Ведущая на свет

Вообще-то я теперь безработная. Но у меня есть три неиспользованных и несгоревших увольнительных за этот месяц и за предыдущий, которые мне полагаются как работнику Святой Стражи. Полагались. Но ведь они не должны сгореть из-за увольнения, да? Я же работала и имею право увидеть свою семью?

Когда я прихожу – в Департаменте Учета царит разгром и разруха. На гладком темном паркете – царапины, выбоины, оплавленные пятна.

И пусто. Очень пусто. Обычно тут полным полно народу, а сейчас холл Департамента пуст, как будто это не самое популярное место на восьмом слое.

– Что случилось? – спрашиваю я у Молли Митчелл, которая работает тут оператором и занимается приемом заявлений на выдачу увольнительных.

Молли – этакое миловидное создание, с изящным острым подбородком и россыпью веснушек по всему лицу. Солнце явно зацеловало эту девушку, и не зря – характер у неё очень теплый. У нас с ней хорошие отношения, я её даже рисовала несколько раз.

– Ты не слышала о побеге исчадия? – Молли удивленно таращится на меня и я запоздало хватаю воздух ртом. – Он прорывался через нас вчера. С боем. Не моя смена была, но мне рассказывали. Мы с утра разбираем документы, он нам тут форменный ад устроил.

– Много пострадавших? – виновато уточняю я, чуть прикрывая глаза. Поэтому и очередей нет, люди просто напугались. Понятно, что исчадия уже здесь нет, но привычное человеческое “а вдруг” никуда не девается и работает в посмертии даже лучше, чем при жизни.

– От нас четверо, – вздыхает Молли, – слава богу, час был неприемный, людей почти не было. Агата, тебе оформить выход?

– Ага, – я киваю, затем оглядываюсь на творящийся вокруг беспредел, – Молли, а ты можешь мне за один раз три пропуска выдать? Сейчас все подотойдут, понабегут, и очереди будут совсем адские, а я сама после отравления, совсем не хочу выстаивать их…

– Соскучилась все-таки по своим? – понимающе улыбается Молли, потом оглядывается на кабинет руководителя отдела, и встает. – Сейчас спрошу у мистера Уоллеса. Вроде нет в регламенте запрета на единовременное оформление.

– Да, конечно, спрашивай, – я киваю, а сама скрещиваю пальцы под столом. Умалчиваю, что дело вовсе не в “соскучилась по своим”. Честно говоря, даже полгода спустя мне все еще неловко приходить в свой смертный дом. И пусть ни отец, ни мать меня не видят, все равно как-то тяжело.

Рональд Уоллес не был архангелом, не был серафимом – и возможно поэтому Молли выходит из его кабинета сияющая довольной улыбкой. Наверное, Анджела Свон, только заслышав мою фамилию, отказала бы мне в пропусках в смертный мир. Навечно.

– Разрешил, – Молли так искренне за меня радуется, что мне поневоле становится стыдно, – сейчас, погоди, я оформлю бумаги. Заполняй заявления пока. И кстати, раз уж так, три пайка сразу забирай, поняла? И без нашей еды в смертный мир не суйся.

– Да, я помню инструкции, – киваю я и склоняюсь над заявлениями.

Мне кажется, что я что-то нарушаю, по крайней мере, пока я заполняю бланки, руки мои, сжимающие ручку, потихоньку трясутся. Кажется, сейчас вломится в дверь Департамента Перемещений Артур Пейтон, схватит меня за шиворот и отправит куда-нибудь в карцер.

Нет, в нашем отделении карцеров нет, но кто его знает, может, ради меня заведут?

Молли даже замечает мою нервозность, притаскивает мне мятного чая и даже какую-то булочку из собственных запасов, заставляя меня чувствовать себя еще более неловко. Впрочем, увернуться от дружелюбия Молли – почти преступление, поэтому я не брыкаюсь и выпиваю чай. И булочку тоже щиплю. Слегка с украдкой.

Никто не является, никто не изобличает меня как ту самую дурищу, что освободила исчадие, и сорок минут спустя я получаю и три изящных ключа на выход в смертный мир, два из которых тут же прячу в карман, и три продуктовых набора – кстати довольно неплохих, по крайней мере если сравнивать с продуктовым снабжением постящегося. Слава богу, я взяла с собой рюкзак. Честно говоря, и не думала, что оформлю три увольнительных сразу, это была импровизация – я серьезно опасаюсь, что приди я позже – и слух о моей причастности к побегу исчадия доползет и сюда, и с выходом будут известные проблемы.

Ключи работают просто. Ты берешь, запихиваешь их абсолютно в любую замочную скважину, хоть в дверцу шкафа, поворачиваешь ключ три раза, и вуаля. Теперь за дверцей твоего шкафа не четыре отглаженных форменных пиджака, а гулкий зал Вестминстерского аббатства, или какого-нибудь другого храма, куда загадаешь, туда и попадешь.

Перед тем как все-таки толкнуть дверь, я замираю, прислоняясь лбом к теплому дереву. Сегодня могу себе позволить, сегодня никто не дышит мне в спину и не торопит, потому что “я тороплюсь увидеть сына, а ты тут копаешься”. Да и сегодня потряхивает меня совсем не от того, что я боюсь видеть отца и угрызаться совестью от того, как я его подвела. Сегодня я намерена пойти на серьезную авантюру. Ну, по крайней мере, для меня это точно авантюра.

– Все будет хорошо, Агата, – тепло щебечет за моей спиной Молли, и я слабо улыбаюсь. Бывают же такие люди-солнышки, которые пытаются тебя согревать в любое время дня и ночи.

Выдыхаю, толкаю дверь от себя и шагаю в прохладу смертного мира.

В кармане рубашки, у самого сердца лежит сложенная вчетверо кредитная сводка.

Ну что ж, Генрих Хартман, держись.

Я иду по твою душу!

6. Поймать демона

Лететь над смертным Лондоном и не ностальгировать – просто невозможно.

Лондон Чистилищный – это даже не Лондон, там нет ничего привычного, там даже расположение улиц совершенно другое, не говоря о том, что нет никакой привычной архитектуры. Ни тебе Тауэра, ни Биг Бена, ни Лондонского Глаза, хотя это – еще самые поверхностные отличия.

А мне не хватает лондонских улиц, не хватает аллей Сент-Джеймского парка, по которым мы с Ханни гуляли по выходным, не хватает общественного Сада в Сент-Данстане, в котором часто рисовала летом, сбегая с последних пар в академии.

Одно обидно, когда ты оказываешься в смертном мире – он крутится без тебя. И Ханни растет без меня, и подружка по академии, та самая, с которой мы фотографировались на обшарпанной, но такой потрясающе живописной Принслет-стрит – она вышла замуж в прошлом месяце. Я должна была быть подружкой невесты и крестной её ребенка, но мне, увы, – уже не до этого.

Для смертного мира я призрак, причем невидимый. Демоны меня видят, собственно поэтому я приземляюсь, только когда нахожу нужную улочку и нужный ресторан.