Ведро, тряпка и немного криминала

Истеричные повизгивания Литературы становятся тише — похоже, она снова удаляется в сторону кухни. Я сворачиваюсь на диване и пытаюсь прикинуть, с кем же она разговаривала, и этот во всех отношениях подозрительный собеседник мог насоветовать ей насчет меня.

Возможно, что ее беззаконными действиями руководит недобитый физик — а если это кто-то другой? Надеюсь, ей не придет в голову вооружиться топориком и повторить на мне подвиг Раскольникова.

16

Лежу.

Валяться на продавленном физиком и политом чаем диване не слишком удобно, но меня все равно тянет спать. Дело, наверно, в том, что я еще не совсем отошла от своего чудесного больничного — а, может, просто не выспалась. Ну, или это снотворное — хотелось бы знать, сколько таблеток транквилизаторов милейшая Литература утопила в моей чашке. Сначала я насчитала пять, но ведь она могла и добавить.

С тех пор, как истерикующая Людмила выскочила из комнаты, прошло, наверное, минут сорок. Интересно, что она делает: точит ножи, готовит веревки, строит коварные планы, созванивается с сообщником… а, может быть, ушла из дома и убегает в неизвестном направлении? Вполне возможно — слишком уж тихо. От скуки начинаю продумывать перспективу слезть с дивана и сходить на разведку — по всем расчетам выходит, что лучше не рисковать.

Стоп! А это что за звук? Снаружи доносится какой-то приглушенный скрежет, и я принимаю решение затаиться и прикинуться ветошью — похоже, на физикову дачу прибыли очередные незваные гости. Надеюсь, что это менты во главе с прочитавшим мое сообщение Хучиком, а не какие-нибудь бандиты, мечтающие избавить Литературу от непрошенных посетителей.

Неясные звуки сменяются глухими ударами. Все ясно — с той стороны менты либо конкуренты; сообщники нашей и без того задерганной Людмилы стучали бы деликатнее.

Прислушавшись, различаю цокот каблучков — коварная отравительница явно заинтересовалась очередными гостями и мчится к двери. Напрасная трата усилий — все равно выломают. Окажись я на месте Литературы, осталась бы на кухне, хлебнула чайку или хряпнула бы пустырника. Хотя… наверное, нет, если бы мне удалось поменяться местами с этой манерной мадам, вся эта история закончилась бы гораздо быстрее — я просто не смогла бы вытерпеть физика больше трех дней. А он бы терпел меня и того меньше — этот чистюля страшно не любит кошек.

Невнятный поток моих слегка запинающихся мыслей прерывает новая порция шума: удары, потом резкий треск, какие-то вопли, звон…

Торопливо прикрываю глаза, сворачиваюсь в позе эмбриончика и усиленно притворяюсь спящей, хотя при таком звуковом сопровождении спать может только несвежий труп.

Непонятные звуки превращаются в нервные шаги, и низкий голос резко произносит:

— Марина?! Вы в порядке?! — впрочем, особой надежды в этом «в порядке» не слышится. Судя по голосу, Хучик морально готов выносить мой труп, предварительно попинав его за детективную деятельность.

Открываю глаза, успокаивающе подмигиваю ошарашенному менту, элегантно поднимаюсь с дивана… где-то на полпути обнаруживаю, что тело противно затекло и отчего-то дрожит, теряю координацию и кулем падаю на пол.

Хучик хватает меня за шкирку и рывком ставит на ноги, не забывая придерживать за одежду — наверняка беспокоится, что свалюсь. Его явно распирает от эмоций, даже глаза потемнели и кажутся не такими тусклыми. Похоже, следак вот-вот сорвется на крик — возможно, с раздачей поздравительных пинков.

— С вами точно все хорошо? — неожиданно по-деловому уточняет мент. — Стоите? Вот так. Хорошо. Не шатайтесь. Вы же не пили?..

Спешу его успокоить:

— Только чай, два глотка. Понимаете, если бы я вообще не пила, Людмила могла заподозрить неладное. Но я не думаю, что там было что-то опасное — наверное, какое-нибудь безобидное снотворное. Если хотите, возьмите пробу с этого ковра. Вообще-то она елозила там тряпкой, но ведь какие-то микрочастицы должны…

До «микрочастиц» бедный измотанный Хучик еще выдерживает, потом же явственно белеет и тычет пальцем в диван:

— Рассказывайте!

Кому это он? Наверно, все-таки мне — не думаю, что он настолько задергался, что начал разговаривать с предметами мебели.

— Вы знаете, мы с Людмилой никогда не были в дружеских отношениях и я, естественно, насторожилась, когда она ни с того ни с сего предложила налить горячего чаю — причем с такой коварной физиономией, что прям Борджиа отдыхают. Я заподозрила, что дело нечисто, согласилась для виду, а сама сняла тапки и направилась за этой выдрой. Она долго колдовала над чашкой и…

— Как вы поняли, что вас хотят отравить? — резко уточняет Хучик, засовывая руку в карман куртки (наверняка диктофон включает). Его физиономия явно не светится вселенским терпением, поэтому делаю над собой усилие и объясняю максимально понятно:

— Смотрите сами: Людмила по жизни меня недолюбливает — похоже, ревнует к своему драгоценному физику (тоже мне принц!). Сегодня я заявляюсь без приглашения и с порога начинаю задавать неудобные вопросы. Она то грубит, то отмалчивается, то вдруг решает угостить меня чашечкой чаю. Не нужно быть Иоанной Хмелевской, чтобы заподозрить неладное.

— То есть вы сняли обувь и босиком прокрались по коридору? — уточняет Хучик. Подозреваю, что он собирается искать мои следы в ультрафиолетовых лучах (читала, криминалисты постоянно так делают).

— Почему босиком? В носках.

Торопливо вспоминаю, какие на мне носки. Нашарив в памяти, что с утра были чистые и без дырок, слегка успокаиваюсь и демонстрирую ступни дотошному менту. Напрасно! Полы в доме физика не могут похвастаться стерильностью, но дело даже не в грязи, а в том, что носочки оказываются из разных пар: один голубой, а другой — сиреневый. Ой, блин…

Суровый Федор Иванович скептически изучает указанное цветовое многообразие и, чуть дергая глазом, уточняет голосом доброго санитара из психбольницы:

— Вы всегда надеваете разные носки, когда собираетесь к кому-то на дачу?

— Нет, но… так получилось. Вообще-то я люблю носки позитивных цветов…

Растерянно замолкаю под его взглядом. На самом деле «коктейль» из цветастых носков храниться в моем гардеробе со времен замужества. Зловредному алкоголику я всегда покупала черные, серые или коричневые, себе же — поярче, чтобы не путались. А то поначалу он вечно ходил в моих, а я нацепляла его. Не знаю, кого это раздражало больше… Так или иначе, теперь в моем скромном жилище не осталось ни одного черного, серого ли коричневого носка, и даже синие, насколько я помню, уехали вместе с Петькой. За годы совместной жизни их, кстати, накопилось прилично — и, зная предпринимательскую жилку неисправимого алканавта, могу поспорить на томик Донцовой, что он обязательно попытается (а, может, уже попытался) кому-нибудь их продать. А что, это деньги, которые тоже можно пропить.