Ведро, тряпка и немного криминала

Та обливает меня духами с запахом ландышей, и, зафиксировав у стены, чтобы не дергалась, рисует на веках стервозные стрелки.

— Эй, эй, полегче! Не надо так густо! Белки же почти не видны! Уф… Все, спасибо!

Соседка немного подкрашивает меня тенями (а что, красиво и не слишком навязчиво, но каждый день так намазываться — нет, спасибо) и начинает допрос в стиле гестапо.

Куда собралась?

На встречу.

Конкретней.

С мужчиной.

Еще конкретней!

С одним не очень молодым, но привлекательным мужчиной, который пока не проявляет ко мне интерес, но, надеюсь, начнет проявлять! (Ого, как задвинула! О том, что у Костылева есть жена, предпочитаю временно умолчать).

Соседка жаждет подробностей, я обещаю забавный рассказ на вечер и долго выпрашиваю ее любимое клетчатое пальто. То самое, которое она не носит уже полтора года по причине несоответствия габаритов. Женщина мгновенно преисполняется надежд пристроить в надежные руки свой старый хлам (знаете, классика — выкинуть жалко, а пользоваться стыдно), поэтому большую часть времени я трачу на то, чтобы объяснить дружелюбной соседке, что мне не нужно дарить эту вещь, поношу один день и верну.

Обильно и многословно благодарю соседку за макияж и маникюр (ах да: еще мы красили ногти прозрачным лаком и провоняли всю кухню), после чего возвращаюсь к себе и долго верчусь у зеркала, настраиваясь на новый образ.

Зовите меня официально — «Марина Васильевна», сегодня я буду учительницей. Но я не молоденькая разгильдяйка в короткой юбке, а старомодная дама. Точнее, я динозавр, оставшийся с советских времен. Строгий и чопорный, как английский слуга.

Но я не первая учительница. О нет. Я нелюбимый преподаватель, ведущий непонятный предмет. Я обожаю задавать «на дом» и очень часто вызываю к доске.

Мой ищущий взгляд вызывает у тебя инстинктивную дрожь в коленях.

У меня есть любимчики, но ты никогда не был в их числе.

Я неприятное воспоминание прямиком из детства. Когда я что-то хочу, ты не смеешь мне возразить. А если рискнешь — я нажалуюсь твоей классной.

Другие учителя обходят меня стороной… И я почему-то нравлюсь твоим родителям.

Бр-р-р… Уф! После этого слегка бестолкового аутотренинга самой жутко стало.

На этот раз покидаю дом в одиночестве (нетрезвый дедок из соседнего подъезда не в счет — он все равно в алкогольной нирване). Вот это называется «закон подлости»: когда я кошу под бомжиху, весь двор собирается обсудить это зрелище, а стоит одеться прилично и, образно выражаясь, «ступить на путь исправления», никто даже не высунется. Хотя должны бы, конец рабочего дня…

Господа Костылевы живут в элитной девятиэтажке недалеко от школы. Скорее всего, выбирая учебное заведение для своего сыночка, они руководствовались соображениями транспортной доступности. В принципе, это правильно: зачем мучить ребенка, таская его в элитную гимназию на другой конец города, если по профильным предметам можно нанять репетитора (откровенно говоря, дети богатых родителей не всегда стремятся учиться). Хотя в данном случае они все равно выбрали неудачно…

Погруженная в размышления об извечной проблеме отцов и детей, я захожу в подъезд и вздрагиваю от неожиданности: широкий коридор сужается по принципу песочных часов, самое узкое место перекрыто турникетом, в прозрачной кабине поодаль расположилась тучная немолодая вахтерша. Женщина выгодно отличается от привычных сторожевых бабок внимательным блеском в глазах; но для меня от этого никаких плюсов. Скорее, наоборот.

