Ведьмы замуж не выходят
Шрифт:
Ведьмак ждал, придавив девушку своим весом, чтобы она не вырвалась из-под него, не переставая, шептал.
– Ирин, ведьмочка моя…Ирин. Потерпи…
Огонь в теле Вириди и правда постепенно стал затухать. Магия ласкаясь, бережно прошлась волной по всему телу, словно просила прощения за то, что причинила столько мук ведьмочке.
Боль ушла совсем. Крепкие мужские губы коснулись ее лица соленого от слез, накрыли в жадном поцелуе губы, заставляя забыть то, что пришлось пережить.
Вириди вскоре откликнулась ласкам и нежности, потянулась навстречу силе и страсти, навстречу медленным толчкам в ней, растворяясь
Едва успокоив свое возбужденное тяжелое дыхание, Вириди повернулась, потянулась к широким твердым губам, прикоснулась к ним страстно, в желании вновь познать и насладиться их нежностью и лаской.
Конар сжал хрупкий стан девушки, впился с жадностью в опухшие от его поцелуев губы. С сожалением оторвался от них, нежно схватил губами твердую вершину соска, поласкал языком, утопая в сладостных стонах ведьмочки, изнывающей от желания вновь принять его в себя.
– Ирин, ведьмочка моя сладкая – примешь?
Разум Вириди тонул в тихом шепоте и мольбе, магия ластилась, тянулась вновь в девичье тело.
– Приму, – шептали в ответ припухшие горящие алым огнем от страстных поцелуев губы.
Тело замирало в ожидании долгожданного толчка в ней, из горла вырывался сладостный крик, пальцы сжались на широкой мужской спине.
И вновь бежит магия по телу ведьмочки, вновь дурманит разум в сладостной истоме, от каждого нарастающего движения в ней ведьмака, чтобы вспыхнуть пиком наслаждения, наполнить тело свой силой и блаженством.
И безумствует за окном природа, хлещет ливень, гремит гром. Срываются с черного неба в землю световые разряды молний, сгибаются, стонут вековые деревья, ломаются от шквального ветра тысячелетние дубы и ели.
В который раз за эту ночь, ведьмак, едва успевая перевести свое возбужденное дыхание, вновь зависает над разгоряченным телом ведьмочки, чтобы шепнуть.
– Ирин, ведьмочка моя – примешь?
Замирает душа Вириди, сердце стучит учащенно от просьбы и желания вновь ощутить в себе такую ласковую силу.
– Приму, – шепчет она в нетерпении, льнет к мужскому телу, чтобы получить его всего.
Вновь сплетаются тела, кружат в центре урагана любви и страсти, срываются обоюдные стоны удовольствия.
Опять летит искрящая, шипящая змея, ударяется с силою в землю, разлетается искрами пламени, освещая огнем черную голову ведьмака зависшего над ведьмочкой.
– Ирин, радость моя ненасытная до чего ж ты прекрасна…– Примешь?
– Приму, – в который раз срывается с ее припухлых, зацелованных допьяна, губ.
И бушует за окном стихия, крушит, ломает своей силой все – что попадается на ее пути.
Но не слышат гнев природы двое в маленькой ведьминой избе, в который раз сплетаются их тела в неистовом танце любовной страсти, в который раз срывается с мужских губ...
– Ирин…ведьмочка моя родная – примешь?
– Приму, – шепчут в счастливой улыбке губы самой одинокой и несчастливой на свете ведьмочки.
Разбушевавшаяся стихия постепенно стала затихать, уходила прочь, унося свой гнев дальше, чтобы показать свою мощь, ввергнуть в страх всех, кого встретит на своем пути.
Дневное светило пробилось своим лучом через серую завесу облаков
несущихся по небу, коснулось крон вековых деревьев Ведьминого леса. Капельки дождя на голых ветвях заиграли от блеклого света холодом бриллиантов и осыпались хладными слезами на стылую голую землю.Ведьмак прижал к себе ослабевшее от его ласк девичье тело, нежно коснулся губ. – Спи ведьмочка.
Вириди не возражала, уткнувшись лицом в его широкую, твердую, словно Зигинские мечи грудь, мирно засопела.
Потяжелели и веки Конара, много силы отдал он в эту ночь. Ночь была странной, да к тому же не просто жаркой, а огненной. И ему казалось, что он вновь на инициации у ведьмочек, вновь сгорает от желания отдать свою силу, просит ведьмочку принять ее, и она принимала, брала, словно пила сладкий нектар. Сколько бы он не вливал в нее силы, ей все было мало. Мало его поцелуев, его рук, его всего ей было мало. Она прижималась к нему так, словно хотела слиться воедино и никогда от себя не отпускать.
Ни разу за свою жизнь ведьмак не слышал о том, что ведьма, может второй раз пройти инициацию. Одни лишь Боги знают ответ на этот вопрос. Но ведьмак и без Богов отдал бы всю свою силу, лишь бы увидеть сияющее счастьем лицо и блеск черных глаз такой родной ведьмочки – его Ирин. Мужские сильные руки нежно сжали, в еще большем захвате, тоненькое хрупкое тело ведьмочки. Его широкие твердые губы коснулись макушки черных мягких волос девушки, пахнувших луговыми травами и свежестью дождя, впитавшего в себя свет и тепло дневного светила.
*****
Пробуждение было сытным, по-другому свое состояние Вириди не могла описать, тело наслаждалось, купалось в ласковой неге. Ее губы разошлись в улыбке о воспоминаниях ночи, пальчики шаловливо прошлись по гладкой широкой груди ведьмака.
Конар с трудом разомкнул веки, уголки его губ чуть приподнялись, перехватив своей рукой проказливые тонкие пальчики, поднес их к своим губам, прикоснулся с нежностью.
– Вириди...не шали, дай немного отдохнуть.
Брови ведьмочки сошлись вместе, она вырвала свою руку из крепкого захвата, приподнялась, села, чуть обернулась, посмотрела на дремавшего молодого мужчину, задумалась. – Ведьмак…
– Хм…
– Ведьмак, а как твое имя?
Его твердые губы разошлись в улыбке, тяжелые черные ресницы разомкнулись, глаза блестели в предвкушении.
– Конар – мое имя.
Опухшие от жарких поцелуев губы ведьмочки разомкнулись в удивлении, в округлившихся от шока глазах застыло изумление. Сразу вспомнилась инициация ведьмочек и Ирма дожидающегося какого-то ведьмака по имени Конар.
Вириди резко развернулась, одеяло, прикрывающее ее обнаженные груди, соскользнуло.
– ЧТО?!
Плечи ведьмака затряслись от сдерживающегося внутреннего смеха, но через мгновение его глаза жадно впились в большие притягательные округлости грудей ведьмочки. Крылья носа расширялись и резко сужались от его тяжелого дыхания. В мгновение он обхватил ведьмочку и подмял под себя, шепнул с хрипотцой в голосе. – Вириди, – смотря обжигающим взглядом желанья, продолжал шептать. – Какая ж ты обворожительная в своей красоте, в своей соблазнительной хрупкости. Накрыл своими губами до сих пор чуть приоткрытые в удивлении алые губы девушки. Сминая их, заставил забыть обо всем, заставил вновь извиваться от ласк его губ и рук.