая дверь была невероятно тяжёлой: ребёнок ни за что бы не открыл её, даже не будь на ней замка. Неудивительно, что в детстве Марта никогда не думала о том, чтобы спуститься в подвал. Она просто не смогла бы туда попасть.

В полумраке Марта нащупала выключатель и зажгла свет. Её ладони вспотели и начали подрагивать. Она ощущала, как сердце колотится в груди, но старательно игнорировала сей факт. Страх — не то чувство, которому она могла поддаться в данный момент. Вот только услужливая память так и подкидывала ей картинки из фильмов ужасов. Ей казалось, что в какой-то момент из-за спины появится отец и остановит её, схватив за руку. Но в реальности остановить её было некому, и девушка не знала, радоваться или огорчаться, потому что в душе самую малость хотела, чтобы кто-то пришёл и решил эту проблему за неё.

Марта спустилась по лестнице. Прямо туда — вниз. В окутанный тайной подвал, где на старом деревянном табурете сидел связанный человек.

Марта старалась шагать уверенно и не подавать виду, что мужчина, сидящий на стуле перед ней, её хоть как-то беспокоит. Хорошо хоть, что годы жизни в «особняке Рудбригов» научили её неплохо скрывать свои эмоции и чувства.

Она подошла к мужчине и резким движением сорвала с его рта липкую ленту, услышав, как он протяжно простонал. Похоже, это было больно. Она посмотрела на ленту, что осталась в её руках, и заметила несколько волосков, по-видимому, из усов мужчины. Марта мысленно скривилась, прекрасно зная, насколько больно бывает даже просто выщипывать брови, что уж говорить о том, когда тебе вырывают усы скотчем.

Краем глаза она заметила складной пластиковый стул, стоявший у стены, и, подтащив его к пленнику, села напротив него. Всё это время она ощущала на себе пристальный настороженный взгляд, от которого мурашки по спине бежали. Мужчина смотрел на неё не как пленник — как пленитель. Марта старалась сидеть максимально непринуждённо, при этом ощущая, что её позвоночник, натянутый, будто струна, просто не даёт ей расслабиться.

— Кто вы? — холодно и без тени сомнения спросила Марта. Уж чего у неё было не отнять, так это умения говорить величественно и наполнять каждое своё слово силой. В её жизни было слишком много женщин, с которых можно было взять пример.

Глаза пленника сузились, а на его высоком лбу проступили морщинки. Тусклый свет одинокой лампы бросал жутковатые блики, делая его исхудавшее лицо с ярко очерченными скулами и выступающим вперёд подбородком подобием гипсовой маски. Мужчина усмехнулся.

— Оливер Кромвель{?}[Оливер Кромвель (25 апреля 1599 — 3 сентября 1658) — английский генерал и государственный деятель. Возглавлял армии парламента Англии против короля Карла I во время гражданской войны в Англии. Когда к власти пришёл Карл II, он потребовал посмертной казни Оливера Кромвеля. Его тело было выкопано из Вестминстерского аббатства, а отрубленная голова затем помещена на 6-метровый шип над Вестминстерским залом, где был ранее проведён суд над Карлом I.],— ответил он, а в его тёмных глазах заиграли чёртики.

То ли глупая ложь, то ли ирония, то ли насмешка — Марта так и не определилась, чего больше было в его словах.

— Неплохо сохранились, — подыграла пленнику девушка, подавшись вперёд. — Я не сильна в истории — сколько вам сейчас? Где-то 400 лет или уже больше? А шрам где?

Марта провела пальцем по шее, намекая на отсечённую голову.

— С каждым годом становлюсь лучше, как хорошее вино, — продолжил ухмыляться мужчина. Для пленника он был уж слишком спокойным и ироничным. — Для своих-то лет я и правда неплох. А что до шрама, то я с радостью бы показал — да вот только руки связаны.