— Эй, эй! — стучит по стеклу вахтерша. Охранница явно интересуется моей персоной, но очень странно: как будто я какая-то черепашка или рыбешка. Мне кажется, или это явление называется «профессиональная деформация».

Неторопливо приближаюсь к стеклу. Неспешно, с пяточки на носок, цок-цок-цок. Походку я репетировала перед зеркалом и в результате «доцокалась» — соседи снизу выразили свое возмущение ударом по батарее. Бедняги, не привыкли — обычно я перемещаюсь по квартире почти бесшумно.

— Добрый вечер! Мне нужно попасть в восьмую квартиру. Вы не могли бы…

Меня мгновенно перебивают уверенным заявлением, что Ярослав Иванович не принимает всяких там «репортерш». Кхм, кхм. Не думала, что я так похожа на журналистку.

Ну ладно, попробуем еще раз:

— Простите, но я работаю в школе…

— Без разницы! — рявкает тетка. Похоже, она очень любит свою работу — настолько, что собралась защищать все подступы к квартире Костылевых до последней капли крови.

А, может, вахтерша не прочь на кого-нибудь поорать?

Я знаю такой типаж. Мы с Катькой назвали его «трамвайная бабка». Эта коварная пожилая женщина, которая ездит в общественном транспорте и копит в себе негатив, чтобы выплеснуть его на ком-нибудь беззащитном. А лучший способ начать скандал в транспорте это, конечно, накинуться на кого-нибудь с требованием уступить место. Я не имею в виду бабусь, которые вежливо просят уступить место — о нет, только ту версию, которая забирается в автобус и начинает освобождать сиденье с наезда. Она никогда не пойдет к взрослому мужику, если можно прогнать молодую девушку или школьника.

Помню, как пару назад ко мне тоже так подгребали. Дело было утром, всю ночь я пахала как лошадь на другом конце города и сейчас возвращалась домой после смены. Устала как три собаки, сижу, почти сплю, и тут появляется бабка. Подходит, швартуется возле меня и начинает бурчать про наглую молодежь. Недоуменно оглядываюсь в поисках «молодежи» — в пределах видимости только пенсионеры пополам с мужиками-вахтовиками. Бурчание набирает обороты, до сонной Марины доходит плохо, и я понимаю претензии лишь тогда, когда бабка переходит к конкретике. Нетрудно догадаться, чью сторону примет автобус, если я вдруг спрошу, почему она выбрала меня, а не, к примеру, того мужика, который расположился правее. Ругаться не хочется; я примирительно улыбаюсь и начинаю вставать… пол резко уходит из-под ног, я падаю на бабку, толкаю тележку с ее помидорами и, кажется, наступаю на ногу. Бабуся шипит и бросается за тележкой, вахтовики орут на водителя что нечего так тормозить, я вежливо извиняюсь и пытаюсь абстрагироваться от нотаций, которые льются как из ведра.

Так вот, о чем это я? Похоже, что эта вахтерша искала кого-то побезобидней — едва ли она рискнула бы разговаривать в таком тоне с супругой местного олигарха. А на меня можно рявкать сколько захочется — я все равно не смогу ей как-нибудь повредить.

Опять же, сама виновата — в общении с теткой я выбрала не тот тон. Не стоит забывать, что сегодня я вроде как властная и уверенная в себе дама, а не простая уборщица с ведром и тряпкой наперевес.

Поэтому я гордо вскидываю голову и заявляю:

— Тогда давайте позвоним Костылеву и спросим у него разрешения.

Мой голос звенит не сталью, он бряцает мягкими металлическими линейками, но это лучше, чем ничего.

Вахтерша проникается настолько, что переходит на «Вы»:

— Я вам что, нанималась… — впрочем, звонить Костылеву она не спешит.

Перебиваю на полуслове. Невежливо — и плевать. Сейчас я решила быть злой — для хороших манер у нас есть русичка.

Хотя на самом деле она еще та змея…

— Вообще-то нанимались. Вам за это и платят. Если что.