Ведьмы.Ру
Шрифт:
И Димка закрыл глаза, падая на землю. Земля больно ударила в грудь, а где-то совсем рядом раздался хруст.
Филину не спалось.
Было у него такое вот, когда мысли всякие в голову влезают и там поселяются. И шурудятся в извилинах, ползают, почёсывая. Оттого меж ушей зуд мыслительный.
Ну и вообще всякое преставляется.
А тут и рога вот зачесались. Главное, кто бы знал, до чего с рогами спать неудобно. Вот Профессор — сразу видать, привык человек за тридцать-то лет — траву обмял, обтоптал, кинул на землю подушку, которую приволок откуда-то и на ней обустроился.
И рога.
Он прилёг на землю на правый бок.
В рёбра тотчас камень впился, прям через всю шерстяную шубу. Перелёг на левый. И в ноздрю травинка какая-то лезет, мешается. Попробовал на спине, но очень быстро пришёл к выводу, что на спине — это совсем уже не для козлов. Рога в землю упираются, позвоночник выгибается…
А мысли никуда не делись.
И так, и этак… короче, измаялся весь. Когда совсем уж тошно стало — ну никогда Филин мыслителем не был — поднялся и пошёл дозор держать. То есть сперва просто пошёл, а потом уж постановил для себя, что это вроде как дозором.
Ну, чтоб хоть какая цель имелась. С целью бродить по округе как-то приятнее, что ли.
Филин сам не заметил, как за пределы посёлка выбрался. Вроде вот ещё на дороге стоял, а вот уже дорог четыре, разбегаются во все стороны. А прямо перед ним старая тарантайка, из тех, которые Земеля для особых случаев держит. Эту Филин и запомнил лишь потому, что сам забирал.
Тогда ещё хозяин на него бросался.
С молотком.
Оно понятно, что от отчаяния, только что тут поделаешь. Филин молоток отнял и двинул чуть, так, чтоб в сознание привести. А то ж оно, конечно, махнуть легко, но если попадёт ненароком и сядет, кому от этого легче?
То-то и оно.
Сейчас вокруг тарантайки нарезал круги Димка. И ящик тянул знакомый, от бумаги. Только вот чуткие ноздри — Филин и не предполагал, что у козлов такое обоняние — уловили совсем не бумажный аромат. Какой — не понять, но нехороший.
Прям так шерсть на загривке дыбом поднялась.
А там уж из болтовни придурков стало ясно, что за ящик. И так-то… дальше как-то само собой вышло. Филин ещё успел пожалеть, что он в козлином образе. Был бы человеком, мигом бы клоунов уложил. А так… копыта, рога? Как бить?
Выяснилось, что если рогами, то очень даже неплохо.
Комок земли, которым в него кинули, Филин и не почувствовал. А стоило наклонить голову и дальше уже само как-то получилось. Он врезался в бочину машины, и с удивлением почувствовал, что металл прогибается, будто фольга.
Охренеть.
И машина дёрнулась, а ведь в ней весу-то…
Дальше всё вообще странно было. Нет, что Лёнька пересрал, это понятно. Он никогда храбростью не отличался. И Димка не лучше. Два идиота.
Филин увидел, что в Лёнькиной руке полыхнуло красным, ярким таким. А потом это вот, полыхнувшее, полетело в него. И он не собирался ловить.
Не собирался.
Это треклятое козлиное тело.
Его вдруг подбросило, а в следующий момент Филин осознал, что кривоватые зубы раскрошили… что? Главное, пасть обожгло, будто кипятка хлебнул. И этот кипяток всем комом ухнул в желудок, заставив набитые травой
кишки сжаться.И подумалось, что смерть-то глупая.
Она умной не бывает, но эта совсем уж чересчур. А потом кишки крутануло, так, как оно бывает, когда воды с газами нахлебаешься. И отрыжка пошла.
Филин только и успел, что пасть открыть.
А из неё уж столп пламени выплеснулся. Хороший такой столп. Широкий. Мощный. Это что вообще за…
Заорал Лёнька, скатившись куда-то в сторону.
Димка за ним.
Запахло палёным. Зашипел металл. И вяло выстрелили старые покрышки. Филин икнул и огонь оборвался. Вот… ни хрена ж себе.
Он потряс головой.
Опять икнул. И из ноздрей вырвались облачка дыма. А там, внутри, стало тепло и приятно. Нет, бабка-то, когда живая была, то коз подумывала завести. Всё приговаривала, что скотина уж очень неприхотливая. Что жрать может даже камни.
Камни ладно. Но чтоб огненные артефакты?
— Вот же ж… — Филин посмотрел в темноту и повернулся к ней задом. А потом подошёл к коробке, в которой нашлось ещё несколько глиняных болванок. Интересно, а если их не разжёвывать?
Или…
Где-то в небесах упреждающе громыхнуло. А потом на землю тяжко шлёпнулась первая капля. Впрочем, такие мелочи, как дождь, Филина ничуть не беспокоили.
Огненные артефакты приятно хрустели на зубах, а содержимое их текло по глотке, слегка опаляя и оставляя привкус ядрёного мексиканского супа.
Глава 33
Где вновь встает вопрос отцов, детей и демонов
Глава 33 Где вновь встаёт вопрос отцов, детей и демонов
Его мысли ворочались в его голове, соединяясь в звенья и разъединяясь, как трусы в сушилке без антистатика.
В целом обычные человеческие будни.
— Жень, ну вот что ты с этим делать собираешься? — поинтересовалась Антонина Васильевна, выставив на стол огромную сковороду. В сковороде кипел жир, и в жиру плавали огромные острова яичницы. Рядом в миске, на горе из свежесваренного картофеля плавилось масло, пуская по этой горе золотистые ручейки. И литровая банка с мягкими огурчиками смотрелась совсем уж в тему.
Главное, не обращать внимания на шляпки грибов, которые мелькали меж огурчиков. Что-то было в них смутно знакомое, и Данька пригляделся.
Потом моргнул и отвернулся.
Мухоморы.
Вот чего ещё от ведьм ждать-то?
Впрочем, вертеться ему не дали, сунув в руки головку сыра и нож.
— Так пока не решил. Ишь, какие смешные, — дядя Женя первым делом проверил целостность бутылок и теперь выставил их на кухне рядком, что, кажется, весьма не понравилось и Антонине Васильевне, и нежити.
Антонина Васильевна глядела мрачно, а нежить суетливо шевелила лапками и норовила куда-нибудь спрятаться.
— Погань.
— Ага… я вот чего подумал… оно-то изничтожить легко, но может, и вправду?
— Что «и вправду»? — с подозрением поинтересовалась Антонина Васильевна.
А Данила попытался отрезать сыр.
Чтоб. Сыр ведь мягкий. И нож сперва рухнул в головку, а потом взял и застрял, потому как помимо мягкости сыр обладал вязкостью.
— Что ты права. Надобно мне отходить от стереотипов. Поэтому себе оставлю. Пусть живут.